Герт Нюгордсхауг - Норвежский детектив
— В самом деле, чудеса, — пробормотал он, опустив глаза в тарелку.
Фредрик давно дешифровал Женевьеву Бриссо. Несложная шарада. Честная и откровенная девушка, никаких скрытых мотивов, ничего загадочного, чистые тонкие черты лица не таят никакого зла. Ему вдруг захотелось открыться ей, рассказать о пережитых в последние дни злоключениях, но он вовремя спохватился. Незачем впутывать ее в свои дела.
— Женевьева, — вырвалось у него, — почему ты согласилась пообедать со мной? Почему захотела встретиться? Некий иностранец, случайный знакомый, — а у такой красивой девушки, наверно, тысячи поклонников?
Сказал и смутился. Миа Мунк…
Она помолчала, глядя на него. Потом заговорила:
— Мне двадцать семь лет, мсье. Думаю, я научилась разбираться в людях. В мужчинах. Глаза — они выдают большинство. Может быть, не столько выдают, сколько говорят о слабости и силе. О доброте и жестокости. Я вижу твои глаза — хорошие, добрые. Они располагают к знакомству. — Она смущенно усмехнулась, но продолжала — Кроме того, у тебя есть чувство юмора, и ты очень милый.
Милый? Она сказала «милый»? Неплохо, Фредрик.
Он ощутил в кармане тепло звездного кристалла. Интересно, в какой цвет кристалл окрасится, если поглядеть через него на Женевьеву? Мысль дерзкая до неприличия… Гладкие грани обожгли ему пальцы, и он выдернул руку из кармана.
— Твое здоровье, Женевьева, — улыбнулся он, поднимая бокал.
— Будь здоров, Фредрик. — Она тоже улыбнулась.
Несколько минут они ели молча.
— Сегодня в мой номер залетела большая оса. Чуть не ужалила меня.
Она перестала жевать.
— Большая оса? Они опасные, очень опасные.
— Ты что-нибудь знаешь про них?
— Еще бы. Vespa crabro. С ними прямо напасть. Они строят гнезда на виноградниках. В прошлом году был ужален один парнишка, которого я знаю. Еле удалось его выходить. Многие умирают от яда этих ос, да-да! Тебе повезло, Фредрик, что она тебя не ужалила! — Женевьева явно была встревожена.
Значит, шершни здесь не диковинка, водятся на виноградниках.
В зал вошли еще четыре посетителя и заняли столик по соседству. Фредрик сразу узнал одного: Найджел Мерло. Остальных он видел впервые. Мсье Мерло кивком приветствовал Фредрика. Кажется, в его беглой улыбке была тень нервозности? Он переговаривался со своими спутниками на английском с американским акцентом. Стало быть, остальные трое — американцы. Двое из них с любопытством посмотрели на Фредрика и Женевьеву, что-то тихо говоря.
Фредрик тотчас насторожился.
Наклонясь над столом, он обратился к девушке:
— Не оборачивайся сейчас, потом, незаметно, я хотел бы знать, кто эти четверо, которые заняли стол позади тебя, слева.
Немного погодя Женевьева как бы случайно оглянулась, затем, продолжая есть, сказала:
— Один из них — мсье Мерло. Он занимается бизнесом — всякие диковинные дела. Совладелец маленького ресторана на улице Кадан. Два других — американцы.
Они часто бывают в Сент-Эмильоне. Кажется, хотят перевести кооператив «Кав Руж» в разряд замков «Гран Крю Клас». Четвертого я вижу впервые. А что?
— Несколько дней назад мсье Мерло массировал мне голову. Он френолог.
Объяснив Женевьеве, что такое френология, Фредрик продолжал:
— Во всяком случае, так он сам говорил. Но я сомневаюсь.
Женевьева наморщила лоб и покачала головой. Внимательно посмотрела на Фредрика.
— Ты задаешь столько вопросов. И у тебя иногда такое серьезное лицо. Ты приехал сюда только покупать вино?
— Конечно. Честное слово. Только покупать вино. Но я довольно любопытен. Особенно… — Он не договорил.
— Особенно теперь, из-за всех этих ужасов, которые происходят здесь в Сент-Эмильоне, — сказала она за него.
Фредрик кивнул.
— И что ты думаешь? — тихо спросил он.
— Не знаю. Может быть, то же, что все остальные. Что среди нас появился какой-то психопат.
— Тебе страшно?
— Всем страшно. — Она опустила взгляд. — Но мы не говорим об этом. Мы ждем и надеемся, что полиция скоро разберется.
— Женевьева, — заговорил он медленно, с ударением на каждом слоге. — Это никакой не психопат. Мотивы совсем другие и куда более сложные.
Она застыла, не донеся до рта бокал с вином.
— Почему — почему ты так говоришь? Откуда ты это знаешь?
