Ольга Тарасевич - Альбом страсти Пикассо
– Ладно, идем, – покорно соглашается Долорес, проклиная себя за эту уступчивость.
«Во мне что-то сломалось с появлением Пабло, – уныло думает она, спускаясь вниз по лестнице, в весенний обласканный солнцем Париж. – Я не могу с ним спорить, не могу ему сопротивляться. Его сила сначала подавляет, а потом уничтожает личность, превращая любую женщину в безвольную игрушку Пикассо. Пабло рассказывал о своем знакомстве с Дорой. Она сидела в кафе, в розовых перчатках с аппликацией и, положив ладонь на стол, очерчивала контур руки острым ножом. Иногда удары были неточными, и на розовом атласе появлялись красные пятна. Пабло попросил эти перчатки в подарок. С тех пор он режет Дору без ножа – знакомит ее со своими любовницами, отбирает подарки, смеется над ее страданиями. А что стало с Ольгой Хохловой?! Она засыпает Пабло письмами, шпионит за ним. Она выяснила, где я живу, и пару раз вцепилась мне в волосы с воплями: «Отдай Пикассо, он мой!» А он не ее, и совершенно не мой – он сам по себе, и может нести своим женщинам только боль. Мне надо пытаться от него освободиться. Буду стараться расстаться с ним и забыть его…»
Вечер в ресторане прошел ужасно.
Дора Маар, бледная и похудевшая, казалась высокой трагической актрисой. Рядом с ней, величественно-прекрасной, Пабло выглядел маленьким сморщенным старикашкой. «А ведь Дора его младше на двадцать лет. Представляю, как я смотрюсь вместе с Пикассо; наверное, совсем девчонкой – меня-то он старше на сорок лет», – пронеслось в голове Долорес, когда она посмотрела на садящихся рядом за столик Пабло и Дору.
Дора Маар заказала много блюд, явно пытаясь сделать вид, что чувствует себя превосходно.
Она поражала фонтаном остроумных шуток, едких замечаний, явно стараясь дать понять своему любовнику: «Ты только посмотри, кого ты потерял! Да твоя новая любовница не стоит моего мизинца!». Пабло на все ее шутки отвечал: «Какие же глупости ты говоришь, Дора!» А потом, после ужина, Пикассо заявил Маар: «Я думаю, тебя уже не надо провожать? Сама домой доберешься?» Натянуто улыбнувшись, Дора заверила, что с ней все будет в полном порядке.
– Теперь ты убедилась, как я люблю тебя? – ворковал Пабло, провожая Долорес по опустевшим полусонным улочкам. – Я дал Доре понять – между нами все кончено.
– Да, дорогой, спасибо, – шепчут застывшие губы.
На самом деле с них рвется другое.
Так унижать женщину, с которой делил постель, – низко и гадко!
Так поступать с бедняжкой, едва оправившейся после болезни, – подло!
Но чего добьешься такой правдой? Только того, что Пабло уйдет. Он не хочет слушать ничего, что расходится с его мнением. Он уйдет – и как тогда жить? Все его женщины не могут больше найти ни счастья, ни любви, ни хотя бы покоя. Они все отдали бы лишь за возможность иногда видеть Пабло. Да, с ним очень тяжело. Но без него еще тяжелее…
* * *– Не поняла, что, виски закончился? – заметив, как следователь Седов наливает в стакан минералки, Лика принялась внимательно рассматривать стоящие на столе бутылки. – Гляди, Володя, прямо рядом с тобой напиток, который ты уважаешь! Хотя да, девичья память, ты же на машине…
Сделав глоток воды, Седов покачал головой:
– Не беспокойся, хозяйка, и вискаря хватает, и руль тут ни при чем. Просто у меня теперь трезвый образ жизни.
Она застрочила очередью вопросов:
– Что, совсем не пьешь спиртное? А чего так? Со здоровьем что-то случилось? Я могу помочь?
– Со здоровьем все в порядке. Со всем остальным, – следователь с досадой поморщился, – скажем так, могло бы быть лучше. Я про работу… Знаешь, Вронская, а вот ты молодец. Почитываю я твои романы и понимаю: ловко тебе удается не показывать всю нашу грязь, все это болото… И это правильно. В таком дерьме поплаваешь – жить не захочешь. Я знаю, о чем говорю. Беспредел в органах юстиции творится такой, что у меня, взрослого сильного мужика, который уже всякое повидал и ко многому привык, крыша едет. Надо как-то переключиться, забыться, расслабиться. Одна бутылка, другая, третья; как говорится, понеслась душа в рай… А потом просто понял, что я уже не помню, какую неделю по вечерам бухаю по-черному. Нет, вру – там не о неделях запоя речь шла, уже о месяцах. Решил завязать; по крайней мере – попытаться. От того, что я сопьюсь, коррупции меньше не станет… А шила в мешке не утаишь, нет! Все люди давно уже расклад понимают. Да каждый обыватель знает: переименовывать прокуратуры в следственные отделы, а милицию в полицию можно сколько угодно, только все по-прежнему решают деньги и связи. Министра-то помнишь, на прошлой неделе задержали?
– Того, который обвиняется в присвоении бюджетных средств? – уточнила Вронская, сразу же получившая телеграмму-молнию от журналистской памяти, хранящей, кажется, все выпуски информагентств. – Около трех миллионов долларов выделили на реконструкцию больницы, а министр денежки стырил, а реконструкцию не провел, да?
