Фридрих Незнанский - Принцип домино
Прерываемый одышкой, он одной рукой взялся за сердце, а другой потряс в воздухе номером «Российских ведомостей» и покосился на Диму Гуреева, лысоватого, малоприметного молодого человека в затемненных очках, которого ему удалось внедрить в администрацию президента, где он сейчас курировал правоохранительные органы. Дима неопределенно вздохнул, после чего значительно промолчал. И все тоже промолчали.
Босс перевел взгляд на Антона:
— А вот и шеф моей безопасности, собственной персоной! Который еще до начала совещания должен был тут все проверить, не заложили ли фугас, не поставили ли прослушку!
— Все уже сделали мои ребята, — пожал плечами Антон. — И доложили мне по мобильному, пока я сюда ехал.
— Кстати! — Белявский грузно приподнялся и навел на него палец. — Чтобы не забыть! Мне только что передали, что у нашего знаменитого режиссера Никиты Малхазова, национального достояния России, лауреата Канн и триумфатора Венеции, остановились съемки нового фильма только потому, что этот негодяй Левка отказался спонсировать его новый шедевр! Вернее сказать, оказался недостоин такой чести. Из-за того, что Малхазов отказался поставить подпись под этой самой коллективной стряпней! Давай, Антоша, ты же с ним близко знаком, звони ему прямо сейчас. И как только свяжешься, дашь мне трубку.
— Алло… — Антон услышал в трубке знакомый скрипучий голос режиссера Малхазова с едва уловимым северокавказским акцентом.
— Никита, это я, Антон, здравствуй… Долго же ты не отвечаешь…
— Слушаю тебя, дорогой. Сам знаешь, поздно ложусь, поздно встаю… Что хорошего скажешь?
— Все забываю про твой режим… Скажи, это верно, что Разумневич отказался финансировать твой проект?
— Ну да, хотя толком еще не знаю… — осторожно проговорил Малхазов. — Темнит что-то. Мол, туго с деньгами, то-се. А что? Ты откуда знаешь?
— С тобой Эдуард Григорьевич хочет поговорить по этому поводу, передать ему трубку?
— Ну передай… А у него есть какие-то предложения?
— Есть, есть, — торопливо подтвердил Эдуард Григорьевич, выхватив трубку. — Здравствуйте, Никита… — Он строго посмотрел на Антона.
— Теймуразович… — едва слышно подсказал тот.
— Тимурович, — поспешно закончил приветствие Белявский.
Великий кинорежиссер, привыкший к искажению отчества, только вздохнул.
— Антон мне сказал, будто этот скряга Разумневич положил с прибором на собственное обещание финансировать ваш проект? — продолжал Белявский. — Я ушам не поверил. Вернее, наоборот, мне куда более странно было узнать, как вы могли довериться этому человеку? Ведь он ни черта не смыслит в искусстве!
— Моя гражданская позиция ему не нравится, — туманно ответил Малхазов. — А что, вы мне хотите предложить некую альтернативу?
— Ну по мере наших возможностей, которые в наше столь трудное для всех приличных людей время…
— В России времена всегда трудные, — прервал его Малхазов. — Других не припомню. Восемьсот тысяч дадите? Именно столько мне недодал ваш лучший друг.
— Долларов? — упавшим голосом и с изменившимся лицом спросил Белявский.
— Нет, лир, — хмыкнул Малхазов. — Да или нет? Извините, у меня тут художественный совет, а время ограниченно…
— Ну конечно, конечно, во имя святого искусства… — пробормотал Белявский, стараясь не смотреть на участников совещания. — Но я должен поставить этот вопрос на правлении нашего банка. Уверен, мы решим его положительно…
— Мне нужно это точно знать до завтра, — снова прервал его Малхазов.
— Понимаю… Считайте, что они у вас есть, — подтвердил Белявский. — Если, конечно, вы к тому времени прервете всякие отношения с Разумневичем и расскажете о случившемся в интервью на телевидение, да хотя бы на канале ТВТ.
— С той минуты, когда я увижу сумму прописью, я не присяду с Левой на одном гектаре, — заверил маэстро.
— Желаете налом?
— Нет, слушайте, зачем мне связываться с налоговиками? Они мне и так всю плешь проели… Просто перешлите на наш счет в Северо-Западный банк… Одну минуту, сейчас я вам продиктую его номер…
Когда стали расходиться, Дима Гуреев придержал за локоть Антона:
— Вы, кажется, большой специалист по преодолению автомобильных пробок. А я очень спешу. Не подбросите?
Антон понимающе кивнул, покосившись на босса, но тот сейчас был занят другими делами.
В реквизированной «тойоте» Антон отпустил водителя и сам сел за руль, Гуреев сел сзади.
