Самид Агаев - Ночь Волка

— Договорились?

Раздался телефонный звонок, Юлия извлекла из сумочки телефон.

— Да, милый? Мы обедаем, уже погуляли, присоединяйся к нам, очень жаль, до вечера, пока, целую.

К столу приблизился половой и наполнил рюмки.

— Ваше здоровье, — сказал Авдеев и выпил.

Юлия сделала глоток и поставила рюмку.

— Ничего вы водку хлещете, как сапожник.

— Сын, — выдохнул Авдеев.

— Что сын?

— Мой папа был сапожник.

— То-то я и смотрю, гены значит.

— Они проклятые, ничего не могу с собой сделать, как водку увижу, не успокоюсь, пока всю не выхлестаю.

Юлия посмотрела на штоф, в котором явно было больше полулитра, затем с опаской на Авдеева, но, распознав усмешку в его устах, сама улыбнулась.

— Вы шутите!

— Каюсь, — сознался Авдеев, — но выпить люблю, скрывать не стану.

— А какая здесь кухня? — спросила Юлия.

— Не знаю, я туда ни разу не заходил, — простодушно сознался Авдеев.

— Я не в этом смысле, а в смысле национальной принадлежности.

— А, вон вы в каком смысле, кухня здесь советская, иначе говоря, Союз нерушимых республик свободных, отовсюду понемногу.

— Так ведь Союза то больше нет.

— Не могу с вами не согласиться, Союз действительно больше нет, но люди то никуда не делись.

— А кем вы раньше работали?

— Не скажу.

— Скажите, пожалуйста, я не буду смеяться.

— А смешного ничего не было в моей трудовой деятельности.

— А что было?

— Много воздуха, облаков.

— Как это воздуха?

— Я, видите ли, прекрасная Юлия, летал.

— В каком смысле?

— В прямом, я был военным летчиком.

— Вы летали на истребителях?

— На них.

— На СУ-24?

— Этого я не могу сказать, военная тайна.

— А сейчас?

— Уволен в запас в чине майора.

— Так вы майор? — восхищенно спросила Юлия.

— Майор, — гордо ответил Авдеев.

— А почему вы в запасе, вы еще молодой.

— Кончились запасы энтузиазма, мадам.

— Опять вы за свое.

— Извините, — зарплату не платили месяцами, воровать было нечего, все было украдено прапорщиками, надо было на что-то жить, на самолетах летали по праздникам, потому что не было керосина, ну и так далее. Я написал прошение, и меня отпустили.

— А сейчас занимаетесь бизнесом?

— Так точно.

— А мой муж был барменом.

— Я знаю, это первое, что он сообщает о себе при знакомстве, зато сейчас у него персональный водитель. У каждого свой путь.

— Это что ирония? — подозрительно спросила Юлия.

— Ни, Боже мой, здоровое чувство зависти, хотя лично я ездить пассажиром не могу, укачивает.

— А каков ваш путь?

— Мой путь домой пора, однако.

— Как это домой? — возмутилась Юлия, — напоили девушку, а теперь в кусты, нет уж, и не надейтесь, шоу продолжается. Так легко вы не отделаетесь, развлекайте меня.

— Пожалуйста.

Авдеев повернул голову и сказал:

— Цып, цып, цып.

Тотчас послышалось легкое цоканье, и в комнате появился огромный петух, вытягивая ноги, он сделал несколько шагов, и оказался у стола; вытянул голову, то и дело приосаниваясь, стал смотреть на Юлию. На петушиной спине была черная шелковая накидка с карманчиками на манер седла, или скорее — хурджина.

— Это кто? — восхищенно спросила Юлия.

— Метрдотель, — невозмутимо сказал Авдеев, — Петр Петрович.

— А почему он так смотрит на меня?

— Я думаю, что вы ему понравились. Вы кушайте, кушайте.

— Я не могу кушать, когда на меня так смотрят.

— А вы дайте ему на чай, он уйдет.

Юлия достала три рубля и сунула петуху в кармашек. Петр Петрович прокукарекал и подошел теперь к Авдееву. Но Авдеев сложил пальцы в кукиш и сунул петуху. Петух клюнул руку и с достоинством удалился.

— Зачем вы так сделали, едва удерживаясь от смеха, произнесла Юлия.

— Хватит с него и трех рублей, как раз на стакан.

— Он что еще и пьет?

— Нет, петух не пьющий, а вот хозяин его употребляет.

— Кто хозяин?

— Сторож этого заведения, он его и научил попрошайничать.

— Надо выпить за этого петуха, — предложила Юлия.

— Непременно.

— Где вы живете?

— Не очень далеко от сюда.

— Вы живете один, верно?!

— Верно.

— А почему вы живете один?

— Разве это запрещено?

— Нет, но так странно, интересный молодой мужчина живет один. Почему?

— Ничего интересного.

— Не скажите, вот, например; женщина, живущая одна, вызывает жалость, а мужчина — интерес.

— Попробуйте куриные желудочки, — предложил Авдеев, — очень вкусно.

