Лариса Капелле - Скрижали бессмертных богов
Это было неслыханным святотатством. Последнее убежище души, последняя надежда в этом изменчивом и предательском мире, единственная тихая гавань, на которую не распространялись тлен и прах, грозили развеяться как дым. И кому как не Нектанебу было известно, что конец этой веры станет концом Египта. Уверенность в неизбежности воздаяния за праведную и неправедную жизни обеспечивала хрупкое равновесие, умиротворяла толпу, пугала сильных и давала надежду слабым. Он прекрасно помнил секретные наставления Великого создателя храма Ра в Гелиополисе, Имхотепа. И именно на его плечи возлагалось главное – поддерживать священный огонь в душах подданных. Теперь он стоял перед выбором: должен ли он вмешиваться в происходящее или нет? Нектанеб вздохнул и, развернувшись, вернулся в храм.
Храм Ра в Гелиополисе славился далеко за пределами Египта. Не только египтяне, но и чужестранцы часто являлись с подношениями к всесильному богу, Отцу всего сущего. Храм представлял собой целый комплекс зданий, в котором располагались в правильном порядке великолепные дома жрецов, здания поскромнее для писцов и прислуги, сады, скрытые зеленью бассейны для омовения, и в центре располагалось главное святилище, посвященное Ра. Кроме служебных и жилых помещений на территории храма располагалась еще и академия, в которой будущие жрецы обучались всему: письму, математике, наукам о земле и звездах, растениях и животных и, наконец, получали знания о человеческом теле и, самое главное, душе. Недалеко от академии располагалась лечебница, в которой жрецы и их помощники помогали больным. Здесь же находилось здание, в котором облегчали страдания безнадежных больных, тех, кто вскоре должен был отправиться в последний путь.
Однако наряду с надземной частью существовала у храма и подземная часть – катакомбы. В них располагались многочисленные помещения, в которых мертвого готовили к последнему пути: переходу в Царство Света. Но не всем было суждено довести до конца свое путешествие на запад, в страну заходящего солнца, на вечные луга царства зеленого бога Осириса. Душам неправедных вход туда был закрыт. Только для правильно живших смерть была лишь порогом, дорогой к Осирису, победившему смерть и указавшему людям путь к новому рождению. И для любого египтянина вся жизнь должна была быть подготовкой к этому переходу. Однако человек оставался человеком, низменные страсти брали верх, слабости разлагали душу, и люди забывали про спасение. Именно это все больше и больше наблюдал в окружавших его людях Нектанеб. Нет, Верховный жрец Ра не был идеалистом, так была создана человеческая раса, так тому и быть. Но именно им, жрецам, было предназначено направлять слабую человеческую природу к истинному свету.
Он обязан был поговорить с фараоном, и немедля. Приободрившись, он отдал несколько кратких приказаний служителям храма на время своего отсутствия, вызвал храмового колесничего и отправился в дорогу. Он никогда не брал с собой охрану. Имя Верховного жреца храма Ра было окружено почтением и благоговением. При виде невысокой и слегка сутулой фигуры все проходящие почтительно кланялись. Нектанеб пользовался уважением, не только потому, что познания его были настолько обширны и глубоки, что мало кто из живущих мог сравниться с ним. Главное, что, несмотря на свое высокое положение, Верховный жрец был равнодушен к почестям, презирал богатство и в его храме каждый страждущий мог найти утешение и помощь. Хотя слава Нектанеба не всем была по вкусу, слишком уж разительным был контраст между простотой Верховного жреца и упивающимися роскошью ближними сановниками и родственниками фараона.
Зал, в котором фараон принимал своих приближенных, был изумительно красив. Он был построен совсем недавно, и для его украшения ничего не пожалели. Пол, стены и потолок были сделаны из белого мрамора, сверкавшего в лучах солнца. Стены были расписаны самыми лучшими мастерами и повествовали о славных деяниях Тутимайоса, властелина Верхнего и Нижнего Египта. Тутимайос расположился на обитом изумрудной материей деревянном кресле с резными подлокотниками, отделанными золотой чеканкой. Его лицо с подведенными глазами и фальшивой бородой было спокойным и слегка презрительным. Нектанеб, уважавший и любивший отца фараона, испытывал весьма смешанные чувства к сыну. В глубине души он был уверен, что Египет заслуживал лучшего господина. Тутимайос был слабым, порочным, обожавшим удовольствия и уделявшим мало внимания управлению государством. Его окружал сонм фаворитов и льстецов, в карманы которых, как из рога изобилия, лилось золото и драгоценности, в то время как казна пустела. Вот и сейчас фараон был окружен своей кликой. Только несколько сановников располагались в стороне. Это были в основном чужеземные принцы, выросшие при дворе фараона. Они были молоды, получили лучшее египетское воспитание, но все равно чувствовали себя чужими во дворце. Из них одно лицо привлекло внимание Нектанеба. Ум и достоинство проглядывали в глазах. Его звали Мусос, и Нектанеб знал историю этого человека. Рожденный рабыней, по велению богов он был усыновлен дочерью фараона, вырос во дворце и получил такое же воспитание, как и все остальные дети фараона. Знал Нектанеб, что он только недавно узнал свою истинную историю, и положение его народа глубоко ранило его сердце. Именно это страдание и прочитал Нектанеб в глазах юноши. Молодой человек заметил внимание Верховного жреца и поклонился. Нектанеб еле заметно улыбнулся в ответ. Он дал себе слово повнимательнее присмотреться к бывшему сыну рабыни. Тем временем фараон кончил слушать своего верховного визиря и обратил свой взор к Нектанебу. Верховный жрец спокойным голосом начал протокольную часть:
– О Божественный, Всесильный сын Гора, мое сердце наполняется радостью и преклонением, когда я вижу тебя…
– Это ты можешь пропустить, перейдем к делу, – спокойно прервал его фараон.