Фредрик вытащил из кармана звездный кристалл и положил на стол перед Женевьевой. На белой скатерти, рядом с горящей свечой кристалл переливался разными цветами. Девушка наклонилась, разглядывая его с любопытством.
— Знаю от этой вещицы, — сказал Фредрик. — Этот кристалл в разной обстановке излучает разные цвета. И цвета, какие он излучает здесь, в Сент-Эмильоне, говорят мне, что речь идет не о каком-то одиночке, больном человеке, который нападает на запоздалых путников и прячет свои жертвы, а о чем-то куда более серьезном. В этом деле замешан не один человек.
Он лгал. И глаза его бегали. Разумеется, кристалл ничего подобного ему не говорил, цветовая гамма не поддавалась таким толкованиям. Но каким-то образом Фредрик должен был поделиться с Женевьевой, поделиться с кем-нибудь своими догадками. Да, это всего лишь догадки, но не такие уж они фантастические. И если с ним что-нибудь случится, лучше, чтобы о них кто-то знал и мог усмотреть причинную связь.
Она взяла звезду в руки. Повертела ее. Рассмеялась.
— С тобой не соскучишься. И ты хочешь, чтобы я поверила тому, что ты сказал?
Он кивнул.
— Хорошо, мсье Дрим, считай, что я поверила. Во всяком случае, ты сказал то, что хотел.
А она соображает, подумал Фредрик. Мозговитая особа. Раскусила меня. Смекнула, что я знаю что-то, о чем не хочу говорить. Он забрал кристалл и сунул обратно в карман.
Им принесли десерт и кофе. Время шло быстро — чересчур быстро, на взгляд Фредрика. Они последними покинули ресторан.
Машина Женевьевы стояла тут же на площади, возле церкви. Он проводил ее. Дождь прекратился.
— Завтра? — спросил он.
— Завтра, — подтвердила она. — Около двух. Здесь.
Они уже условились о новой встрече, она обещала свозить его в два замка, расположенные достаточно далеко от Сент-Эмильона.
Фредрик наклонился к Женевьеве, она — к нему: осторожный быстрый поцелуй.
Он постоял, провожая глазами машину. Помахал рукой. Затем медленно направился к входу в гостиницу.
Слишком поздно Фредрик услышал шаги за своей спиной. Только хотел обернуться, как сильный удар по затылку бросил его на асфальт.
6. У Руки может быть лицо, Фредрик Дрюм трижды говорит «ага», но отнюдь не уверен, что напал на след
Пленка мыльного пузыря. Игра переливающихся красок, постоянно меняющийся узор. Он нырнул в гущу красок, попал в стремительный водоворот и погрузился в самый центр, в темноту.
Лицо и верхняя часть туловища жрецов, стоящих в ряд перед амфитеатром, выкрашены в красный цвет. Появляется процессия — впереди царь, за ним царица и царевны. Они останавливаются перед алтарем. Руки вздымаются к солнцу в ритуальном жесте, на землю перед оградой, за которой стоит бык, кладут обоюдоострый топор. Приводят выкрашенную белой краской тонкую девушку. Она опускается на колени перед жрецами, потом отступает на шаг и прижимает ладони к лицу. Рабы вносят большой кувшин. Видя окружающие ее лица, девушка срывается с места и бежит, но все пути перекрыты! Впускают быка бело-черной масти. Его рога остро заточены, глаза налиты кровью от ярости. На мгновение девушке удается избежать атаки, но тут же раздается крик, она взлетает в воздух и падает, пронзенная рогом ниже пупка. Подбегают рабы, оттаскивают ее в сторону, к кувшину, оставляя кровавый след на белых известняковых плитах. Топор кладут на алтарь, звучит гимн солнцу, сначала тихо, потом все громче, громче, переходя в оглушительный рев.
Темнота.
Голоса. Вокруг него — голоса.
Он ощутил сильную пульсирующую боль в затылке и открыл глаза. Увидел перед собой носки коричневых ботинок, сообразил, что лежит лицом вниз на холодном асфальте.
— Может быть, вызвать врача?
— Погодите. Кажется, он приходит в себя. Шевелится…
— Он выпил?
— Пустяки.
Фредрик слышал голоса. Сперва они звучали словно в железной бочке, но постепенно становились все отчетливее, и он начал их узнавать. Метрдотель, портье… Он осторожно приподнялся, застонал от боли в затылке.
— Мсье! Что случилось? Мистер Пейброк обнаружил вас здесь.
Фредрик сел, потер затылок и сказал:
— На меня напали. Ударили. Помогите встать.
Он протянул вперед руки, и портье вместе с метрдотелем помогли ему подняться на ноги. Площадь кружилась, церковь грозила обрушиться, его тошнило.
— Бумажник, мсье, проверьте — бумажник на месте?
