Владимир Соловьев - Похищение Данаи

Не успел уследить, как все произошло. Саша вдруг взметнулся и бросился на Никиту. Тот извивался в его руках, как змей, очки отлетели в сторону, а Саша — это я сам видел — уже достал до шеи. Отчаяние придавало ему силы, да он был и дюжее. Никита пытался что-то сказать, но из сдавленной гортани вырывался только хрип. Лицо посинело, на нижней губе повисла слюна, зрелище отвратное. Живо представил, как треснет сейчас шейный позвонок, язык вывалится изо рта и Никита падет в собственные экскременты, скончавшись от кровоизлияния в мозг. И Сашу оправдают за это убийство, но засудят за предыдущее, потому что тот же почерк.

— Да разними же их, Глеб! — толкнула меня изо всей силы в бок Галя. Этого еще не хватало.

Что мне оставалось? Разбросал их, как котят, пользуясь своим весовым и физическим преимуществом. Никита отлетел метра на полтора и, стукнувшись головой о раковину, затих, а Галя подбежала к Саше, который легко отделался, приложившись мордой об стол.

Я подошел к Никите — с виска стекала кровь, глаза закрыты, на губах пена, на шее синяки, тело как-то неестественно обвисло. Меня одолевали противоречивые чувства. В мои нынешние планы это не входило, не для того мы наладились к Саше в гости. Меня любой суд оправдает — не рассчитал силы, разнимая драчунов. Что меня самого занимало — почему я их так неравнозначно раскидал, врезав Никите по первое число?

Наклонился над ним, схватил под мышки, пытаясь приподнять его тело, но он словно обмяк в моих руках. И тут только до меня дошло, что он придуривается, симулируя смерть. Может, и его любовь к Лене — тоже представление? Только для чего? Из одной любви к искусству?

— Опасно играешь, — сказал я. — Со смертью шутки плохи. Сначала ты с ней шутишь, а потом она с тобой.

— Мяу, — открыл он глаза. Видок без очков был беспомощный, жалкий. — С тобой, вижу, тоже не пошутишь. Хорошо вы меня на пару уделали. От тебя не ожидал. Мастак драться — ну и силищу ты скопил в заокеанье!

— Круглый год овощи и фрукты. Витамины, сам понимаешь, — возвратил его шутку, подавая ему очки: хорошо хоть не разбились.

— Вот ты и засветился! — прохрипел Никита Саше, поднимаясь. — Думал, со мной как с Леной. X…! Меня только равный убьет!

Внутренне содрогнулся от такого предсказания, но виду не подал, да Никита и не глядел в мою сторону.

— Живи! Кому ты нужен, падаль! — бросил ему Саша, около которого суетилась Галя, хотя ничего окромя синяка под глазом и нескольких пустяковых царапин. Окарябался об стол, раскровянил физию — жив-здоров. Зря Галя смотрела на меня волком.

Три часа ночи — пора валить: не дежурить же нам коллективно у постели мнимого самоубийцы? Не устережешь, коли он действительно решился. Но думаю, что после сегодняшней встряски — секс с мышкой и рукопашная с Никитой — повременит, а то и вовсе откажется от замысла, если даже прокручивал его в своей поехавшей голове. Да и кто хоть однажды не помышлял наложить на себя руки? Лично я неоднократно. Самоубийство — разновидность убийства, а убийца спит в каждом и только ждет своего часа. В большинстве случаев, понятно, этот час так и не наступает. Иначе человеческая история давно б закончилась и земля снова возвратилась в свое изначальное дикое состояние.

Пошатываясь, Никита отправился в гальюн — досталось ему от нас обоих! Да и надрался — две бутылки усидели, он особенно налегал. Я дождался своей очереди и тоже отлил перед уходом. Потом толпились у дверей, полупьяный треп, обмен последними любезностями между Сашей и Никитой, чуть снова не схлестнулись, я обещал заглянуть еще разок — Саша алчно поглядывал на меня как на собеседника (точнее, слушателя). Да и мне было немного жаль, что так мы с ним наедине и не покалякали. Не в последний раз видимся — будет еще возможность. Обнялись на прощание, он снова захныкал у меня на плече.

— Ну, хватит разводить сырость, — грубовато сказал я, стараясь скрыть, что и сам расчувствовался.

Не сразу даже сообразил, что к чему, и, только когда мы с Никитой очутились за дверью, вспомнил, что Галя протянула мне на прощание руку и я ее автоматически пожал.

— Из нее вышла бы неплохая сиделка, — сказал я уже на улице. Сердобольная.

— Или любвеобильная, — ухмыльнулся Никита, массируя пальцами горло. Теперь у нее наконец появился шанс.

— Чего ты городишь? Совсем вы тут без меня спятили! Хочешь знать, циник ничуть не меньше во власти иллюзий, чем романтик.

— Сколько ты отсутствовал?

— Сам знаешь — девять лет.

