Ирина Градова - Чужое сердце
– А как насчет похищений ради органов? – спросила я, стараясь перевести беседу в нужное мне русло. – Ведь именно этим спровоцирована ваша последняя статья о Толике Лавровском? Как, кстати, вам удалось узнать о мальчике, ведь персоналу больницы строгонастрого запретили посвящать в дело прессу?
– А как вы самито о нем узнали? – хитро прищурившись, усмехнулся Олег. – Если у вас имеются свои информаторы, то почему же вы думаете, что и другие не найдут подход к нужным людям? Я свои источники не выдаю, уж не обессудьте! Что же касается органов – да, я и этим занимался. К сожалению, счастливых исходов мало, вы и сами в курсе: обычно дети, похищенные для этих целей, не возвращаются, их потрошат целиком, а оболочку, как бы цинично это ни звучало, выкидывают на помойку. Они забирают все, что можно пересадить реципиентам, – почки, печень, роговицу глаз, поджелудочную железу, кишки, даже кисти рук! Когда я начинал этим заниматься, то не думал, насколько велика проблема незаконной торговли органами, особенно – детскими.
Я посмотрела в окно, не в силах больше фокусировать взгляд ни на фотографиях, которыми были увешаны стены, ни на журналисте, так обыденно говорившем об ужасных преступлениях против человечества. Там, за стеклом, сгущались сумерки, но было еще достаточно светло, чтобы видеть: стоит прекрасная погода, почти безветрие, люди копошатся внизу, спеша по своим делам, не подозревая о том, что гдето, совсем рядом с ними, происходит нечто, способное ужаснуть даже самого отпетого циника.
– Я поднимал статистику, – продолжал между тем Олег. – Такие преступления редко раскрываются. Тела обнаруживаются зачастую через несколько лет, когда и речи быть не может о том, чтобы отследить каналы транспортировки органов. А сколько тех, кого вообще не находят? Это уже не говоря о том, что остается еще и этический вопрос: насколькожив или мертв был пациент, у которого изъяли органы для трансплантации? Вы же знаете, как редко врачам удается добраться до пригодных к пересадке органов, потому что в России, к сожалению, мы все трясемся над своими покойниками или почтипокойниками.
– Легко вам говорить! – процедила я.
– Ято как раз знаю, о чем говорю, – возразил Гришаев. – Начав заниматься этим расследованием, я, скажем так, переосмыслил свое бытиеи написал завещание, в котором после смерти передаю свое тело медицине. Если не пригодятся органы – что вполне возможно, ведь я курю и выпить не дурак, – тогда пусть оно пойдет на исследования или в анатомичку: студентам, в конце концов, тоже нужно на комто тренировать свои практические навыки.
– Это серьезный поступок, – сказала я с уважением. – Благородный. Однако я могу понять родных пациентов, которых вынуждают принять тяжелое решение. Вы же понимаете, что, как сами выразились, добравшись до тела, врачи потрошат его с ног до головы, так как лист ожидания органов не позволяет миндальничать. Для них тело – только тело, а для родных и друзей – дорогой человек.
– Странные слова – для врача! – хмыкнул Гришаев.
– Ну, я же анестезиолог, а не трансплантолог, – пожала я плечами. – Кроме того, я, каким бы странным вам это ни казалось, тоже человек, и у меня есть чувства. Но это все лирика, а меня интересуют конкретные люди, а именно те дети, которые по непонятным причинам остались не только живы, но и относительно здоровы. Вы расскажете мне о них?
– А почему этим не занимается милиция или прокуратура? – задал встречный вопрос журналист. – Ах, да, они же уже однажды облажались, простите за выражение, да? Теперь на это дело решили бросить вас, этот... ОМР, так вы называетесь?
– К сожалению, наша жизнь состоит из парадоксов, – ответила я. – С журналистами люди обычно говорят охотнее, чем с представителями следственных органов. Так как насчет того, чтобы поделиться информацией?
Олег посмотрел на меня снизу вверх и снова прищурился, словно оценивая свои шансы на чтото, известное лишь ему одному.
– Qui pro quo? – предложил он.
– Но что же мы можем вам предложить? – удивилась я.
– Эксклюзив на Владислава Красина, например?
– Откуда вам известно про Владика?! Нет, и речи быть не может!
– Ну, тогда – пардону просим, – развел руками Гришаев. – На нет и суда нет.
Я судорожно размышляла.
– А что, если так: мы действительно предоставим вам эксклюзив, но не на интервью, а на освещение расследования?