– Как вам будет угодно, – кивнул Нектанеб.
– Итак, я тебя слушаю.
– Меня беспокоят разграбления гробниц, Светлейший.
В зале послышался шелест, фавориты недовольно зашуршали и завозмущались вполголоса. Нектанеб своими словами нарушил негласное правило не портить настроение фараону. В конце концов, Сын бога вовсе не был обязан заниматься столь обыденными делами, как поиск преступников.
– Я дал приказание Хуфу перерыть весь город и его окрестности, но найти банду пока не удалось! – недовольным тоном ответил фараон.
Хуфу был королевским прокурором, глазами и ушами фараона.
– И ему удалось что-то найти?
– Нет, ровным счетом ничего. Если не считать несколько погребальных ваз и пары браслетов у торговцев древностями. Торговцев, конечно, тут же бросили в тюрьму, но даже самые признанные мастера пыток не смогли вытянуть из этих отбросов никакой стоящей информации!
– Они не знают тех, кто им продал вазы?
– Нет, утверждают, что воры были одеты как жители пустыни, с закутанными лицами.
В зале послышался настоящий ропот. За кого принимает себя этот Верховный жрец! Неслыханная дерзость! Занимать внимание Светлейшего столь низменными делами! Но Нектанебу было не до чувств окружения фараона.
– Ты удовлетворил свое любопытство, жрец? – высокомерно заявил фараон. – Ты можешь задать вопросы Хуфу, я прикажу передать тебе все имеющиеся в его распоряжении сведения.
Всем своим видом фараон давал понять, что аудиенция закончена и он намерен теперь заняться чем-то более интересным, нежели скучными и монотонными государственными делами. К фараону сразу приблизился Ипур, главный интендант дворца, помимо всего прочего занимавшийся увеселением правителя. Нектанеб спокойно поклонился и вышел из залы. Ему здесь больше делать было нечего. Похоже, пока все усилия фараоновых ищеек привели к нулевому результату. Он задумался. Вся эта история была очень странной. Обычно грабители гробниц спешили тут же избавиться от похищенного. Ими всегда руководила простая жажда наживы. Но эти, похоже, что-то искали. И, самое неприятное, они были очень хорошо осведомлены. Верховный жрец решил действовать. С Хуфу он встретится завтра, а сегодня ему хотелось проверить одну мысль.
* * *Время в лагере текло своим чередом и успешно съедало день за днем. Кася слонялась по лагерю, рассматривала с преувеличенным интересом черепки, которые еще во времена студенчества надоели ей больше некуда. Иногда ее восхищала, иногда раздражала способность как археологов, так и палеонтологов по одному обломку восстановить нечто, существовавшее тысячи, а то и миллионы лет назад. У себя она таких способностей не замечала, и копаться в земле в поисках этих самых обломков прошлого ей было откровенно скучно. Если бы не Ринат Бикметов, она откровенно бы взвыла от тоски, тем более условия существования в лагере были далеко не самыми комфортными. Постепенно она почувствовала странную близость с тюркологом, они перешли на «ты» и разговаривали обо всем. Ей он был интересен, но, с другой стороны, она чувствовала в нем какую-то непонятную недосказанность. У нее даже иногда проскакивала нелепая мысль, что тюрколог играет какую-то одному ему известную роль. Но она быстро себя успокаивала: от скуки у нее явно развилась мания подозревать всех и вся. Вот, например, ей показалась несколько странной новая повариха экспедиции. Старая уволилась по семейным обстоятельствам через три дня после Касиного появления в лагере, а новая, Татьяна Лузгина, была похожа на кого угодно, но только не на повариху. Может быть, на красавицу-стряпуху из одноименного фильма ее детства, но только не на традиционную представительницу этой профессии. Руки у Лузгиной были мускулистыми, но ухоженными, и она явно не провела последние двадцать лет собственной жизни за плитой. Лицо тоже было избаловано заботой и вниманием, и даже несколько недель лагерного быта не могли «скрыть» этого. Кроме Бикметова и поварихи ей показался странным рабочий Вадим, фамилию его она пока не узнала. Как и Татьяна, он совершенно не походил на работника физического труда. Конечно, с глубоко интеллектуальным занятием «копай глубже и кидай дальше» он справлялся довольно успешно, но все равно, как ни крути, на рабочего был не похож. И, наконец, ей в первый же день не понравился шофер экспедиции, Семен Порываев. На этом она решила остановиться. Ей явно нужно было хоть какое-то занятие, иначе придется обращаться к психологу. Во всяком случае, первые признаки мании преследования уже появились. Вдалеке показался Ринат. Кася решительным шагом направилась к нему. Ее появление тюрколога обрадовало.
