Валерий Винокуров - Форвард платит за всё
— Если хочешь, чтобы твоя девица осталась жива, одевайся и спустись в ночной бар отеля. Там к тебе подойдут.
— Дайте... дайте ей трубку... — выдавил из себя Лобов.
Но на другом конце провода уже прозвучал отбой.
Несколько секунд Лобов соображал, что ему надо делать, потом вскочил, стал одеваться.
Он вошел в бар и в дальнем его конце увидел Земцова, сидящего спиной ко входу. Лобов хотел было направиться к нему, как почувствовал руку, сдавившую плечо. Обернулся. Перед ним стоял Будинский. Он подтолкнул Лобова влево, в кабинку, отгороженную ширмой от зала. Лобов задел травмированной ногой крутящееся металлическое кресло в кабинке и застонал от боли.
— Давай без глупостей! — холодно проговорил Будинский. — Все в твоих руках!.. Я хотел с тобой дома все обсудить, но ты взбрыкнул, пришлось применить прессинг!.. Я знаю, это неприятно, но что делать?!
— О чем ты?! — не понял Лобов.
— Не прикидывайся рваным пиджачком! Ты и дома у меня наговорил достаточно! Скрытые угрозы, намеки!.. Я знаю все, что произошло в Москве!..
— Не сомневаюсь!.. — усмехнулся Лобов.
Будинский выдержал паузу, оглянулся, точно кому-то подал знак.
— Так вот, я хочу знать, что знаешь ты и что тебе говорил об этом твой сыщик!.. Предупреждаю заранее, что только чистосердечное признание может облегчить участь Кармен, твою и твоих детей!..
Лобов при упоминании о детях невольно содрогнулся.
— Ну?! — торопил Будинский.
— Я попал в эту историю случайно, сам понимаешь!.. — вздохнул Лобов. — Не будь тех фальшивых двадцаток... Потом случайно увидел в стекляшке Бондаренко и Знобишина! Да и вообще, сам знаешь, наверное, у нас каждый второй чего-то везет на обмен, на продажу, лишь бы валюты побольше!.. Сам первое время лишнюю пару наручных часов прихватывал... А тут тебя увидел: огромный пакет из «Березки» тащишь. Зашел к Барсукову. Пакет опустел. Потом к Лопареву — пакета нет!.. А тут накачка следовательская: мол, торговля валютой, меня по телефо-ну пугают, жена разбилась, Бондаренко убили... Как ты думаешь после всего этого?! Тут любой шпионом покажется?! А в номер сегодня вернулся: выругал себя за это бабство! Нервишки просто сдают!.. Так что...
— А Интерпол тут при чем?! — спросил Будинский.
— Какой Интерпол?! Я дома у тебя о нем не говорил! — не понял Лобов. — Это я в машине, Гудку...
— Нет, я дома слышал, как ты это словцо ввернул! Это меня и разозлило!.. Я думаю: ах ты сволочь! И понесло!.. — уже словно оправдывался Будинский.
— Да это я так! — усмехнулся Лобов. — Знаю, что Интерпол есть, вот и все!.. Да посмотри на меня: какой я сыщик?! Если бы я был сыщиком, стал бы я трепаться вот так. в открытую?! Сыщики, знаешь, их не слышно и не видно!..
Будинский молчал, хмурился, не зная, верить Лобову или нет.
— Да и потом я в «Барселону» на два года собираюсь! Какой мне смысл тебя или кого-то закладывать, если я тут у тебя под боком постоянно буду?! Подумай головкой своей ватерпольной!..
Последняя тирада, видимо, подействовала. Будинский усмехнулся, развалился в кресле.
— Это ты прав насчет «Барселоны»!.. Логично!.. Ну а если сюда собираешься, какого черта ты языком весь мусор собираешь?! Ну, навариваю я немного, так это здесь, у нормальных людей, бизнес называется!.. Вам в Союзе уже все мозги этим социализмом прокомпостировали! Вы нормального бизнесмена за жулика принимаете! Скажи спасибо, что я еще тебе попался! Другой бы пришил и поминай как звали!..
— Ну, спасибо еще рано говорить, могли бы и без Кармен разобраться!.. — холодно напомнил Лобов. Отпусти ее!..
— А ее никто и не трогал! — усмехнулся Будинский. — Это чтоб ты пошустрей спустился!..
Лобов, не мигая, смотрел на Будинского.
— А вот если ты в Москве решишь отличиться, тут я ей не завидую!.. Впрочем, и тебе тоже!.. — пригрозил Будинский. — Ты меня понял!
— Понял! — Лобов поднялся и, ковыляя, дошел до телефона. Набрал номер. Ответила Кармен.
— Я тебе звоню в номер, никто не подходит! — забеспокоилась она. — Ты где?!
Будинский насмешливо наблюдал за Лобовым.
— Я у врача, массаж делали, потом мазью растирали!.. Сейчас отдохну и поковыляю к себе! Не волнуйся, до завтра!..
Лобов положил трубку, захромал к выходу. Когда он проходил мимо кабинок, то в соседней, рядом с той, в которой Будинский допрашивал Лобова, сидел с бокалом Земцов. Лобов криво усмехнулся.
