Полина Дашкова - Кровь нерожденных
Лицо Зои Генриховны стало белым как бумага, но она даже не вскрикнула от резкой боли. Конечно, сейчас можно было бы громко позвать на помощь, но кто услышит? Стены дома толстые, добротные, никакой звукопроницаемости.
— Ничего не знаю! Ничего вам не скажу! — превозмогая боль, Зоя Генриховна смотрела Ржавому в глаза.
— Скажешь, скажешь, старая сука. — Водила легким движением накинул удавку старухе на шею. Ржавый поймал и ухватил ее вторую руку.
— Уехала она, — прошептала Зоя Генриховна, когда удавка легонько сдавила ей шею, — уехала давно, два часа назад.
— А что же ты ее звала? — вкрадчиво спросил Ржавый, заглядывая в выцветшие старушечьи глаза.
— Забыла я, не знала, — голос ее был тихим, как никогда.
«Только бы девочка сейчас не вернулась, — повторяла про себя, как заклинание, Зоя Генриховна. — Господи, сделай так, чтобы Леночка сейчас не вернулась, Господи, помоги ей!»
Мутная волна застлала Ржавому глаза. Он сам не заметил, как саданул старухе коленом в грудь. Она скорчилась и стала падать прямо на Ржавого. Водила не успел отпустить удавку, и шнур впился в дряблую шею. На Ржавого что-то нашло. Перевернув носком ботинка тело старухи на спину, он стал колотить ногами без разбора — в живот, в грудь, в лицо.
Боль была такой страшной, такой нереально жестокой, что Зое Генриховне показалось, будто и не с ней все это происходит. Кухня, лицо бандита, мятный запах жвачки из его рта — все закрутилось и поплыло куда-то вниз. Там же, внизу, в липком розовом тумане, осталась боль; стало легко и хорошо. Сквозь медленный, чистый снег на нее глядел покойный муж Вася, протягивал руки и ласково говорил: «Все, Зоюшка, все уже кончилось, не бойся, иди ко мне, отдохни».
И Зоя Генриховна легко побежала сквозь прозрачный, сверкающий снег к нему навстречу.
* * *Ржавый опомнился от того, что Водила орал ему прямо в лицо:
— Ты что, охренел?! Она же мертвая!
Тяжело дыша, Ржавый огляделся.
— Так, Колян, — деловито произнес он, — быстро возьми простыню в комнате. Быстро, я сказал!
Глаза Коляна испуганно перебегали с Водилы на Ржавого:
— Зачем вы ее замочили? Что теперь делать?
— Делай что говорю, придурок. Неси простыню!
— А где? — Колян никак не мог опомниться.
Водила вбежал в комнату, вытянул простыню из незастланной постели Зои Генриховны, аккуратно расправил сверху одеяло.
— Носилки давай. Подняли. Положили, — командовал Ржавый.
— Что? Куда? — бормотал Колян, помогая укладывать тело на носилки.
Сорвав с крючка кухонное полотенце, Ржавый, быстрым движением вытер кровь с лица покойницы, затем стер несколько небольших кровавых пятен с линолеума. Полотенце он подпихнул под простыню, которой до подбородка было закрыто тело.
Окинув кухню придирчивым взглядом, Ржавый спокойно сказал:
— Все, братва. Быстро линяем.
Они вышли, легко подхватив носилки, захлопнули двери и стали спокойно ждать грузовой лифт. Если теперь кто-нибудь их увидит — они бригада «скорой», приехали по вызову, женщине плохо стало, забирают ее в больницу, очень спешат. Кому в голову придет усомниться?
* * *Лена гуляла с Пиней уже почти час. Пес разыгрался, никак не хотел идти домой. Наконец он дал пристегнуть поводок. Лена решила сначала зайти в гастроном, который находился через дорогу, купить какой-нибудь еды, потом вернуться, позавтракать, покормить Пиню.
Она стояла в небольшой очереди к кассе и смотрела сквозь стекло на Шмитовский проезд. Здесь еще ходили трамваи, которых в Москве уже почти не осталось. Трамвай лениво прозвенел, постоял на остановке, тронулся. Сразу за ним Лена увидела «скорую».
— Девушка, говорите, — услышала она, как сквозь вату, голос кассирши, пришли в магазин с собакой, да еще очередь задерживаете!
Пока Лена шла к подъезду с пакетом еды, пока поднималась на лифте, открывала дверь, она повторяла себе: «Прекрати, успокойся. Так можно сойти с ума. Мало ли „скорых“ в Москве?»
Зои Генриховны дома не было. Пиня повел себя очень странно: залаял, заскулил, забегал по квартире, то и дело останавливаясь на кухне, возбужденно обнюхивая пол и протяжно воя. Он поднимал длинную морду вверх, закрывал глаза, издавал утробные собачьи трели.
