Мария Жукова-Гладкова - Путь к сердцу мужчины
Призрак? Душа Ляльки?
Я снова повернулась к Вове. Он быстро-быстро моргал и открывал и закрывал рот, словно выброшенная на берег рыба.
– Ты… ты видела? – заикаясь, спросил он.
– Призрак?
– Ты видела призрак?! – воскликнул Вова уже громко.
К нам тут же подскочили Кирилл Петрович с Лассе.
– Что случилось? – спросил финн, внимательно глядя на нас с Вовой.
– Там было… – Вова показал на широкую стену ванной, к которой примыкала джакузи.
– Лекарства нашли? – невозмутимо поинтересовался Кирилл Петрович.
Я кивнула и показала на нужный шкафчик. В двух других хранилось огромное количество парфюмерно-косметических средств, причем мужских оказалось не меньше, чем женских. Любил депутат ухаживать за своей «очень чувствительной кожей». Интересно, а он слышал про гонады?
После этой мысли я себя одернула. Человек мертв, а мне все шуточки. Хотя, по-моему, про морских ежей я теперь до конца жизни буду помнить.
Ой! Не надо про конец жизни. Надо думать, как отсюда выбраться!
– Так что вы видели? – не отставал Лассе.
– «Не укради», – сказал Вова.
– Чего?! – воскликнул Кирилл Петрович.
– Надпись появилась вон на той стене, – Вова показал. – И быстро исчезла.
– Я видела нечто типа вспышки. Она длилась долю секунды, – добавила я. – Надпись я не рассмотрела. – Что-то мигнуло…
– Шиза, – сказал Кирилл Петрович. – Интересно, кому что следующему померещится?
Лассе тем временем молча осматривал стену напротив той, где появлялась надпись. Кирилл Петрович хмыкнул и вышел из ванной. Вова понял, что делает Лассе, и подключился к финну. Однако они не нашли никаких проекционных установок.
– О чем задумалась, Марина? – спросил Лассе.
– Что здесь можно украсть?
– Ну, в квартире депутата… – подал голос Вова и тут же замолчал.
Лассе внимательно посмотрел на него.
– Надпись предназначалась тебе, – сказал финн. – Богоматерь – Ксении, тебе – именно эта заповедь. Почему?
– А я-то откуда знаю?! – закричал Вова. – Может, если бы ты шкафчики осматривал, то ее бы тебе продемонстрировали.
– Не думаю, – сказал Лассе.
– Что можно украсть в ванной? – подала голос я. – Да, это все дорогие косметические средства. Но какой идиот станет их воровать?
Лассе предложил еще раз все тут внимательнейшим образом осмотреть.
– Думаешь, депутат деньги в ванной хранит? – хмыкнул Вова. – Хотя… Может быть, в стиральной машине в грязном белье.
И Вова резко прыгнул к машине, заглянул внутрь, грязного депутатского белья не нашел, как и денег. В стиральной машине лежала грязная вонючая одежда Ивана Васильевича. На круглом, как блин, лице отразилось разочарование.
– Осматриваем кремы, – тем временем давал указания Лассе. – Запускаем пальцы в каждый и проверяем содержимое. В кремах могут быть камни.
– О-о… – Вова аж поперхнулся.
Я тоже внимательно посмотрела на Лассе, но он уже повернулся к нам спиной. Мы переглянулись с Вовой. Интересный какой финн оказался.
Но мы с Вовой тоже подключились к процессу. Хотя надпись «Не укради» появилась перед глазами Вовы, я вынуждена признать, что мне очень хотелось бы иметь какой-нибудь из кремов депутатской жены. Я не могу себе такие позволить. Нет, я, конечно, не потащила бы ничего отсюда домой, просто не могла справиться с завистью. Правда, насчет косметических средств депутатских жен в Библии ничего нет. Нельзя желать дома ближнего своего, жены, раба, вола… Я мысленно попросила прощения за слишком вольные мысли. Одним кремом мазнула щеку. Как приятно… Интересно, как депутатская жена выглядит в жизни? Какая у нее кожа?
– А тут с гонадами морских ежей ничего нет? – спросила я, не обращаясь ни к кому конкретно.
Лассе хмыкнул, Вова расхохотался.
– Это сколько ж крема надо, чтобы тело намазать… – покачал головой он. – Марина, ты тело чем-нибудь мажешь?
За свою жизнь я мазала его только кефиром после долгого лежания на солнце, в чем и призналась.
– Вот если выйду замуж за депутата… – с улыбкой сказала я.
– Или за иностранца, – добавил Вова, потом бросил взгляд на Лассе и кашлянул.
– Марина, я буду очень рад, – невозмутимо сказал Лассе, – но на мое пособие по безработице кремы с морскими ежами у тебя точно не появятся. Хотя морского ежа я достать смогу. У тебя есть аквариум?
– У меня есть, – послышался голос Ксении, которая появилась неслышно. Кирилла Петровича у двери не было.