— Здесь нет подслушки? — спросил Гуреев, когда они немного отъехали.
— Исключено, — кивнул Антон, покосившись на всемогущего пассажира в зеркальце заднего обзора.
— Я давно хотел с вами поговорить, — продолжал Гуреев. — Мне показалось, что у нас есть нечто общее. Буду говорить прямо: мы оба утомлены излишней опекой нашего общего благодетеля.
Антон молча кивнул, ожидая, что тот скажет дальше.
Малхазов, не вставая из постели и только приподнявшись на локте, набрал номер Олега Ивановича.
— Олежек, дорогой, это я, Никита… Я насчет этой вашей коллективной писульки.
— Ну слава богу! Решился наконец? Учти, Лев Семенович очень на тебя обижен.
— Только что я разговаривал с Белявским. Он предложил отстегнуть, сколько скажу, только бы я не давал свою подпись под этим воззванием ко всем людям доброй воли в его защиту… Слушай, откуда Белявский пронюхал, что вы собираете подписи?
— Не знаю, это не мое дело, — сухо сказал Олег Иванович. — У них своя система безопасности, у нас своя. Сколько он тебе предложил, если не секрет?
— Я просил у него восемьсот штук. Ровно столько, сколько вы мне пообещали, а потом зажали. И съемки под угрозой срыва… Да, ради гарантии он потребовал, чтобы я публично с вами расплевался. Причем через его ТВТ. Что скажешь?
— Только то, что он заказал тебе публичный скандал ценой в восемьсот штук… — констатировал Олег Иванович, взглянув на часы. — А ты мне позвонил, чтобы повысить ставки. Ладно, я постараюсь уладить. Жди моего звонка. Или Вадик сам тебе перезвонит.
10
Он быстро набрал номер Вадима.
— Вадик, привет, есть срочный разговор.
— Что-то взволнованный какой-то… — хмыкнул
Вадим. — Никак почуял добычу, судя по твоему возбужденному голосу, и желаешь со мной поделиться?
— Старик, твой нюх тебя не подвел. Мне только что звонил наш гений.
— Это который? Напомни, а то из нашего корыта кормится с десяток гениев. Даже больше. Он от кино, от театра, телешоу?
— Догадайся с трех раз. Все кормятся, но не все отказываются ставить свою подпись под нашим воззванием к мировой общественности по поводу преследования свободы слова и свободного предпринимательства.
— А, этот, Малхазов? — вспомнил Вадим. — Призер и лауреат, которому Лева показал фигу, когда он заупрямился?
— Он самый. Только что звонил. Уже готов переметнуться в лагерь другого фарцовщика за миллион баксов. Причем с публичным скандалом. Старик, на это нельзя не реагировать.
— Понимаю… — протянул Вадим. — А почему ты решил позвонить мне, а не прямо Леве?
— Для тебя же лучше, если шепнешь ему ты… Чтобы поднялись твои котировки.
— С чего вдруг ты такой щедрый? — удивился Вадим.
— Вадик, — терпеливо сказал Олег Иванович, — я в настоящий момент думаю не о себе… Пойми, нам нельзя терять время! Малхазов — восточный человек, вспыльчивый и мстительный, у таких кровная месть не заржавеет, не в прямом смысле, конечно… Он сразу даст интервью на ТВТ про зажимистого Леву, и наши общие котировки, возросшие после моей статьи, снова упадут. Переговори с Левой прямо сейчас. Объясни, все может завершиться очень нежелательным скандалом. Малхазову поверят на слово, когда он популярно объяснит, почему мы перестали его финансировать. Ты меня понял? Давай звони Леве, я пока отключаюсь. А потом сам перезвони Малхазову. У меня тут верстка горит…
Вадим набрал номер Разумневича, взглянув на часы. Черт, как раз сейчас у него лечебный массаж. Ну ничего, лишняя встряска не помешает…
— Лев Семенович, извините, что прервал ваше занятие… — сказал Вадим, услыхав недовольное «алло» в динамике сотового. — Но есть дело, не терпящее отлагательства.
— Так говори, не тяни… — нетерпеливо сказал Разумневич.
Ну да, у него сейчас новая массажистка, мельком вспомнил Вадим. И будете ним, пока родная жена Алла Ефремовна, которую он боится больше всего на свете, о ней не узнает. Эдакое создание с ласковыми глазами. Начинающая… Кто ее видел, все хвалят. Мол, эротический массаж делает, как никто другой. А старому хрычу это особенно в кайф, хотя ему прописали массаж других частей его ненасытного организма… Могучее было поколение, эти бывшие стиляги и фарцовщики, подумал он с уважением. Хотят сегодня наверстать и взять от жизни все, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы возле «Националя» и «Коктейль-холла» в охоте за иностранными гостями.
