Александр Андрюхин - Ход свиньей
В это время впереди разыгрывалась любопытная сцена. Римма Герасимовна нервно вырвала локоть из могучей ладони своего родственника, и он, обиженно хмыкнув, развернулся и пошел прочь. Вот в это мгновение и подошел Игошин с сообщением, что удалившаяся пара села в белые «Жигули». Нет, в ту минуту Батурину было не до пары. Он внимательно осмотрел присутствующих и заметил, что за этой сценой впереди с большим интересом наблюдает критик Чекушкин. Полковник отстал от главного редактора и пристроился к нему. Тот лукаво подмигнул сыщику и, кивнув в сторону вдовы, ехидно прошептал:
— Что-то сегодня Герасимовна рассорилась со своим любовником.
— Любовником? — поднял брови Батурин. — Я думал, это двоюродный брат.
— Можно сказать, что брат, — миролюбиво согласился Чекушкин, нечисто хихикнув. — Он у нее уже восемь лет. Натан об этом знал. У него своя была жизнь, а у нее своя. Они вместе жили только ради детей. У них был такой договор, как выдадут замуж дочь, так сразу разбегаются. Сын у них уже в институте, а дочь в этом году заканчивает школу. Так что Натан немного не дожил до развода. Хотя, между нами говоря, он разводиться не хотел. Это она настаивала.
— Значит, муж ей был безразличен?
— Ей — да! А она ему — нет. Он ее любил и поэтому не давал развода. Хотя вот смирился с тем, что у нее любовник.
— Но я слышал, что Римма Герасимовна была ревнива.
— Что вы! — засмеялся Чекушкин. — Абсолютно равнодушна.
— Мне главный редактор только что сказал, что она приходила в журнал и устраивала какие-то сцены.
Чекушкин метнул тревожный взгляд на следователя и почему-то стушевался.
— Да-да, кажется, было один раз, — пробормотал он бессвязно и торопливо покинул полковника милиции.
Новые логические нестыковки Батурин не принял во внимание, хотя подсознание их отметило. В это время он не спускал взгляда с удаляющегося любовника. Вдова ни разу не повернула голову в его сторону, что свидетельствовало о весьма серьезной размолвке. После того, как любовник свернул на соседнюю аллею, начальник шепнул Игошину:
— Уходим. Нам здесь больше делать нечего.
Они незаметно оторвались от толпы и завернули на ту же аллею, по которой только что вышагивал герой-любовник. Их исчезновение заметил только один человек, кстати, один из тех поэтов, о которых осведомлялся сыщик. Молодое дарование повернуло голову на поспешно удаляющихся ментов и таинственно улыбнулось. Дойдя вместе со всеми до кафе, поэт вежливо пропустил сначала женщин, затем мужчин и, когда остался один, послал им вслед такую же странную улыбку. После чего развернулся и пошел прочь.
А между тем полковник с практикантом прилагали массу усилий, чтобы не упустить из виду улепетывающего друга Риммы Герасимовны. Выйдя за ворота, друг еще более увеличил темп, и работникам милиции пришлось перейти на галоп. Когда милиционеры примчались на стоянку, неофициальный родственник вдовы уже вливался на своей «Тойоте» в поток машин на трассе.
Но внезапно следователь краем глаза узрел Ингу, садящуюся в черный «Вольво». Дверцу перед ней открыл мужчина весьма респектабельного вида, которого не было на похоронах. Судя по тому, как он трепетно поддерживал ее за талию, мужчина был для Инги совсем не чужим. Скользнув по ним взглядом, Бабурин велел водителю гнать за «Тойотой». Хозяин черного «Вольво» тоже проводил милицейскую «Волгу» далеко не равнодушным взглядом. Когда она скрылась из виду, его глаза вспыхнули точно таким же насмешливым светом, как у поэта, который не остался на поминальную трапезу. Прежде чем сесть за руль, неизвестный мужчина наклонился к Инге и с улыбкой спросил:
— Ты рада, что мы встретились?
— Да! — еле слышно ответила девушка.
6
Они встретились девятнадцатого мая в субботу в семь часов вечера под памятником Грибоедову. Парень с девушкой подошли друг к другу, насмешливо обменялись приветствиями и побрели по аллее мимо загаженного пруда, театра «Современник», ресторана с разбитыми окнами и дальше по трамвайной линии вдоль каких-то магазинчиков, киосков, кинотеатров. Было не важно, куда идти, лишь бы быть рядом, чувствовать друг друга и все говорить, говорить и никак не наговориться.
— Значит, вы были ирландцем? — допытывалась она, с любопытством заглядывая в глаза своему новому знакомому.
— Нет, вы не поняли! Я был англичанином, — отвечал он с напускной серьезностью. — Во всяком случае, говорил на английском.
— А я, значит, была ирландкой?
— Чистокровной.
