Джеффри Форд - Девочка в стекле
Шелл ждал нас на ступеньках особняка. Когда мы подъехали, он спустился, чтобы открыть дверь для мисс Хаш.
— Есть что-нибудь? — задал он вопрос.
— Сегодня ничего, — сказала она. — Но вскоре это произойдет. Я бы сказала, что в течение дня-двух.
— Вам завтра утром понадобятся Антоний и Онду? — спросил Шелл, когда мисс Хаш вылезла из машины и прошла мимо него.
— Если вы будете так любезны.
— Сказать им, чтобы они подхватили вас у вашего дома?
— Нет. Меня устроит здесь. Скажем, в десять?
— Отлично.
Прежде чем продолжить путь к особняку, она повернулась, наклонилась к машине, помахала нам и сказала:
— Я провела с вами прекрасный день, джентльмены. Благодарю вас.
Мы с Антонием помахали ей в ответ.
— Из вас получилось такое милое трио, — сказал Шелл, сев в машину и закрыв дверь.
— Босс, — отозвался Антоний, нажимая на педаль газа и направляя «корд» к выезду, — эта мисс Хаш настоящая конфетка.
— Что еще?
Здоровяк подумал немного, направляя машину вдоль живой изгороди.
— Возможно, она тронутая.
Я увидел, как другая машина, с включенными фарами — уже смеркалось, — въехала в поместье Барнса, направляясь навстречу нам.
— А ты, Диего? Ты выяснил, откуда ей про нас известно?
— Нет, — сказал я, поворачиваясь к проезжающему мимо автомобилю.
Кроме водителя, в нем сидели трое — две неясные фигуры сзади и одна спереди. Отчетливо я разглядел лишь шофера, хотя и не увидел его лица. Но большую широкополую шляпу на нем мне было видно хорошо. Машина быстро проехала мимо нас, но шляпа эта показалась мне ужасно знакомой.
ОНА — КИДАЛА
В тот вечер воздух в Инсектарии был неподвижен. Мотыльки распростерлись на стенах, а бабочки собрались на ветках и стволах. Наверху, около фонаря, порхал единственный парусник.
— Очень жалею, что мы не оказались у Барнса до исчезновения его дочери, — сказал Шелл. — Они с женой — истинно верующие. У них уже были спириты, читатели мыслей на расстоянии, телепаты. Хозяйка говорит, что практикует автоматическое письмо. В доме полно всяких талисманов и книг по оккультизму. На Барнсах мы могли бы сделать маленькое состояние.
— А как тебе Барнс? — спросил Антоний, ставя стакан с вином на стол.
— В интеллекте и здравомыслии человека, до такой степени увлеченного мистикой, можно усомниться, но в остальном, кажется, он сражен горем из-за пропажи девочки. Он провел меня по саду, откуда она исчезла, а потом должен был уйти по своим делам. После этого гостеприимство пришлось проявлять его жене. Она очень молчалива — явно убита горем.
— Знаешь, — сказал Антоний, — любой, кто сумел законно заработать столько денег, не может быть совсем уж глупым.
— А ты нашел что-нибудь в саду? — спросил я.
Шелл покачал головой.
— Ничего там нет. Мы прошли по всему дому. Конечно, мне все время приходилось останавливаться и делать вид, что я получаю сведения из мира духов — дрожь, кивок, вздох. Это было грустно — видеть, как надежда расцветает в глазах миссис Барнс, а потом вянет, когда оказывается, что мне нечего ей предложить.
— У меня от всей этой истории мурашки по коже, — признался я.
— Эта благотворительность, тот факт, что мы пытаемся сделать что-то настоящее, просто отравляет мне жизнь, — кивнул Антоний.
— Кто желает, может выйти из игры, — разрешил нам Шелл. — У меня выбора нет — только продолжать, пока дальше некуда будет идти или пока я не найду девочку.
— Да ладно тебе, Джонни, перестань, — сказал Антоний. — Что же ты все-таки нашел?
Шелл рассмеялся.
— Я познакомился с прислугой, порасспрашивал их немного, но, судя по всему, они не лгут. Потом миссис Барнс провела меня в комнату дочери на первом этаже, — там огромный эркер, из которого открывается вид на тыльную часть сада. Миленькая комната для девочки: куколки, кукольный домик, кровать под балдахином, лошадка-качалка — все просто великолепно… Я искал-искал, ничего любопытного не нашел, но потом добрался до стола в углу комнаты и начал перебирать стопочку рисунков Шарлотты. Там я впервые узнал кое-что о внутреннем мире девочки, а не только о ее внешности. Миссис Барнс сообщила мне, что незадолго до исчезновения ее дочь жаловалась на ночного призрака — он бродит по имению, заглядывает в ее окно. За два дня до похищения девочка расплакалась ночью, и миссис Барнс вспомнила, что ей пришлось прийти в комнату Шарлотты.