— Смотри, форвард, без глупостей! — услышал он в спину реплику Будинского. Но не оглянулся.
Лобов вышел на своем этаже и, хромая, побрел к номеру. Он вставил ключ в дверь, отпер ее, но в номер не зашел. В задумчивости стоял перед дверью. Потом резко повернул ключ, заперев дверь, и пошел назад по коридору. Пройдя мимо лифта, пошел дальше и оказался около номера Гудовичева.
В нерешительности он стоял у двери чужого номера: постучать или нет? И вдруг за дверью зазвонил телефон.
— Алло, да, я, а кто же еще? — донесся из-за двери голос Гудовичева.
Какое-то время за дверью было тихо: доктор, понятно, слушал, что ему говорили по телефону. Наконец Лобов услышал, как Гудовичев орет в трубку:
— Идиот, кретин! Куриные мозги у тебя! Какой Интерпол? Кто тебя просил все выбалтывать? Тебе приказали его расспрашивать, а не трепаться! Ты же все испортил, болван, и нас обоих выдал ему с потрохами! Где он сейчас? Пошел ты к черту, дерьмо собачье!..
И там, за дверью, Гудовичев бросил трубку.
Лобов стоял, не шелохнувшись. Уйти — ведь теперь все ясно? Но разве не стало ему это ясно еще внизу, в баре? Или постучать, войти, посмотреть в глаза этому человеку?
Неожиданно дверь распахнулась, и они застыли лицом к лицу. Стояли и молча смотрели друг на друга. У обоих на лицах не было и следа злости. Только безмерная усталость. Оба понимали — или делали вид, что понимают, — их поединок подходит к концу. Или уже подошел?!
Первым принял решение старший по возрасту.
— Ну что ж, Леша, заходи. Не бойся. Ты же все слышал?! Я один в номере. Я вдвое старше тебя и втрое слабее. Со мной ты справишься, даже больная нога не помешает. Чего тебе бояться? Я же не бугай Будинский. Бугай Будинский! Неплохо звучит, а?
Ни слова не говоря, Лобов шагнул в комнату и быстро прошел вперед, обернулся. Гудовичев не спеша закрыл дверь и устало опустился в кресло.
— Спрашивай, — спокойно сказал он. — Отвечу на все твои вопросы.
Лобов молчал, стоя у окна.
— Не хочешь... Не хочешь со мной разговаривать. Твое право. Тогда слушай. Как думаешь, сколько мне лет? Я скажу тебе. Мне год до пенсии. У меня две дочери. Обе были замужем и обе разведенки. У меня три внучки. Безотцовщина. Никаких алиментов. У жены астма, еще с молодых лет. Так что считай: шесть женщин у меня на иждивении. А знаешь ли ты, что, когда врача берут на работу в Госкомспорт, он подписывает документ о неразглашении, как будто начинает работать на оборону страны. Не знаешь... То-то. А знаешь ли, что, когда тренер гандболисток Турчин защитил диссертацию, то она легла чуть ли не в спецхран с грифом «секретно»?! Ее нельзя было опубликовать. О подготовке гандболисток — и секретно, а? Потому что мы все знаем, как даются медали и рекорды. Мы знаем, чем кормим вас, спортсменов, перед чемпионатами и олимпиадами. И вот сейчас решили обходиться без допингов, без анаболиков, без переливаний крови. Ты веришь, что Грамов обойдется без них? Я не верю. Но это не мое дело. Хотят обойтись без них — пускай. Но почему я должен беспокоиться о здоровье разных испанцев, американцев и всяких прочих шведов? Все они мечтают об анаболиках и готовы платить за них бешеные деньги. А тот же Барсуков? Он же приказал мне перед сегодняшним матчем дать вам кое-что запрещенное под видом витаминов. И Веселов об этом знал. По-твоему, я должен был отказаться? Но вы-то все проглотили, и ничего, результат подходящий — он все спишет. Вот так-то, Леша.
Лобов молча вынул из кармана две таблетки и бросил на журнальный столик.
— Ах ты хитрый какой! — усмехнулся Гудовичев. — Ты их не принял. И что доказал? Остальные-то играли, и неплохо играли после этих таблеток. Пока ты будешь хромать, они снова примут, если Барсуков мне прикажет. И Грамов никогда не узнает. Потому что узнает он только о результате. И похвалит Веселова, Барсукова и меня, старика. Вот так-то, Леша. Не грусти. Помнишь, как у Лермонтова в «Тамани»: «Мне стало грустно. И зачем было судьбе кинуть меня в мирный круг честных контрабандистов?» Все. Я все тебе выложил. Как на духу. Теперь сам решай. Моя жизнь кончена. Через год на пенсию. Ты сам отец, тебе двоих ребят на ноги ставить. А мне... о жене и дочках уж не говорю... Дожить бы, чтобы погулять на свадьбах внучек. Ну, что молчишь? Скажи хоть, что делать будешь?
Лобов медленно пошел ему навстречу. Гудовичев напрягся, сидя в кресле. Но Лобов, ни слова не сказав, прошел мимо. Дверь за ним захлопнулась с легким стуком.
В Шереметьеве шел дождь.