— Переводите разговор, думаете, я не поняла, ну и подумаешь, больно надо.

— Я живу один, потому что меня никто не любит.

— Врете.

— Вас не устраивает мое объяснение?

— Нет. Вы живете один, потому что вы никого не любите.

Авдеев удивленно посмотрел на Юлию, и через минуту улыбнулся.

— Предлагаю выпить и сменить тему, — сказал он.

"Русская изба" находилась на пологом склоне большого оврага. Склон напротив, был покрыт молодыми дубками, среди которых виднелась железная лестница, берущая начало на дне оврага. Когда они вышли из ресторана, Юлия со словами "у меня кружится голова", схватилась за Авдеева.

— Там внизу есть родник, пойдемте спустимся к нему, умоемся и головокружение пройдет, — предложил Авдеев.

— Вы думаете?

— Уверен, выпили вы совсем немного.

— Ничего себе немного, целых две рюмки водки, ужас какой.

Спустились к роднику, Юлия умылась, посмотрела на Авдеева.

— А вы?

— У меня голова не кружится, — сказал Авдеев.

— А вы все равно умойтесь.

— Зачем?

— Я так хочу.

Авдеев склонился к роднику и плеснул себе в лицо, вода была обжигающе холодная. Выпрямился.

— Мадам, довольна?

Юлия легонько ударила его по губам.

— Это вам за мадам. Дайте мне платок.

— Он не совсем свежий.

— Сопливый?

— Нет, просто несвежий, давно таскаю.

Авдеев протянул ей платок. Юлия расправила его и приложила к лицу, затем спросила.

— Что это за лестница?

— Обыкновенная лестница, железная.

— Куда она ведет?

— На монастырское кладбище, дальше деревня, садовые участки, через деревню можно выйти на шоссе.

Юлия задумалась.

— Наверное, пора домой, — осторожно сказал Авдеев.

— Я не могу ехать домой в таком состоянии, — вдруг заявила Юлия, — я должна прилечь, а потом принять душ. Вы ведь живете недалеко отсюда, поедемте к вам.

— Видите ли, — замялся Авдеев, — это не совсем удобно, кроме того, у меня всего одна комната, как вы будете…

— Что вы себе вообразили, мне просто необходимо отдохнуть, привести себя в порядок, прежде чем явиться на глаза своему мужу. Сами виноваты, он попросил сводить меня на выставку, а вы меня напоили, и теперь строите из себя английского лорда.

— "Экое свинство", — подумал про себя Авдеев, вслух же сказал:

— Будет так, как вы хотите, прошу.

— Пойдемте этой дорогой, через кладбище.

— Пойдемте.

Поднялись по лестнице, прошли между рядами надгробных плит, грязно-серых мшистых с прозеленью, на которых рука древнего резчика оставила витиеватые, напоминающие иероглифы, славянские надписи и очутились под густой сенью деревьев; здесь было сыро и тепло, дорогу толстым ковром устилали облетевшие листья, пружинившие под ногами, пахло плесенью и землей. Немного поодаль, внизу, на террасе, лупцевали друг друга два любителя кун фу, босоногие в синих одинаковых трико. Юлия остановилась и повернулась к Авдееву. Авдеев торопливо сказал:

— Осталось метров восемьсот.

Ненужные слова; произнеся их, Авдеев понял, насколько они были неуместны, потому что руки его сами поднялись и взяли девушку за плечи. Губы ее были холодны и отравлены безумием, но до этого он заглянул в ее неправильные глаза, и прочел в них приговор. Не было никакой возможности добраться домой: они прошли еще немного, и спустились вниз по склону, туда, где росли густые кусты орешника. Авдеев сорвал с себя плащ и бросил на землю. Податливое тело Юлии доводило его до исступления, он держал ее за талию, когда она откинулась, и провисла до земли, как гимнастка, Авдеев осторожно отпустил ее на спину, глядя сверху на ее прекрасное лицо с большими миндалевидными глазами. Девушка расстегнула рубашку, лифчика на ней не было, и освободившиеся груди тут же упали в стороны. Она стянула с себя трусики и подогнула ноги.

— Чего же ты ждешь? — сказала она жалобно, — иди ко мне.

Авдеев опустился на колени и сначала прижался лицом к ее животу. Никогда в жизни он не испытывал такого острого желания, темнело в глазах и он лег поскорее, опасаясь лишиться чувств. Единение их было коротким и невыносимым. Наслаждение и боль, вот чувства, которые они испытали. Когда все было кончено, Авдеев отстранился, чтобы посмотреть на ее лицо, и увидел слезы, вытекающие из ее миндалевидных глаз. Потом они отправились к Авдееву, где Юлия привела себя в порядок, приняла душ, полежала с полчаса на его кровати, разглядывая стены, картины, книги, удовлетворяя свое давнее любопытство; кстати говоря, в квартире она хранила верность своему мужу, так что опасения Авдеева оказались напрасны. Затем Авдеев проводил ее до стоянки такси, и она уехала.