Сказав это, я немедленно пожалела о своих словах, представив себе лица Лицкявичуса и Карпухина, когда они обо всем узнают, но журналист уже зубами и когтями ухватился за такую возможность.
– Правда? Я смогу писать о ходе вашего расследования? Это же... класс!
– Но вам придется придерживать информацию в интересах дела, – быстро добавила я. – Все равно, Олег, именно вы будете единственным журналистом, которому не придется рыть носом землю в поисках необходимых сведений.
Конечно, ему не понравились мои слова о том, чтобы «придерживать информацию», но это все же лучше, чем ничего. Так Гришаев и рассудил, сказав:
– Что именно вы хотите узнать?
* * *
Марина стояла у входа в «Макдоналдс», где проходил день рождения одноклассника Юли. Слава богу, думала она, что теперь закусочные и кафе предлагают программу проведения различных мероприятий, иначе родители, как в старые времена, сбивались бы с ног, пытаясь подготовить праздник для десятка детей. И это не говоря уже о том, что в течение двухтрех часов, как минимум, ребята будут без умолку галдеть, сводя с ума маму и папу. Тарелки и чашки придется постоянно мыть и снова наполнять, попутно следя за тем, чтобы отпрыски чужих семейств не приделали чемунибудь ноги или не испортили технику и одежду.
Теперь эта проблема решена, и Марина уже подумывала о том, чтобы и на день рождения Юленьки снять помещение в какомнибудь приличном месте. Нет, конечно, это будет не «Макдоналдс» – хватит с ее дочери этих гамбургеров, полных холестерина и еще черт знает чего! Она почитает брошюры, проконсультируется с подругами, залезет в Интернет, наконец, и решит, какое место лучше всего подойдет для этой цели. В конце концов, у них с Павликом только одна дочь, и она заслуживает самого лучшего.
Дети постепенно выходили из дверей и бросались к ожидающим родителям, горя от нетерпения рассказать им о том, как здорово провели время на дне рождения. Марина начала раздражаться: ну, конечно, ее дочурка, как обычно, в последних рядах – большей копуши свет не видывал, честное слово! Куда бы они ни ходили – в бассейн, на танцы, на дополнительный французский, – Юля всегда выходит самой последней!
Но вот девушка в униформе стала закрывать, и у Марины чтото екнуло внутри.
– Погодите! – воскликнула она, придерживая дверь рукой. – Моя дочь все еще внутри!
Девушка удивленно посмотрела на молодую женщину и покачала головой.
– Извините: все дети уже вышли.
– Да нет же, постойте, этого просто не может быть: моя дочка, Юля, была на празднике! – сорвалась на крик Марина. – Я оставляла ее в кафе, вместе с другими ребятами, а теперь вырассказываете мне, что ее нет?!
– Мы проверим еще раз! – испуганно сказала девушка в униформе и кинулась внутрь. Одна из женщин, еще не успевшая выйти, подошла к Марине. Это оказалась мать именинника, Таня Чижова.
– Ты не волнуйся, – мягко сказала она, – может, проглядела Юлюто, а? Она наверняка с другими девочками уже на улицу выскочила и тебя не заметила!
Точно зная, что такого просто не могло произойти, Марина послушно последовала за Татьяной к выходу из торгового центра. Может, Юля и в самом деле там? Может, она действительно отвлеклась на несколько секунд и не увидела, как дочка проскочила мимо, занятая болтовней с подругами? Любое предположение было сейчас лучше, чем та мысль, которая крутилась у нее в голове: Юля пропала, пропала среди десятка других детей, пропала, хотя за ней должны были приглядывать устроители праздника!
* * *
Наше очередное собрание в «Волне» отметилось появлением нового участника – журналиста Олега Гришаева. Лицкявичус орал на меня по телефону минут десять, узнав, какую сделку я заключила с репортером. Тем не менее ему пришлось признать, что без Гришаева наше расследование сильно затянется, а то и вообще зайдет в тупик: после беседы с Олегом я выяснила, что из фигурантов дел о пропаже с последующим возвращением детей лишь двое попрежнему проживают в Питере. Остальные отбыли в неизвестном направлении. Разумеется, можно их поискать, и наверняка они найдутся, только вот сколько времени и усилий на все это потребуется? А еще, если учесть нежелание оставшихся пострадавших беседовать с Карпухиным, как представителем следственных органов, наши шансы таяли на глазах. Таким образом, Лицкявичус решил все же выбрать меньшее зло в лице Гришаева и допустить его в «святая святых» – свой офис. Более того, он позволил журналисту выступить с кратким обзором ситуации.