— И думаешь, что жизнь здесь у нас остановилась? — сказал он точно как Галя. — Совсем напротив, дружок! Понеслась как ракета. Конечно, не намылься ты тогда, мы б, может, до сих пор жили в коммунистическом раю от края и до края. А так уж — извини. И империя тю-тю, и коммунизм приказал долго жить, хоть и оживает понемногу, и к следующему твоему визиту мы Петербург обратно в Ленинград переименуем — опять-таки путем свободного волеизъявления граждан. И Галка уже не та Галка, которую ты бросил девять лет назад, вместо того чтобы вывезти за кордон. Даже в карьерном смысле: лицо вполне официальное — директор театра. Пока ты прожигал жизнь в заокеанье, мы здесь тоже не совсем бездельничали.

— Нелепо обвинять меня в невежестве. Ты о нас знаешь еще меньше, чем я о вас.

— В гробу в белых тапочках! Жизнь индейцев меня не колышет.

— Ты имеешь в виду Америку?

— Мяу! Девять лет назад ты бы не переспрашивал. Потерян код. У меня больше общего с любым бедолагой, чем с тобой. Для вашего брата это ego-trip, а нам тут в одном котле вариться.

— Что значит «Галя уже не та»? — спросил его напрямик.

— А то, что Сашка — ее последняя бабья ставка. А кому он вставляет и кто ей, большого значения не имеет.

— Это началось сразу после убийства Лены? Никита уставился на меня как на дурня.

— С луны свалился? Это началось еще в Сараево, когда ты ее клеил, а потом трахал. Потому и сопротивлялась, что положила глаз на Сашку. Но тот был скособочен на Лене. Вот Галка тебе и дала — назло Сашке. С тех пор ей все равно с кем. Думаешь, зря людям имена дают? Галина — по-латыни курица! Сам понимаешь, курица — не птица, баба — не человек. Или как говорил Фома Аквинский: женщина существо незавершенное. Вот тебе парадокс: ее безлюбый промискуитет вывернутая наизнанку верность Сашке.

— А он знает?

— А ты думал! Потому и пинает ее.

— А ты почему? — не удержался я.

— Я — бескорыстно. По чистой злобе. Сам посуди: у этого придурочного две бабы, а у нас с тобой ни одной, не считая Данаи. Да и та — одна на двоих. И он расхохотался на всю улицу. — Как делить будем?

— Тебе верхняя половина, мне — нижняя, — пошутил я, но на всякий случай все-таки уточнил, а он уж понимай как хочет: — Даная тебе не принадлежит.

Впервые у меня мелькнуло, что, кто знает, может, за всеми моими пертурбациями и ностальгией по трехсотлетней фемине я что-то в этой жизни упустил. Та же Галя, к примеру, — было мне перед ней даже неловко, что я ее бросил, поломав ей жизнь, а вдруг это я свою сломал? И не ее, а себя мне жалеть? Выходит, когда она говорила, что любовь не задалась, имела в виду не меня? И тут же поймал себя на том, что предательскими этими мыслями изменяю Данае.

— Ты клевещешь не только на других, но и на себя, — сказал я. — Я тебе не верю — ни в твой цинизм, ни в любовный карьеризм Гали. А тем более что Саша задушил Лену.

— Я этого не говорил.

— Прямо не говорил, но намекал.

— Согласись, у него были причины.

— А у тебя?

— А у Галки? — задал он встречный вопрос.

— Не пори чушь! — всерьез рассердился я.

— Я не утверждаю, что Сашка убил Лену. Я не утверждаю, что ее убила Галка. Я не утверждаю, что я ее не убивал. Видишь? Я ни в чем не уверен — даже в самом себе. Но у всех были причины. Включая Галку. У нее, может, больше, чем у других. Но это еще не значит, что она убила Лену. «Если б я знал!» передразнил он Сашу.

— У вас с Галей совместное алиби.

— Вот именно! Весь вопрос, кто кому его устроил. Точнее, подстроил. Если один из нас лжет, то другой вполне может оказаться убийцей.

Решился и спросил без обиняков:

— В тот вечер вы были вместе?

— Как тебе сказать? Быть-то были, но рядом с местом убийства, а чтоб задушить человека, достаточно нескольких минут. Сам видел, как это делается: не вмешайся ты — я б уже отправился к праотцам. Жаль только, что с Леной так бы и не встретился: она небось в раю пребывает — святая, а мне туда путь заказан.

— Не надоело паясничать? Как вы оказались рядом с их квартирой?

— Я-то на законных основаниях: как сосед. А вот чего там Галка сшивалась?

— А где вы с ней встретились?

— Да прямо у их дома и встретились.

— Она шла к ним?

— Или выходила от них. Почем мне знать?

— Может, это ты выходил от них?

— Кто спорит? Может, и я. Я буду говорить — что она, она — что я. Это вопрос веры: кому из нас верить? Теперь уже ничего не докажешь. Потому ни на чем и не настаиваю, будучи по натуре солипсист. Сплошная неопределенность! Один из нас предложил другому отправиться в ближайший шалман, что и было незамедлительно проделано. Вот мы и сварганили себе взаимное алиби, обратив на себя внимание, устроив там небольшой скандальчик.