Никита Филатов - Огненный лис
Подавляющее численное превосходство в драке имели незваные гости. В конце концов, Ройтман предпочел убежать, а Виктор схватился за нож... Кто там и как разбирался - теперь не узнать, но на обоих братьев завели уголовное дело.
Узнав об этом, Спиригайло подсуетился - позвонил уже почти недосягаемому в армейской иерархии Валерию Максимовичу. Заболотный не отказал, и инцидент был исчерпан довольно распространенным в то время способом: сопляков распихали от следствия куда подальше. Виктор Левшов, по матери Рогов, поступил в училище железнодорожных войск, а бестолковый Пашка "загремел" на срочную службу в оркестр пограничного округа.
В знак благодарности Левшов-старший тогда пригласил Заболотного и Спиригайло в ресторан "Нарва". Осторожный Валерий Максимович, правда, отказался, сославшись на нездоровье, зато Семен прибыл вовремя и с удовольствием.
На угощение ушел весь месячый оклад Дмитрия Левшова - сидели приятели долго и капитально, по-офицерски. Выпито было столько, что уже "под занавес", что называется - лыка не вязав, подарил отец Виктора столь же пьяному Семену Игнатьевичу три увесистые серебряные монеты.
Спиригайло, как водится, пробовал отказаться, но приятель настаивал... При этом, Левшов уверял, что монеты - семейная реликвия, необыкновенной ценности исторической и достались ему от прадеда-священнослужителя.
Что-то такое Дмитрий говорил ещё про старинную икону с какими-то тайными знаками... Дескать, знаки указывают посвященным место захоронения огромных сокровищ - но вот где теперь эта самая икона, неизвестно.
Спиригайло особого внимания на пьяную болтовню приятеля не обратил. Он вообще мало что запомнил из того давнего вечера в ресторане "Нарва" - разве что, дрянной молдавский коньяк, да рожу метрдотеля, грозящего вызвать милицию.
Но потом...
Скатывался под уклон год восемьдесят седьмой - год пустеющих магазинов и растущих повсюду, как грибы, кооперативных ларьков. Оседлав унитаз в туалете своей малогабаритной квартиры, Семен Игнатьевич лениво перелистывал старенький номер журнала "Вокруг света".
Неожиданно, взгляд Спиригайло наткнулся на мутную, черно-белую фотографию, и довольное кряхтение сразу же оборвалось.
Подпись под снимком, небольшая статья... Всего-то одна страничка - но как круто перевернула она все его последующее существование!
Научно-популярный журнал информировал читателей о любопытнейших находках археологов на территории условного треугольника Черкассы-Чигирин-Табурище. В чиле прочего учеными и исследователями были обнаружены изображенные на фотографии серебряные византийские монеты. Автор делал несколько оригинальных и остроумных предположений о том, как бесценная находка могла оказаться в глубинных культурных слоях приднепровской степи...
- Мать их... в душу! - Выдавил из себя Семен Игнатьевич. Монеты на снимке как две капли воды походили на те, что когда-то по-пьяной лавочке подарил ему Левшов.
"Табурище - старинное поселение, на месте которого в наши дни раскинулся город Светловодск... - перечитывал статью абзац за абзацем Спиригайло. - Индустриальный центр, возникший при строительстве Кременчугской ГЭС, ныне популярное место туризма и отдыха... Пятьдесят тысяч жителей..."
- Точно. Левшов ведь родом оттуда, - вспомнил Семн Игнатьевич, и вновь уперся взглядом в журнальный текст.
"Неужели же многовековая тайна легендарной "Казачьей сокровищницы" так и не будет раскрыта?" - интересовался автор статьи.
- Нет уж, дудки! Теперь - будет... - вслух и достаточно убежденно ответил Спиригайло. Но тут же застонал, как от боли:
- Ах ты ж, мать твою!
Он дернул себя зачем-то за галстук, вскочил, натянул штаны и не выпуская журнала из рук выбежал из туалета.
Потом, все же, вернулся и слил воду...
Жены дома не было. Она уехала на неделю по горящей путевке - в окружной санаторий.
Наверное, ей повезло, потому что даже фотография супруги на серванте сейчас вызывала у Семена чувство острой неприязни:
- У-у, старая дура! - Огрызнулся он на безответное изображение. Чушка некультурная...
Тогда, в восемьдесят втором, увидев высыпавшиеся из кармана пиджака монеты, благоверная выклянчила их у мучимого похмельным синдромом мужа и отнесла в "ювелирку": все-таки, серебро!
Там семейную реликвию Левшовых переплавили, изготовив по требованию заказчицы массивный перстень - безвкусицу совершенную.
