Антон Леонтьев - Последний бог
Раньше бы и баронесса Аделаида фон Минхов, и банкир Соломон Вайнгартен проявили-таки твердость характера и элементарно запретили бы своим детям сочетаться браком. Но 1926 год был все же не год 1906-й, и все, в том числе и родители, прекрасно это понимали, хотя и не желали расписываться в собственном бессилии.
Поэтому скрепя сердце главы обоих семейств (то есть баронесса Аделаида фон Минхов и банкир Соломон Вайнгартен) встретились на нейтральной территории – в отдельном кабинете ресторана отеля «Адлон». Рандеву проходило без участия жениха и невесты, и никто не знает, что именно обсуждали баронесса и банкир, однако спустя почти три часа они разошлись, и через день во всех крупных газетах города появились объявления о предстоящем в сентябре бракосочетании.
По слухам, баронесса добилась более чем щедрой финансовой поддержки для своего семейства и списания всех долгов, а на банкира произвели приятное впечатление генеалогическое древо и возможность породниться с родственниками, хотя и весьма отдаленными, отрекшегося кайзера.
По настоянию Соломона Вайнгартена были подписаны секретные документы, согласно которым молодая баронесса обещала родить не менее четырех детей, из которых как минимум двум надлежало быть мужеского полу. В свою очередь, семейство фон Минхов потребовало выделения двухсот тысяч рейхсмарок на реставрацию их семейного гнезда на Балтике и на приведение в порядок старого особняка на Унтер-ден-Линден. Таким образом, каждый получил, что хотел: баронесса Аделаида фон Минхов – долгожданный источник почти неограниченных финансовых средств, банкир Соломон Вайнгартен – невестку с блестящим титулом и древней родословной, а София и Альфред – друг друга.
По взаимной договоренности родителей свадьбу назначили на сентябрь. Не исключено, и баронесса, и банкир думали, что их дети одумаются, несмотря на принятое решение, и свадьба не состоится.
Однако прошла весна, закончилось лето, и ничто не предвещало, что Альфред и София решили отказаться от задуманного. В обоих домах на Унтер-ден-Линден шла подготовка к грандиозному торжеству – благодаря деньгам Вайнгартенов и связям фон Минхов бракосочетание их отпрысков обещало стать событием сезона. И даже родители, казалось, примирились с выбором детей: каждый из них думал, что, собственно, могло быть и намного хуже.
Прием планировалось провести в особняке Вайнгартенов – дом фон Минхов как раз ремонтировался и был еще в недостаточно хорошем состоянии для столь важного события. Баронесса Аделаида руководила декорационными работами, разработкой меню, организацией приема – благо что в ее распоряжении был толстый кошелек финансиста. Она уже смирилась с мыслью, что ее дочка превратится во фрау Вайнгартен.
Банкир Соломон также утешал себя мыслью о том, что сын его хоть и выбрал невесту без приданого, зато внуки окажутся в родстве с августейшей фамилией. А сие все же что-то да значит! Разве мог бы подумать его предок, Исаак Вайнгартен, в середине восемнадцатого века обосновавшийся в Берлине и открывший первый закладной дом, из которого потом выросла финансовая империя, что кто-то из его отпрысков станет родственником кайзера?
Менее всего озабочены предстоящим событием были, казалось, будущие молодожены. Их не занимала ни предсвадебная суета, ни советы родителей, ни визиты многочисленных родственников и друзей. Как-то на досуге Альфред задался простым вопросом – а любит ли он Софию? Он сделал ей предложение руки и сердца, потому что... потому что в первую очередь хотел освободиться от диктата отца! Конечно, София была мила и добра, но... Но любит ли он ее? Вначале ему казалось, что его сердце пылает страстью к баронессе, но чем более приближалась свадьба, тем менее он был в том уверен. Альфред и помыслить не мог, что София мучилась точно такими же вопросами: она вообще-то дала согласие на брак, потому что хотела положить конец беспросветному существованию в гордой нищете. Разумеется, ей нравился Альфред Вайнгартен – статный, мужественный и привлекательный, однако вначале она не была уверена, что любит его, и настояла на свадьбе по простой причине – чтобы досадить матушке. Но потом, по прошествии всего нескольких недель, девушка вдруг заметила, что жить не может без Альфреда, и при мысли, что совсем скоро станет его законной супругой, ее сердце начинало петь, а глаза светиться.
Так каждый из молодых имел свои причины, чтобы вступить в брак – Альфред знал, что ему давно пора обзавестись женой и потомством, и София была далеко не самим плохим выбором (уж точно намного лучше «крошки» Рахель!). Да и мог ли он нарушить данное невесте слово? А София не сомневалась в том, что жених любит ее так же крепко, как и она его, а значит, им предстоит провести вместе долгие годы и умереть в один день и час, держась за руки.