— И что мать — видела что-нибудь?
— Нет. Но девочка за это время сделала три рисунка пастелью, пытаясь изобразить то, что видела. Мужская фигура, сияющая в ночи, голова — как большая белая картофелина, голубые стеклянные глаза. На одном из рисунков человек сидит на корточках в кустах, на другом — возвращается в чащу деревьев. Но самый поразительный рисунок — последний, он изображает лицо в окне. Миссис Барнс утверждает, что девочка рисовала замечательно для ее возраста, и притом очень часто.
— Ну какой ребенок не видит всяких ужасов, когда темно? — сказал Антоний.
— Может, кто-то присматривался к месту, чтобы потом его ограбить? — поинтересовался я.
— Я тоже об этом подумал, — сказал Шелл. — Некоторые рисунки девочки висят у нее в комнате — родители, котенок и всякое такое. Я бы сказал, что она больше была склонна к реализму, а не к выдумкам. У Барнса, кроме того, есть два сторожа, которые обходят имение по ночам, и еще один сидит в будке у входа.
— А как по-твоему, мать считает, что есть связь между этими рисунками и пропажей девочки? — спросил я.
— С точки зрения Барнсов, все явления имеют связь с миром сверхъестественного, — сказал Шелл. — Но эти рисунки явно вывели ее из себя. Она ни разу не произнесла слово «призрак», когда говорила о них. Она использовала слово «диббук».
— Это что еще за херня такая? — спросил Антоний.
— Не знаю, но она, судя по всему, думала, что мне это слово известно. А я просто кивал, делая вид, что так и есть.
Антоний поднял стакан и осушил его.
— Что скажешь, босс, можно, я здесь закурю?
— Нет.
— Ну ладно, тогда хоть пососу сигаретку. — Он вытащил сигарету и сунул ее в рот, не прикуривая. — Все это дело какое-то мутное, и уж совсем непонятно, почему до сих пор никто не потребовал выкупа.
— Мы мало знаем о Барнсах, — заметил я. — Возможно, у него есть враги.
— Мы много о чем мало знаем, — сказал Шелл. — Он дал мне список лиц, посещавших их дом в последний месяц.
Шелл засунул руку в карман рубашки и вытащил сложенный лист бумаги.
— Что-нибудь бросается в глаза? — спросил Антоний.
Шелл развернул листок и пробежал его глазами.
— Тут, похоже, в основном светские дамы. И пять-шесть мужских имен. Среди них и наш знакомый — мистер Паркс. Я начну выяснять, кто это такие, а вы завтра утром покатаете мисс Хаш.
— А ты узнал, как мисс Хаш попала в дом Барнсов? — спросил я.
— Миссис Барнс сказала мне только, что та появилась в их доме два дня спустя после исчезновения и предложила свою помощь. Хаш сразу же убедила миссис Барнс в своих способностях, сообщив некоторые подробности из жизни семьи. Вот и все. Я не хотел слишком уж любопытствовать на сей счет.
— Кажется, Антоний запал на нее, — заметил я.
Силач смерил меня взглядом и неторопливо покачал головой.
— Она кидала, — сказал Шелл. — Кидала, к тому же довольно неуклюжая.
— Ты думаешь, она может быть связана с похитителями девочки? — спросил я.
— Мне эта мысль приходила в голову. Но все-таки мне кажется, что она, так сказать, просто кует железо, пока горячо.
Последовала долгая пауза. Затем раздался голос Антония:
— Пойду-ка я покурю в кухне, а потом — дрыхнуть. Меня завтра ждет долгий день с новобранцем и мадам Снежинкой.
Мы пожелали Антонию доброй ночи. Шелл откинулся к спинке стула и закрыл глаза, словно пытаясь сложить воедино все части головоломки. Для меня все случившееся было слишком сложно. И я отпустил свои мысли на свободу, вспомнил Лидию Хаш: сначала — как она положила руку мне на плечо, потом — как она пела, когда мы перекусывали. Эти воспоминания почему-то вызвали в памяти образ Исабель и ту ночь, когда мы сидели на камне рядом с водой. Мне захотелось снова увидеть ее.
А потом я вдруг увидел, что глаза Шелла чуть приоткрыты и он смотрит, как над столом между нами порхают две бабочки-парусника — желтая и белая. Шелл устало улыбнулся:
— Ацтеки называли этот вид «шочикецаль», что значит «драгоценный цветок». У них была одна богиня, которая следовала за воинами на поле битвы, и если кто-то получал смертельное ранение и лежал на смертном одре, она совокуплялась с умирающим, держа во рту одну из этих бабочек.
— Я помню, мать говорила мне, что эти mariposas[38] — души мертвых, — сказал я.
— Ты часто вспоминаешь Мексику?