И теперь это "рыболовное грузило", так и не востребованное модой, валялось где-то на дне её ридикюля.
- Клизма драная, - все не мог успокоиться Спиригайло. - Деревенщина! Ни копейки в жизни своей не заработала, сидит целыми днями перед зеркалом, чешет свои... три волосинки взад-вперед.
Но пуще всего Семена угнетало не это:
- Ох, Дмитрий, Дмитрий! Господи, да как же это могло случиться-то? Горе какое... Ушел поезд! Уше-ел.
Буквально полгода назад старинный приятель, который единственный мог бы пролить свет на тайну клада, погиб - глупо и трагически.
Случилось это в Амурской области, куда Левшов-старший отправился повидать сына.
Виктор к тому времени уже закончил военное училище и направлен был для прохождения дальнейшей службы на самую окраину нашей все ещё необьятной Родины. Приезд отца обрадовал его до такой степени, что молодой лейтенант, по-мальчишески наплевав на устав, сбежал с поста дежурного по части. Сбежал, просто сунув в карман шинели повязку и табельный пистолет.
Встречу решили отпраздновать не в ресторане или какой-нибудь местной забегаловке, а "по-домашнему" - прямо в гостиничном номере. И, разумеется, прежде всего направились в магазин.
На автобусной остановке, неподалеку от КПП, оказались отец и сын в кампании парочки подвыпивших ублюдков, оравших на всю округу матерные полублатные песни и бивших об асфальт пустую стеклотару.
Старший Левшов не сдержался первым - сделал замечание, пригрозил вызвать милицию... А в ответ получил удар длинным, проржавевшим тесаком в горло. От полученной раны он скончался почти мгновенно, на руках сына.
Впрочем, пьяные ублюдки пережили старика не надолго: там же, на остановке, Виктор в беспамятстве выхватил из кармана пистолет и расстрелял в упор обоих. А после того, как в магазине закончились патроны - с воем бросился на мертвые вражьи тела и стал рвать их зубами.
Приехавшие на место происшествия милиционеры даже не решились его задержать. Только вежливо попросили отдать оружие.
А потом Виктора все-таки посадили...
Семен Игнатьевич Спиригайло, седой мужчина предпенсионного возраста, сообразил, что уже несколько минут стоит с ключом у порога собственной квартиры. Путь домой закончился - пришла пора подводить итоги воспоминаниям о событиях давнего и недавнего прошлого.
И прежде чем отпереть дверь, Спиригайло пробормотал под нос:
- Виктор... Последний в роду Левшовых. Значит, должен знать!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава 1
Последние несколько дней погода явно не способствовала частному извозу.
Оттепель... Не меньше, чем плюс четыре по Цельсию.
- Угадал, - усмехнулся Виктор Рогов, бросая взгляд на мелькнувшее за окном "Москвича" электоронное табло.
У Техноложки было как всегда многолюдно, но изголодавшиеся по плюсовой температуре горожане предпочитали пройтись пешком, подышать свежим воздухом.
Свернув с Московского проспекта, Виктор "пришпорил" свой автомобиль и пустил его рысью по набережной. Потеряв пару болтов из передней подвести, долго трясся по колдобинам магистралей, ведущих в сторону Автово, и, наконец, припарковался у одноименной станции метро.
Здесь он позволил себе выйти из машины и немного размяться.
Легкий, теплый ветерок с залива нежно обволакивал спальные кварталы Юго-Запада, чтобы затем брезгливо рассеяться перед закопченой вереницей "сталинских" домов Кировского района.
- Да, при такой погоде собаку в дом не загонишь, не то, что трудящегося в такси, - взгрустнул Виктор.
Уже несколько часов подряд он почти без толку палил драгоценный бензин, прочесывая в поисках случайных клиентов проспекты, улицы, переулки и даже сквозные дворы. И мгновенно устремлял своего четырехколесного кормильца туда, где просматривался хоть малейший шанс на удачу.
Опыт подсказывал: много пассажиров там, где мало машин. Значит, следовало ориентироваться на любой спад интенсивности автомобильного движения.
Сегодня просто катастрофически не везло - выехал Рогов в полдень, а сейчас уже... Конечно, ещё хоть чуть-чуть заработать хотелось, но и усталость брала свое.
Вечерние сумерки сменились люминисцентным свечением уличных фонарей, и городские автомобили, подразнивая пешеходов редкими переливами клаксонов, один за другим стали переключаться с "габаритов" на ближний свет. Еще немного - и в бетонно-кирпичные пределы Санкт-Петербурга, распихивая по подвалам бездомных дворняг и бомжей, вступила ночь.