Левый глаз у журналистки заплывал. На глазах. Правда, она к нему никаких божков не прикладывала.
– Нашатырь, как я понимаю, больше не нужен? – спросил Лассе, вынимая пальцы из очередной банки с кремом.
– Пенталгин есть? – спросила Ксения у меня.
Я кивнула, нашла упаковку и протянула ей, потом попросила показать крем, который она рекламировала в журнале. Ксения оглядела запасы депутатской жены и покачала головой.
– Что с моряком будешь делать? – поинтересовался Вова.
– А ты сходи и взгляни, – предложила ему Ксения со змеиной улыбкой.
Мы с Вовой переглянулись и вдвоем отправились на кухню. Ксения осталась с Лассе.
Моряк лежал на полу, и Крокодил с Иваном Васильевичем колдовали над его лицом. Бомж закрывал Ипполита телом, поэтому я в первый момент не поняла, что лицо у моряка теперь стало несколько плоским…
– Пластическая операция потребуется, – невозмутимо заметил Кирилл Петрович, который курил в уголке у плиты.
– А что она сделала? – спросила я.
– Изображала умирающую, потом выбрала момент и врезала ему локтем, – пояснил Крокодил.
Лен с Ником опять шушукались в уголке, не обращая ни на кого внимания. Ник так и не выпускал божка из рук. Может, он решил его оставить для самообороны? Балерина сидела на стульчике, сложив ручки на коленях, и следила за оказанием первой помощи.
– Локтем можно сломать нос? – уточнила я.
– А ты посмотри, – предложил Иван Васильевич, отодвинулся и снял мокрую тряпку, которую прикладывал к лицу Ипполита. Крокодил прикладывал лед. Они, как я поняла, чередовались. Вроде бы лед нельзя долго держать, или я ошибаюсь? Или его нужно через тряпку прикладывать? Точно я не знала.
Зрелище было ужасным. Ипполита бы следовало доставить в больницу, но об этом сейчас не могло быть и речи. Врача мы тоже вызвать не могли. А наибольшим приближением к врачу среди нас был козлиный психолог…
– Он выживет? – спросила я.
– А почему бы ему не выжить? – подал голос Кирилл Петрович. – Подумаешь: нос сломали. Не он первый, не он последний. Давайте лучше его на кровать отнесем.
– На какую? – поднял голову Крокодил.
– Да на любую. Здесь же во всех комнатах лежачие места есть. Он, пожалуй, только в детской не поместится. Но там на полу шкура есть.
– А кто где будет спать? – вдруг спросила Агриппина Аристарховна.
– В смысле? – повернулась я к ней и взглянула на часы. Седьмой час. Вечера! Да мама с тетей Светой уже с ума должны были сойти! Я не приехала на дачу, телефоны не отвечают – ни домашний, ни мобильный… Они ведь вполне могли приехать в город. Или одна из них. Нет, скорее обе.
Что они сделают? Пойдут в милицию, но там заявление не примут. Должно пройти три дня после исчезновения человека. А меня масса людей видела в аэропорту. Мама знает телефон моего милого друга, то есть бывшего милого друга. И адрес его у меня в записной книжке есть. У меня их две – одну ношу с собой, другая постоянно «живет» дома у телефона. Мама его вычислит. И что потом?
Да если он ей расскажет про мой визит… Мама решит, что я села в машину к какому-то негодяю и меня увезли в неизвестном направлении… Как же ей сообщить, что со мной все в порядке?! То есть, конечно, не все в порядке, а…
– Вы здесь ночевать собираетесь? – подал голос Ник Хаус.
– А у вас есть другие предложения? – поднял голову Иван Васильевич. – Я лично совсем не возражаю. – Он хмыкнул.
– Не все живут на помойке, как вы, – заметил американец.
– Во-первых, не на помойке, – заявил Иван Васильевич.
– Во-вторых, он теперь будет жить у меня, – добавила балерина. – Мне нужен телохранитель. От моих родственников.
– А меня не усыновите? – вдруг подал голос с пола Ипполит и принял сидячее положение. Он взял лед из рук Гены и тряпку из рук Ивана Васильевича, завернул лед в тряпку и стал прикладывать сам. Насколько я видела, кровь уже не шла. – Хорош? – посмотрел на меня моряк.
– До свадьбы заживет, – сказала я.
– Я только развелся и жениться снова не собираюсь. Ни-ког-да, – произнес он по словам. – Агриппина Аристарховна, я серьезно. Я пока жилплощадь делю, мне жить негде. Я тоже буду телохранителем. За постой заплачу. Мусорить не буду. Я привык за собой убирать. Пью я тихо. Только теща на меня бочки катила. Заявляла, что я во сне разговариваю!
Мы дружно покатились от хохота.
– Что, правда, что ли?! – поразился моряк. – Ну ничего себе… Но это меня теща довела. Это от нервов, – тут же пришел к выводу Ипполит. – После развода я успокоюсь и не буду доставлять никаких беспокойств. Так возьмете меня на постой?
