Екатерина Островская - Украденные воспоминания
— Трое? А кто третий? — вскрикнула Наташа, разорвав наступившую гробовую тишину.
— Светлана Томина, — вздохнул Джон. — Она попала в явно подстроенную автомобильную аварию.
Наташа закрыла ладонями лицо и почувствовала, как они наполняются слезами.
— Господа, простите, — донесся до нее голос Джона, — но погибшая девушка была лучшей подругой моей жены.
Сделав пару шагов к дому, Наташа повернулась к гостям, увидела направленные на нее сочувствующие взгляды и произнесла:
— Я сейчас вернусь.
Она поднялась в свою комнату, села перед туалетным столиком, посмотрела на себя, нарядную и ухоженную, вспомнила Светлану Томину, с которой не дружила, конечно, но ведь общалась часто. Знала, что у Светы маленький сын, а муж, с которым когда-то была в одном экипаже на раллиевых гонках, теперь работает инструктором в автошколе. Неужели и она погибла? А вдруг Джон прав, и смерть Марины Степановны, Грановского и Светы — не случайность, а чья-то злая воля?
Наташа вышла на балкон и посмотрела на океан, над которым еще плотнее сгустились сумерки. Внизу звучала музыка и сквозь листву пальм виднелось пятно света, в котором стояли накрытые столы. Она вернулась к зеркалу, приблизила лицо к его поверхности, проверяя макияж. Слезы почти не нарушили его, но все равно пришлось кое-что подправить.
Потом Наташа спустилась на первый этаж и увидела в углу холла нескольких человек в казачьих костюмах — тот самый коллектив, с которым репетировала несколько песен, для того чтобы исполнить их сегодня. Она подошла к музыкантам и спросила, не голодны ли те.
— Да нас сколько ни корми, — ответил один, — все голодными останемся.
— Эмигрантский хлеб горек, — произнес другой.
— Что ж уехали тогда?
— Дураками были. Но сейчас чего говорить? В любой момент можно вернуться, только нам это уже не надо…
Через час с неба упало несколько капель. Кое-кто из гостей начал прощаться, а еще раньше укатил джаз-банд. Оставшихся Джон пригласил в дом. Официанты втащили столы в холл, и в просторном помещении сразу стало тесно. В углу «казаки» принялись наяривать на балалайках «Светит месяц». Общество распалось на несколько компаний по интересам: в одной говорили о биржевых индексах, в другой об экспансии китайских капиталов, где-то обсуждали наряды первой леди… Джон шагнул к жене, но не сказал ей ни слова.
— Друзья! — обратилась Наташа к собравшимся. — В России есть обычай в дни радости и в дни горя петь. У меня сегодня и радость, и горе. Радость оттого, что вы пришли в наш дом, — поддержать нас с Джоном, и горе от дурной вести, ворвавшейся сюда без приглашения. Вообще, я пою редко, предпочитая слушать тех, кто умеет это делать лучше меня. А потому не взыщите… Исполню старинный русский романс, хорошо вам знакомый.
Она кивнула казакам, и сразу зазвенели гитары, мандолины и балалайки.
— Ехали на тройках с бубенцами,
А вдали мелькали огоньки…
На нее смотрели с удивлением. Она видела лица людей и понимала, что гости поражены не мастерством ее исполнения, а тем, что широко известная песня, которая всегда звучала на английском, оказалась русской.
Мне б теперь, соколики, за вами,
Душу бы развеять от тоски…
Наташа сделала паузу, смолкли на секунду и балалайки. Она взмахнула рукой, и тогда гости все разом подхватили:
— …Those were the days, my friends…
В России после ухода гостей хозяева обычно до утра моют посуду и прибирают в доме. Но за окнами было Атлантическое побережье Соединенных Штатов, по комнатам сновал нанятый на одни сутки обслуживающий персонал, а потому Наташа не знала, чем себя занять. Приятно, конечно, просто отдыхать, но когда мысли совсем о другом, то и отдохнуть не получается. К тому же мистер Биркин уехал один, оставив свою не очень трезвую жену с Наташей. А может, бывшая Зина сама решила задержаться — невыпитых бутылок шампанского осталось превеликое множество. Хозяйка и ее подруга вдвоем расположились в холле второго этажа и о чем-то пытались говорить. Вернее, пыталась говорить лишь Джейн. Она развалилась в кресле, держала в руке бокал, пила шампанское, давилась им, вино стекало по ее подбородку и капало на почти полностью обнаженную грудь. Джон зашел, вероятно, для того, чтобы побеседовать с женой, но увидев Джейн, поспешил удалиться, успев сказать, что надо увеличить штат собственного персонала. А поскольку произнес он это по-русски, миссис Биркин уцепилась за его фразу.