— Серьезно?
— Даю зуб.
— Ну, и что дальше? Рассказывайте! Не отвлекайтесь!
— Я уже вам все рассказал. Ваш отец держал таверну на берегу бухты, где укрывались от шторма наши корабли. Сезон штормов начинался в октябре и длился около месяца. Обычно он настигал нас по возвращении в Ливерпуль, когда корабли и без того были перегружены товаром. Но вас больше интересует, чем занимались английские моряки в вашем поселке? Практически ничем! Пили да играли в кости. А вы танцевали перед ними на столе.
Инга вглядывалась в своего нового знакомого, назвавшегося Володей, и никак не могла определить, шутит он или говорит серьезно. Впрочем, в его голосе иногда проскальзывала ирония, но все равно что-то давно забытое и до чертиков родное начинало шевелиться внутри.
— А брат у меня был? — неожиданно спросила Инга.
— Брат? — удивился незнакомец и остановился. — Кажется, да… — Глаза его сделались настолько серьезными, что Инга напугалась. Неужели не шутит? Боже ты мой! — Знаете, начинаю припоминать, — произнес он с туманным взором. — Вот сейчас всплывает образ. Вижу этакого здоровенного, угрюмого верзилу, которому не очень нравилось, что вы танцуете на столе перед моряками.
От этих слов Инга покрылась мурашками. Перед глазами тут же предстал детина, приснившийся ей во сне. «Да нет же, так не бывает», — подумала она и рассмеялась.
— Продолжайте! Интересно. Значит, брату не нравились мои танцы на столе. Почему? Я плохо танцевала?
— Не в этом дело! — поморщился незнакомец. — Вашему брату многое не нравилось. Это, знаете, от скверного характера. Есть такие люди, вечно недовольные, молчаливые, угрюмые, и всегда носят с собой ножи. Ваш брат был из таких. Он всегда носил за поясом кривой нож. Кстати, — незнакомец таинственно наклонился к ее уху. — Он этим ножом собирался зарезать и меня.
— Вас! — театрально воскликнула Инга, деликатно отстранясь от мужчины. — Но за что?
— Как это за что? — искренне удивился Володя. — За вас, конечно. Странно, что вы не помните.
Инга отвела глаза и театрально кашлянула, дав понять, что развивать эту тему не стоит. Он тоже замолчал и сделал вид, что смутился. Это была такая игра.
В этот вечер было удивительно хорошо на улице и потрясающе легко на душе. Было приятно брести с этим незнакомым шизиком нелюдимыми закоулками и слушать весь этот бред.
— Сколько, сколько вам лет? — внезапно перебила Инга.
— Тридцать два, — ответил он растерянно.
— Понятно. Вы случайно не из ФБР? Скажите честно, откуда вы узнали мой номер телефона? Хотя нет! Сначала скажите, удалось моему брату зарезать вас кривым ножом?
— Увы! Пока он собирался, я успел утонуть. Он так вас любил, что ревновал даже к пивным кружкам.
— Родной брат? — вытаращила глаза Инга.
Молодой человек замялся, сообразив, что несколько переврал, однако на попятную не пошел.
— Да, родной брат! Не удивляйтесь! — произнес он с честными глазами. — Он любил вас не только любовью брата. Дело в том, что в предшествующей жизни, кажется, в Древней Элладе, а может, и в Вавилоне, я точно не помню, — не моргнув глазом, продолжал молодой человек, — этот товарищ упорно добивался вашей любви, но так и не добился. И тогда боги решили испытать его еще круче: воспроизвести на свет в одной семье с вами.
— Испытать? А зачем?
— Чтобы потом наградить. Так всегда делается…
На этих словах молодой человек замолчал и сморщил лоб. «Видно, совсем заврался, — подумала Инга. — Бывает. Сама такая».
— Вы случайно не писатель-фантаст? — спросила она деловито.
— Что вы! — скромно потупился рассказчик. — Но если говорить честно, то научную фантастику я еще терплю, но фэнтези ненавижу всей душой, хотя и понимаю, что человек слишком мелок, чтобы фантазировать. Он не фантазирует, он вспоминает. Если он рассказывает о чем-то невероятном, то он не сочиняет, он действительно это видел в других мирах. Об этом писал Платон.
«Боже мой! Платона еще зачем-то приплел, — недовольно подумала Инга. — С Платоном перебор. Лучше бы рассказал, сколько у него было жен. Наверное, много, если у него так подвешен язык».
Самым приятным в этот вечер было то, что Воронович уже не так монументально давил на подкорку. Этого Инга не могла не оценить. Хорошо, что она не позвонила ему ни вчера, ни сегодня. Это было нелегко, но в последние дни девушка почувствовала в себе перемену, и такая перемена удивляла ее. И еще удивляло, что этот типчик не пытается завладеть ее локотком.
