Ноэль Калеф - Лифт на эшафот
Инспектор согласно кивнул, послюнявив карандаш.
— Ясно. — Он внес уточнение в блокнот. — А где он находился в этот момент?
— В своей конторе, в здании «Ума-Стандард» на бульваре Осман… Это на углу…
Инспектор жестом дал понять, что знает это место, и она замолчала, глядя, как он записывает ее слова.
— Вы уверены, что он звонил именно оттуда?
— Это я ему позвонила.
Живраль изобразил понимание, но это выражение исчезло с его лица, когда он, извинившись, наклонился, чтобы помассировать щиколотку.
— Со вчерашнего дня с полудня на ногах. Так что сами понимаете…
— Вижу, вы и воскресенье работаете, — сказал Жорж с той долей любезности, которая должна была показать его демократические взгляды.
— Посменно. Кто-то же должен работать, что бы там ни говорили о полицейских. Те, за кем мы гоняемся, и по воскресеньям не сидят без дела.
Живраль вновь послюнявил карандаш. Женевьева отметила про себя, что у него удивительно белые зубы.
— Ладно, — проговорил он. — С тех пор вы его не видели?
Женевьева покачала головой, делая над собой отчаянные усилия, чтобы не разрыдаться.
— И не слышали о нем? — настаивал Живраль.
— Ни слуху ни духу, — ответил Жорж.
Инспектор закрыл блокнот. Жорж сделал шаг вперед:
— А скажите… Со своей стороны вы выяснили что-нибудь?
— Ничего. Мы только начинаем, месье, — сказал Живраль, показывая на блокнот, прежде чем убрать его в карман.
— Значит, за двадцать четыре часа вы ничего не сделали, ничего не предприняли? Великолепно! Ах! Хороша же полиция во Франции! — рассердился Жорж.
Живраль пожал плечами:
— Мы уведомили больницы, полицейские комиссариаты… Что же вы хотите еще? В субботние вечера этих «исчезновений» столько… тут надо действовать осторожно. Обычно после полуночи все улаживается.
Женевьева поднесла руку к губам, чтобы заглушить крик.
— Я говорю это не для того, чтобы вас обидеть, мадам, — оправдывался инспектор, — но мужчины, а? Вы ведь знаете, что это такое…
Она больше не могла сдерживаться и заплакала, закрыв лицо руками. Жорж, казалось, был в затруднении. Живраль попытался загладить оплошность:
— Заметьте, есть такие, которые возвращаются домой к жене только в понедельник утром… Не надо волноваться. К чему так переживать, мадам? Значит, вы знаете, где он?
Женевьева быстро подняла голову. Она напоминала затравленного зверька. Жорж тут же вмешался:
— Кстати, инспектор, я хотел бы сообщить вам, что… я собираюсь завтра утром в прокуратуру, чтобы предъявить моему зятю обвинение в мошенничестве…
— А… Обвинение в мошенничестве… Но это не по моей линии…
Приоткрыв рот, инспектор смотрел на Жоржа и, вытянув ноги, усаживался поудобней.
— По вашей… Косвенно, поскольку речь идет о моем зяте. Он украл у меня деньги…
— Жорж, умоляю тебя! Месье это не интересует.
— Напротив, мадам. Существует три человека, которым необходимо рассказывать все, абсолютно все: врач, духовник и полицейский… Значит, месье Куртуа украл у вас деньги… И вы думаете, он поэтому сбежал?
— Нет… Он не знает, что мне об этом известно.
— Ага… И вы, значит, собираетесь подать жалобу?..
— Да, именно. Прокурору. Завтра же утром. Я узнал обо всем лишь в субботу поздно вечером.
— Ясно, ясно… — Живраль испустил глубокий вздох. — Следовательно, вы понимаете, месье, что до сего момента мы не могли ничего знать. Но, разумеется, вы считали нужным поставить меня в известность… — Он слегка оживился. — По-вашему, значит, существует некая связь между его исчезновением и мошенничеством…
Женевьева остановила его гневным жестом:
— Никоим образом, месье! Поскольку по телефону он как раз говорил мне…
— Простите, простите… Подумайте, мадам. С точки зрения закона… если он сбежал с женщиной, это не так серьезно, как если он…
— Женевьева! — вмешался Жорж. — Как ты можешь думать что-либо подобное?
Живраль откинулся назад, продолжая внимательно слушать.
— Ты ничего не понял, — сказала Женевьева.
— Теперь ты утверждаешь…
Женевьева в ярости не находила слов. Инспектор наблюдал за поединком брата и сестры. Он вновь достал блокнот. Женевьева заикалась от бешенства:
— Ведь он не знает, что я показала тебе его бухгалтерские книги!
— Однако он знал, что находится в отчаянном положении.