— Вот здорово! Как это много и значительно звучит — Соединенные Штаты собственного персонала… Никому и в голову не придет такое придумать. А мне пришло… Я, между прочим, давно заметила, что не такая, как все. И одна подруга еще в Иваново сказала мне как-то: «Ты, Зинка, не такая, как все! Все вокруг просто проститутки, а ты не просто. Всем чего-то от мужиков надо, а тебе не надо чего-то, тебе идею подавай». Да, еще добавила: «Зинка, вступай в правящую партию, ты со своим талантом далеко пойдешь. А что, наши ивановские всегда далеко ходили…» Она так и сказала. А я так бы и сделала, но потом укатила в Москву, и Яша Брук, гад такой, всю карьеру мне испортил — увез сюда. Хотя здесь тоже неплохо, спорить не буду… Но только в Государственной Думе разве я могла бы встретить того самого Бреда Питта? Ты видела, как он на меня смотрел? Хотя нет, он на тебя смотрел, наверное, потому, что ты что-то там пела. Потом пошел тебе ручки целовать. Он, кстати, мне не понравился — маленький какой-то. Я, если честно, представляла его высоким. Конечно, не как баскетболист, но что-то вроде… Нет, мне понравился… как его… Питер, что ли? Высокий такой…Только зачем он палочку с собой носит? У него ноги нет, что ли? Хотя это не важно, все равно красивый. Красивее Бреда Питта… Слушай, у тебя случайно нет закурить? Что-то очень вдруг курить захотелось. Я как про родину говорить начинаю, сразу курить охота… Ах да, ты же некурящая… Послушай, Натаха, может, ты для меня у официантов стрельнешь? У них наверняка есть… Таксисты ведь курят, не все, правда…
Наташа не слушала ее. Какие-то слова Джейн пробивались к ее сознанию, но к чему они говорились, понятно не было. Ясно было одно — бывшая Зина здорово напилась.
В холл снова заглянул Джон. Но подходить не стал — показал издалека глазами: заканчивайте, мол, миссис Биркин уже и так изрядно набралась. Каким-то образом бывшая Зина почувствовала его присутствие и обернулась.
— Хеллоу, Джек. То есть Джон. А почему ты не хочешь к нам присоединиться? У нас здесь так весело…
— Я, пожалуй, спать отправлюсь, — объявил Джон.
— Ну, ладно, — согласилась Джейн, — если тебе девушки не нужны, то можешь спать один.
И тут же она уставилась на Наташу.
— Послушай, Натаха, а вы что, в разных комнатах это самое… в смысле, спите?
— Случается и такое, — призналась хозяйка дома.
— Как это? — не поняла Джейн. — Поодиночке, что ли?
Миссис Биркин качнуло, и остатки шампанского выплеснулись ей на грудь и живот.
— Блин! — выругалась бывшая Зина, растирая шампанское по платью. — Ну вот, пятна останутся, как я потом перед мужем оправдываться буду… Ой, что-то мне нехорошо, пойду-ка и я спать…
Она поднялась с кресла и нетвердыми шагами направилась в сторону спальни Джона. Наташа догнала ее и, взяв под руку, повела к гостевой комнате.
— «И снова седая ночь, и снова ей доверяю я…» — пропищала миссис Биркин и замолчала.
Посмотрела на Наташу и сказала:
— Сегодня я не в голосе. Тащите меня спать.
Она плюхнулась поверх постели и попросила:
— Раздень меня, дорогая.
— Как-нибудь сама, — ответила Наташа и двинулась к выходу. Уже у двери услышала шепот за спиной:
— Тогда позови кого-нибудь, я сама не могу…
Она вышла на огромный квадратный балкон, села в плетеное кресло и закуталась в плед. Точно так же, как полгода назад сидела на палубе чужой яхты, глядя на ночное море. Тогда все только начиналось, а теперь перед ней океан, она на балконе огромного дома, который вроде бы принадлежит и ей тоже. Под окнами собственный пляж и светится бассейн, от которого разбегаются мощенные брусчаткой дорожки, свет шаров фонарей пробивается сквозь кроны пальм, стоящих рядами… Теплая влажная ночь, ночь нежная и чужая…
Наташа обернулась и посмотрела через проем двери на полутемный холл, в котором только что сидела с бывшей Зиной Пахомовой. Теперь там было темно, лишь над барной стойкой светились бледные синие лампочки. Послышалось шлепанье босых ног — в голубом сиянии промелькнула голая миссис Биркин, которая пыталась тихо и незаметно проскочить в спальню Джона. Прошмыгнув мимо балкона и решив, что ей это удалось, Джейн хихикнула.
«Дурочка», — подумала Наташа.
Через минуту в холл выскочил перепуганный мистер Хадсон в пижаме. Думая, что жена находится в своей спальне и ничего не ведает, он спешил к ней.
