Владимир Бацалев - Убийство в "Долине царей"
— Очень может быть.
— Я вас недооценила.
— А я вас переоценил и не хочу развенчивать.
Лучше б я промолчал. От такого взгляда, каким ошпарила меня Размахаева, обычно прячутся под стол. Но я следил за ее пальцами, ловя момент, когда они начнут царапать мою физиономию, и взгляд благополучно прошел боком. Неожиданно Кашлин поднял голову и пробормотал:
— Первым к Картеру и Карнарвону пришел Безенчук, чтобы купить патент на саван Тутанхамона. Но мне непонятно, то есть мне понятно, когда просто двоится в глазах, но когда ты сам двоишься в зеркале! — это не зеркало, это недоразумение.
— Ему надо в кровать, — сказал я.
— Я отвезу, — ответила она.
— Вам помочь?
— Не первый раз.
Тут только я сообразил, кого Размахаева любит на самом деле, если вообще способна на какие-то чувства. Сообразил и пошел домой от греха подальше…
Утром я забрел к Квочкину. Накануне тот опять смотрел американский боевик, потому что носился по дежурке, как угорелый, и кричал:
— Сейчас я кому-нибудь задницу надеру!
Меня он тоже встретил «классическим» вопросом:
— У тебя все хорошо?
— Лучше-хуже некуда, — ответил я. — Оказывается, у Размахаевой был муж. По моим данным, он сошел с ума. Нельзя ли выяснить, где он находится?
— Как фамилия?
— Должна быть Размахаев.
— Позвони через пару часов…
Тогда, коротая время, я завернул к паталогоанатому-массажисту. Не очень-то он мне обрадовался и дверь открыл со скрипом. Я думал, что наткнусь на любовника, которого легко опознаю среди подозреваемых, но Горчицын был в квартире один.
— Подарили Кувыркалкиной букет от моего имени?
— Подарил.
— А она что?
— Взяла, — ответил он вяло.
Мы помолчали, думая каждый о своем.
— Чай пить будете? — спросил Горчицын, убирая паузу.
Я не смог побороть отвращения и отказался. В следующий раз буду ходить к «голубым» со своей чашкой и заваркой.
— Зачем вы соврали мне про деда с пуделем в бане?
— Я не врал.
— Врали, как сивый мерин.
— Нет.
— Так можно препираться до следующего утра, а утром продолжить, — сказал я. — Послушайте, Горчицын, в ваших интересах рассказать мне все, что знаете и о чем строите догадки, ибо всякое отмалчивание и увиливание тормозит следствие и наводит на ненужные подозрения. Вас можно привлечь к ответственности на основании соответствующей статьи Уголовного кодекса и временно поместить в Лефортовский изолятор. чему вы вряд ли обрадуетесь, если, конечно, не мазохист. Итак, вы знаете убийцу?
— Не знаю.
— Но догадываетесь?
Он неопределенно пожал плечами.
— Откуда вам известен Заклепкин?
— Какой Заклепкин?
— Какого в бане встретили и какого там не было ни телом ни духом.
— Я, наверное, ошибся, — сказал Горчицын. — Наверное, дед с собакой приходил в сауну.
— В женское отделение?
— Да.
— Поразительный дед! Испорченности вам обоим не занимать. И как же его шайками не закидали?
— Его просто не пустили.
— А зачем он приходил? Я еще могу объяснить появление чеховской дамы с собачкой в женской сауне, но деда с пуделем!..
— Может быть, ему кто-то срочно был нужен из клиенток.
— Какие у вас отношения с Опрелиным?
— Никаких.
— Вы знаете, кто он?
— Я знаю, кем он был раньше, — ответил Горчицын, — года три назад Опрелин возил ко мне Марину на массаж.
— В «УАЗике»?!
— Нет, это было еще до «Долины царей». Тогда он ездил на черной «волге» с партийными номерами.
— Вот это уже ценная информация, — сказал я, похлопал Горчицына по плечу дружелюбно и удалился…
На улице пришлось полчаса клянчить у прохожих монетку. С этой чертовой инфляцией ерунду сделать невозможно, а на что-то солидное нет денег. Наконец, одна девушка одарила-угостила меня медным российским рублем. Дозвонился сразу, видимо, повезло: никого в тот момент не убивали, не насиловали и не грабили.
— Нашел мужа Размахаевой? — спросил я Квочкина.
— Найти-то нашел, но вряд ли ты до него доберешься, ответил милиционер. — Его еще при социализме упекли в спецполиклинику. Туда сажали неугодных режиму, строптивцев всяких, правдолюбцев и помешавшихся на этом поприще.
— А куда еще сажать помешавших себе?
— Сейчас-то многих домой выгнали, но твой интерес на самом деле чокнулся.
— Может, перекормили лекарствами?