* * *Накануне торжественного события Альфред в компании своих друзей совершил рейд по злачным заведениям Берлина. Это был так называемый «мальчишник», прощание с холостяцкой жизнью – меньше чем через двадцать четыре часа ему предстояло оказаться у алтаря с Софией.
Группа мужчин побывала в ресторане, а оттуда поехала в театр-ревю. Альфред вначале отнекивался, ссылаясь на то, что он вот-вот станет женатым человеком и тогда о подобного рода развлечениях придется забыть, на что друзья со смехом возразили: «Тогда тебе обязательно надо воспользоваться последней возможностью!»
В театре-ревю давала выступление какая-то заокеанская танцовщица, известная тем, что выступает практически голышом. Альфред с удивлением констатировал, что с трепетом думает о Софии и предстоящей свадьбе. Ему было не так уж тяжко прощаться с холостяцкой жизнью.
Когда зазвучала зажигательная музыка и огни в зале погасли, сын банкира бросил взгляд на сцену, будучи уверенным, что не увидит там ничего заслуживающего внимания, – и онемел. Конечно, он слышал о танцовщице-мулатке откуда-то с Ямайки по имени то ли Джеральдина, то ли Джозефина. Но кто бы мог подумать, что она столь хороша!
Прелестная, похожая на языческую богиню женщина вышла на сцену. Ее наготу едва прикрывал купальник из переливающейся серебристой чешуи. Несколько страусиных перьев украшали ее вздыбленную прическу, а глаза... В двух темных океанах страсти, казалось, можно утонуть!
Берлин по праву считался в то время столицей развлечений: сравняться с ним не могли ни Париж, ни Нью-Йорк. Именно здесь выступали самые известные артисты, именно здесь начинали карьеру и те, чье имя никому пока ничего не говорило. Джеральдина Сойер произвела в прошлом году подлинный фурор, и теперь ее имя было у всех на устах.
Ритмы таинственной музыки родного острова Джеральдины заворожили всех зрителей, и в первую очередь Альфреда. А когда танцовщица начала двигаться, то сын банкира, казалось, провалился в дыру во времени. Для него в тот момент существовало только одно – женщина, больше похожая на колдунью, перемещающаяся по сцене, совершая никак не возможные па и телодвижения. Танец Джеральдины Сойер был новаторским, ничуть не похожим на классическую школу балета. Он впитал в себя энергию и жар острова, на котором выросла танцовщица.
Альфред очнулся, когда музыка внезапно стихла и раздались громовые овации. Он не был знатоком современного танца, однако не сомневался в том, что Джеральдина Сойер – лучшая из лучших. И еще в одном Альфред был уверен – он влюбился в Джеральдину, и произошло это в течение тех пятнадцати минут, пока длился ее танец.
– В прошлом сезоне, говорят, она под конец сорвала лифчик, – заметил со смехом один из друзей Альфреда.
– Наверняка там было на что посмотреть! – добавил еще кто-то, и вся компания разразилась гоготом.
Обычно Альфред не обращал внимания на подобные бестактные замечания, но в тот момент кровь бросилась ему в лицо, и он, схватив одного из своих приятелей за плечо, сдавленным голосом произнес:
– Немедленно принеси свои извинения!
– Альфред, ты что, перебрал лишку? – спросил тот, морщась от боли. – Эй, что с тобой, дружище? Ведь эта Джеральдина – бывшая шлюшка. Доподлинно известно, что она зарабатывала себе на пропитание собственным телом, причем не танцуя, а продавая его всем желающим.
Альфред оттолкнул друга, да так сильно, что тот едва не полетел на пол. Сын банкира поднялся – на сцене сновали другие танцовщицы, но взирать на их пируэты у Альфреда не было ни малейшего желания.
– Да что с тобой? – закричали друзья, ничего не понимая.
Альфред, не говоря ни слова, подошел к отряхавшемуся другу и схватил его за шею.
– Извинения, и немедленно! – приказал он, сжимая его горло.
Друг, выпучив глаза и хватая губами воздух, просипел:
– Альфред, ты перепил... Господи, ты ведь можешь меня убить... Я... приношу свои извинения! Мне не стоило так говорить об этой черномазой!
Альфред швырнул приятеля на стул и вышел прочь из театра-ревю, не реагируя на возгласы друзей. Оказавшись на улице – холодный воздух сентябрьской ночи немного отрезвил его, – он посмотрел на небо, усыпанное звездами, и с тоской подумал о том, что всего через несколько часов должен жениться на Софии. А ведь он ее совсем не любит! Ценит, уважает, восхищается ею – но не любит. И вообще он никогда не верил в любовь, считая ее сказкой для взрослых. Но эта женщина на сцене, которую он видел каких-то пятнадцать минут... Почему он не может прекратить думать о ней?