Лена решила, что пес так взвинчен после долгого общения с пуделихой Кларой. Она зажарила яичницу для себя и для него, бросила в его миску вдобавок к яичнице несколько кусков колбасы, потом опустила пакетик чая «Липтон» в кружку с кипятком и позвонила на работу, секретарше Кате.
— Значит, так, — затараторила Катя, — твои билеты уже у меня. Летишь ты в среду, в двадцать два тридцать, обратный билет с открытой датой, но шеф сказал, у тебя не больше двух недель. Он тебя ждет сегодня для разговора, напридумывал для тебя кучу дел в Нью-Йорке. Слушай, а ты где сегодня ночевала? Ты сейчас вообще где? Я тебе вчера весь вечер звонила и сегодня утром.
— Я у тети. — Лена с трудом вклинилась в Катин речевой поток. У Кати была манера говорить без остановки и задавать вопросы не для того, чтобы услышать ответ, а так, для разговора.
— Да, тебе тут девица какая-то звонила, с тоненьким голосочком. Говорит, ей с тобой нужно срочно встретиться. Подожди, я, кажется, записала, как ее зовут.
Было слышно, как Катя, прижав плечом трубку к уху, шарит в бумагах на столе.
— Нет, не могу найти, — сообщила она наконец. — Вроде Валя, откуда-то из Подмосковья, то ли Солнечногорск, то ли Лесногорск. В общем, я сказала, чтобы она заехала к нам в редакцию.
— Спасибо, Катюша. Я буду через час.
* * *«Скорая» выехала на Дмитровское шоссе. Коляна трясло как в лихорадке. Ему приходилось драться не раз, крови он не боялся, но такая вот зверская «мокруха» произошла на его глазах впервые. Кончили несчастную старуху, которая просто подвернулась под руку. Теперь он, Колян, соучастник убийства при отягчающих обстоятельствах.
У него перед глазами все стояло спокойное, даже блаженно-отрешенное лицо Ржавого, когда он ногами дубасил мертвую уже старуху.
«Отморозки они. Надо с ними завязывать, — с тоской думал Колян, — а как теперь завяжешь? Или они меня замочат, как старуху, или вместе сядем».
«Скорая» направлялась к Долгопрудненскому кладбищу, где у Ржавого были знакомые могильщики. За сравнительно небольшие деньги или за несколько порций наркотиков они устраивали так называемые «начинки», или двойные захоронения. В могилу, заранее приготовленную для законных похорон, клали труп, который необходимо было спрятать, присыпали землей. Потом туда сверху опускался гроб «законного» покойника — и все. Найти ничего нельзя было. Милиция, конечно, знала о таких «начинках», но не станешь же вскрывать и раскапывать все свежие могилы на кладбищах! Что скажут родственники покойных, когда прах их близких будут тревожить в поисках «начинки»?
А нет трупа — нет убийства. Эта истина известна даже школьнику. Могильщики молчали, никогда никого не закладывали, ибо опасались сами стать «начинкой», к тому же дорожили легким нехлопотным заработком.
— Ну, что ты скис? — весело спросил Ржавый. — Привыкай, фраерок, привыкай. Травки хочешь покурить?
Колян увидел, как Ржавый выстукивает на ладонь табак из «беломорины», потом ловко забивает в пустую бумажную трубочку толченую сухую траву.
— Не хочу, — буркнул Колян.
Ржавый щелкнул зажигалкой, затянулся.
Табак из «беломорины» он зачем-то ссыпал себе в карман куртки.
— Ка-айф! — Лицо его сморщилось в какой-то блудливой кошачьей гримасе.
— Эй, Ржавый, дай затянуться! — рявкнул через плечо Водила.
— Ты же за рулем! — изумился Колян, глядя, как Ржавый передает Водиле папиросу.
Водила с удовольствием затянулся несколько раз, а Ржавый потрепал Коляна по плечу и хихикнул:
— Ничего, быстрей доедем.
«Скорая» неслась по шоссе. Вдалеке на перекрестке мелькнул зеленый огонек светофора, потом зажегся желтый, и Водила решил, что успеет проскочить, не сбавляя скорости. Но в это время не спеша пересекал шоссе огромный бензовоз.
Затянувшись в последний раз и отдав папиросу Ржавому, Водила слегка посигналил. Но бензовоз все пер себе и пер. Шоссе было скользкое, прошедший недавно дождь застыл тонкой корочкой льда.
Крик троих в «скорой» потонул в чудовищном грохоте и пламени, от которого хором залаяли все окрестные собаки, а придорожные ларечники повыскакивали из своих ларьков. Зарево было видно далеко вокруг, даже сквозь сырой воздух первого ноябрьского дня.
Глава 9
Когда Лена после долгого разговора с главным редактором вернулась к себе в кабинет, она застала там Гошу Галицына, который весело болтал с незнакомой молоденькой девушкой, маленькой и кругленькой, как колобок. У девушки были короткие льняные волосы, ярко-голубые чуть раскосые глаза, вздернутый носик и здоровый румянец во всю щеку.