— Запросто, — ответил Квочкин. — Только тебя в эту клинику даже теперь не пустят…
— А гласность?
Но Квочкин меня не слышал:
— …Да и что тебе этот псих путного скажет? Все равно суд его в качестве свидетеля не примет. Так что, ищи других.
— Намек понял.
— Тут такое дело, — замялся Квочкин несвойственным ему тоном. — Сегодня конец квартала, мне машину по дешевке сделали, триста долларов не хватает. Сходи к Поглощаеву, попроси на текущие расходы или аванс.
— Не даст.
— А ты скажи, что послезавтра приведешь ему убийцу за руку.
— Ладно, попробую, — смирился я.
— Ты где?.. — спросил Квочкин. — Там и стой. Я за тобой заеду, чтоб побыстрей.
Через пятнадцать минут я входил в «Долину царей», за окном ждали желто-синие «жигули» с мигалкой на крыше. Вид мой на их фоне был очень внушительный.
— Срочно к Поглощаеву, — бросил я.
Кувыркалкина посмотрела на меня двусмысленно: то ли ждала, что я прощения попрошу, то ли хотела поблагодарить за цветы. Во всяком случае, рта она не открыла, и я прошел в кабинет без звука.
Поглощаев привычно трепался по телефону, Кашлин привычно вынул палец из носа и пожал мою руку.
— Деньги нужны, — сказал я Поглощаеву, когда он, наконец, наговорился. Если б у нас платили за телефон поминутно, он наговорился бы до бедности.
— Что так? — удивился он.
— Вот так, — пришлось ответить.
— Я не бездонная бочка, а вы вроде бы не рэкетир, сказал Поглощаев.
— Да ладно вам жадничать. Нужно-то всего триста долларов. В пересчете устроит и рублями, — сказал я. — Убийца Шекельграббера уже найден, послезавтра я назову его имя.
— А почему не завтра?
— Потому что завтра первое апреля. Вы мне не поверите.
— Скажите сейчас, — влез Кашлин.
Я на секунду замялся: — Нужно собрать кое-какие справки, чтобы не выглядеть голословным. В условиях постсоветской бюрократии эта проблема упирается во взятки.
— Я не виноват, что вам не хватило накладных расходов, выдавил Поглощаев.
— Вы виноваты в том, что тормозите следствие, — сказал я строго. — Да и беру я из своего гонорара.
— Не пойму, кто кого нанял, — Поглощаев поднялся и вышел. А я-то, наивный, думал, что деньги он держит в кабинетном сейфе, оказалось — нет. Где же? В морге, что ли?
— Зря вы сболтнули, что знаете имя убийцы, — сказал мне Кашлин.
— Вы тоже знаете? — удивился я.
— Так же, как и все, — догадываюсь, — ответил он.
Спрашивать: «Ну и кто?» — после собственного признания выглядело бы идиотизмом, и я промолчал.
— Лучше бы вам сегодня и завтра не ночевать дома, посоветовал Кашлин. — Одно из двух: либо он ударится в бега, либо убьет вас. Или покалечит — как получится.
— А кто скажет, что я его вычислил?
— Первый встречный-поперечный.
— Вы знаете свекра и свекровь Размахаевой?
— Нет.
— А ее родителей? Они живы? — спросил я по инерции.
Кашлин даже подпрыгнул на стуле.
— Вы обманули Поглощаева, вы не знаете убийцу Шекельграббера! Я так и думал. Лучше вам сегодня переночевать в милиции.
— Я посплю на посту.
Тут вошел Поглощаев и отсчитал деньги, причем рублями и по заниженному курсу. Скаред!
— Займись, наконец, делом, — бросил он зло Кашлину.
— Я занят, — спокойно ответил тот, — обдумываю организацию нового акционерного общества «Долина цариц». Потом откроем дочернее предприятие — «Долину приближенных и любимых животных»…
Я вышел в приемную и сел на край стола Кувыркалкиной.
— Что-то я по тебе соскучился.
— Вали отсюда, — ответила она.
— Только с тобой, — сказал я. — Пойдем скорей, Поглощаев тебя отпустил. Мне на поруки.
— Ты серьезно?..
На улице я передал деньги Квочкину.
— Ну зачем при свидетелях?! — прошипел он больше по привычке, чем из боязни.
— Это не свидетель, это подозреваемая номер один, у нее есть пистолет, — сказал я. — Слушай, подбрось нас до моего дома, надо уйти от «хвоста».
— Извини, старик, времени нет ни секунды. Приходи завтра, обмоем покупку, — и он укатил…
Через час мы уже пили в постели шампанское, за которое заплатила Ольга.
— Ты подлец! — говорила она после каждого глотка.
— Согласен.
— И дурак набитый!
— Возражений нет.
— И скотина!
— В точку.
— Я за тебя замуж не пойду!
— Этого и не требуется, — искренне ответил я.