– Да, все верно. Только сейчас уже все обвинения с министра сняты. На должность он больше не вернется. Но для него, я уверен, это не критично. С такими деньгами можно и на работу не ходить… Вот интересно, что чувствовал следак, который оформлял сначала изменение меры пресечения, потом отсутствие состава преступления в действиях? Да тут к гадалке не ходи: радовался, наверное, удачной сделке!
Лика с горечью слушала, как приятель жалуется на жизнь, и чувствовала себя старой, слабой, ненужной, как вылинявшие Даринины куклы с отклеившимися волосами. Такие эмоции, наверное, и не могут не возникать на руинах. Когда реальность сокрушает прекрасные фантазии – это всегда мучительно больно…
Знакомство со следователем Седовым и начало литературной деятельности совпали, это произошло восемь лет назад. Конечно, и тогда ситуация не была идеальной; кое-что из откровений Седова не хотелось приводить в книгах. А зачем тыкать читателей носом в дерьмо? У каждого по жизни хватает своих проблем, каждый в большей или меньшей степени сталкивается с несправедливостью – так пускай хотя бы книги будут тем миром, в котором все чисто и светло… Не возникало желания писать о том, как на следователей давит начальство, требуя прикрыть некоторые дела с явной доказательной базой совершения преступления. На страницы романов почти не попали Володины приятели, берущие взятки за переквалификацию статей, даже за отмазывание очевидных преступников. Тогда все это еще можно было оставлять за скобками, потому что коррупционные частности не носили массового характера. Теперь ситуация изменилась. Сейчас «откат» – норма, а расследованное «по-честному» дело – что-то из ряда вон выходящее. На работу в следственные отделы все чаще попадают по признаку кумовства, и там творится такое, что уголовного кодекса не хватит квалифицировать всю ту мерзость.
Из этого болота любому честному следователю надо поскорее уносить ноги. Но самое печальное – бежать-то некуда. Всю жизнь Седов думал, что выполняет важную работу, борется с преступностью, защищает добропорядочных граждан. И вот от выполнения такой важной миссии – куда?.. В детективное агентство, шпионить за неверными мужьями и женами? Это только в романах к частным детективам приходят клиенты с сложными расследованиями, в реальной жизни – все проще и банальнее.
Да, можно попытаться убедить приятеля: большинство людей живет, не спасая мир; большинство ходит на работу для того, чтобы просто зарабатывать себе на жизнь. И это не плохо и не хорошо – это реальность! Но точно так же понятно, что в этой реальности существуют другие люди. У них иные цели и потребности, и они не могут жить как все… Кто-то там, наверху, проставил маркером напротив судьбы Владимира Седова пометку «Бэтмэн». Только вот условий для реализации этой сверхзадачи в современной Москве нет…
– Я понимаю, о чем ты говоришь, – вздохнула Вронская, машинально оглядывая гостей. Они невольно разбились на группы по интересам: несколько пар танцевали, мужчины жарили очередную порцию шашлыка, кто-то любовался цветами. Сохранность клумб, похоже, была под вопросом: сосед Валерий Палыч, муж Дианы (той самой хамки и снобки, как выяснилось, слегка знакомой по интернет-общению) притащил на участок пару ярких миниатюрных курочек, и они пытались деловито покопаться в цветочках. Похоже, умилительные распоряжения хозяина («цыпочки мои, девочки, ведите себя хорошо») на них совершенно не действовали. А еще бросалось в глаза, что гостей стало меньше. Первой откланялась редактор из издательства со своей малышкой, потом, похоже, куда-то задевался приятель Андрея Игорь…
– Я понимаю, о чем ты говоришь, – повторила Лика, переводя взгляд на Седова. Надо же, а ведь Володя выглядит намного лучше, чем обычно: посвежевший, подтянутый; здоровый образ жизни явно пошел ему на пользу. – Той реальности, которая является для нас с тобой нормальной, больше нет. Столкнувшись с тем, что правоохранительная система поражена ржавчиной коррупции снизу доверху, я долго думала – как мне писать свои книги. Александра Маринина, например, поступила так – отправила свою Каменскую на пенсию, а оттуда – в частное агентство. И читатели счастливы – любимая героиня по-прежнему распутывает головоломки, и автор спит спокойно – потому что не описывает честного опера из числа уже не существующих в природе. Но я для себя решила: продолжаю носить розовые очки и упрямо верить в чудо. В конце концов, даже в Библии написано: в начале было слово. Может, мое слово все-таки что-то значит; может, оно способно что-нибудь изменить?.. В любом правиле имеются исключения, не все в этом мире продается и покупается. Я пишу про свет и стараюсь не концентрироваться на грязи. И да, следователи в моих романах ловят преступников и не берут взяток. Я хочу, чтобы это было так, всей душой хочу! Ведь это было бы правильно – чтобы добро побеждало зло, чтобы люди стремились совершать хорошие поступки, а за плохие несли заслуженное наказание! Так должно быть, это верно! Но иногда вера иссякает и накатывает отчаяние. Тогда я кажусь себе старой забытой куклой из закончившейся доброй сказки, которая больше никогда не повторится, и…