— Вовсе нет! Вспомни, он заверил меня, что дело уладилось, что все идет прекрасно.
— Разумеется. Он намекал на свое бегство.
— Он сказал бы мне об этом, — крикнула Женевьева. — А он говорил мне, что мы будем счастливы вместе! Он и я!
— Чтобы ты ничего не заподозрила! У него уже было назначено свидание с его подружкой!
Женевьева съежилась. Наступило молчание, которое нарушил Живраль:
— Значит, по-вашему, это так называемое исчезновение все-таки бегство.
Еще не остыв после препирательства с сестрой, Жорж обернулся к нему:
— Факты достаточно красноречивы. Мой зять меня обжулил. На то есть доказательства, они у меня в руках. Одновременно этот красавчик назначает свидание своей жене, но сматывается…
— Со своей подружкой… — закончил Живраль.
— Значит, вам известно! — вскричала Женевьева.
— Нет, мадам. Это ваш брат только что сказал. Почему вы не сообщили об этом вчера в комиссариате?
— Минутку, послушайте меня, инспектор, — вступился за сестру Жорж. — Сейчас вы поймете. Она подозревает, что он с какой-то женщиной. Вот истина. И мы хотели, чтобы полиция застукала его и узнала имя этой женщины. Это ведь ясно! Моя сестра хочет развестись. Завтра же мы идем к адвокату.
— Значит, поэтому, мадам, вы… укрылись у своего брата.
— Стоит ли об этом говорить, — сказал Жорж.
— Я понимаю. Но если мадам не возвращается домой, как же знать, не вернулся ли месье Куртуа?
— Вернется он или нет, — завопил Жорж, — моя сестра больше не желает иметь ничего общего с этим бандитом!
Глаза Женевьевы сверкнули:
— Вы что-то знаете, господин инспектор. Он вернулся, не правда ли?
Безумная надежда не покидала ее; она была готова простить. Прежде чем Живраль смог ответить, она горячо заговорила, обращаясь к брату:
— Вот видишь, он вернулся! Ты не станешь возбуждать против него дело. Я продам свои драгоценности, меха, квартиру, мы переедем в пригород, но вернем тебе деньги, клянусь.
Жорж не знал больше, что говорить.
— Ну что ты болтаешь, Женевьева? Инспектор не сказал ничего такого, что бы позволило тебе думать…
Не обращая внимания на Жоржа, Женевьева схватила Живраля за рукав потрепанного пальто. Он не сопротивлялся. Произнес, отвечая на невысказанный вопрос:
— Я заходил на улицу Молитор, мадам… Его там не было. Но, может быть, он пришел и потом опять ушел…
— Но есть же горничная! — простонала Женевьева.
— Ну вот, видите!
Бросаясь так из одной крайности в другую, от снисходительности до жажды мщения, Женевьева почувствовала смертельную усталость.
— Успокойтесь, — сказал инспектор, вставая. — В настоящий момент у вас дома никого нет. Я звонил очень долго.
— Сегодня у горничной выходной, — объяснила Женевьева таким тоном, словно она сообщила миру о начале войны.
— И последнее. Нет ли у вас фотографии мужа, мадам? Это облегчит розыск, а?
— Дома… Да…
— Сейчас я найду, — поспешил сказать Жорж.
Он вышел с решительным видом. Женевьева чувствовала, что Живраль смотрит на нее, но старалась не встретиться с ним взглядом. Он спросил:
— Ваш брат не очень-то любит месье Куртуа, а?
Женевьева медленно покивала головой.
— Возможно, это моя вина, — признала она.
— А вы, мадам?
Она растерянно подняла глаза:
— Я?
— Да, вы. Вы его любите?
Вдруг она почувствовала, что этот невзрачный инспектор излучает подлинное человеческое тепло. Она чуть не бросилась ему на шею, чтобы выплакаться наконец на груди человека, проявившего к ней участие. Но вернулся Жорж и протянул Живралю хорошо знакомую ей маленькую фотографию.
— Ах нет! — запротестовала Женевьева. — Он не побрился в этот день. Он похож здесь на бандита!
— Он и есть бандит! — твердо произнес Жорж.
Живраль положил фотографию в карман и поклонился:
— Мое почтение.
Он посмотрел на Женевьеву, чтобы безмолвно выразить ей свою симпатию. Но, не встретив ее взгляда, смутился и пустился в ненужные объяснения:
— Ну вот. Еще один день закончился. Теперь могу возвращаться домой.
Лицо Жоржа озарилось, ему пришла в голову одна мысль, он поднял руку:
— Подождите. Раз служебное время закончилось, вы теперь простой гражданин, не правда ли, месье…
— Живраль.
— Месье Живраль. И вы могли бы давать свидетельские показания под присягой, как любой другой гражданин?
