Владимир Колычев - Смертельные чары
– Он что, согласился взять вину на себя? – догадался Федор.
– Согласился. Из-за сестры согласился. Не хочет он, чтобы мы его Антонину в это дело впутывали. Ты меня понимаешь? – с торжествующим видом спросил Прямыхов.
– Понимаю.
– Ты Зотову из дома выдернул, наручниками к машине приковал, потом к брату отвез, затем вместе с ним вы приехали на место преступления, а она так и осталась у тебя в машине сидеть. Потом ее в отдел увезли, так?
– Так.
– Кому ты говорил, что сыр-бор из-за Зотовой был?
– Никому.
– Точно никому?
– А зачем? План по трупам на этот год уже выполнен, – усмехнулся Старостин.
– План по трупам?
– Муж у Антонины очень резкий, как бы чего не вышло, если узнает.
– Вот! Это ты правильно, Федор Георгиевич, рассуждаешь! План по трупам у тебя не просто выполнен, а перевыполнен. Если бы эти убийства еще и раскрывались…
– Так Востриков же, вы говорите, признался.
– Да, признался. Но ведь это я с ним работу провел! Вот если бы Востриков действительно кого-то убил, тогда это была бы твоя заслуга, – покосился на Старостина Прямыхов. – Но ведь он же не убивал. Он просто взял на себя чужое убийство… А может, и убивал! Просто мученика из себя изображает! А то, что заточку у него с куриной кровью нашли, так, может, была и другая заточка, которую он выбросил. Могло такое быть?
– Могло.
– Значит, мы вместе с тобой раскрыли это дело. Так получается?
– Ну, так.
– Выходит, нам вместе расхлебывать эту кашу.
– Какую кашу?
– Ну, если вдруг выяснится, что не Востриков убивал… Короче, делай что хочешь, но Зотова не должна пострадать. Она к убийствам отношения не имеет, с Молодовым на реке не встречалась, в сговоре с братом не состояла…
– А она состояла в сговоре?
– Ну, не то чтобы в сговоре… – Прямыхов сморщил свой лоснящийся нос, а потом поскреб по нему пальцем. – Была у Зотовой мысль деньги от Молодова поиметь. Ну, если любишь бабу, то помогай ей материально. С братом поделилась, ну, чтобы он в случае чего наехал на Молодова…
– Так он и наехал.
– Нет, он должен был наехать, если бы Молодов ее бросил…
– Так он ее и бросил… – оживился Старостин. – Я же отговаривал Молодова, сказал, что с Антониной лучше не связываться. Может, он позвонил ей, сказал, что хочет с ней поговорить, назначил встречу. А она поняла, что ее бросают, и сказала брату…
– Ну, вот видишь, мотив есть. И в убийстве Востриков сознался. А в награду ему за это мы выводим Зотову из дела. Не было никаких встреч с Молодовым, и мужу она не изменяла… Или ты уже кому-то разболтал?
Федор выразительно посмотрел на своего начальника. Не трепач он по своей натуре, потому и совесть его чиста… Ольгину только сказал, но при этом велел держать рот на замке. Миша парень толковый и неболтливый, ему можно доверять.
– Значит, договорились?
– Договорились, – кивнул Старостин.
– Вот и хорошо. Дело раскрыто, убийца во всем сознался, а Зотова здесь ни при чем.
– Зотова ни при чем. А Голикова?
– Голикову мы сегодня отпускаем. За отсутствием, так сказать, состава преступления. Кстати, она с твоего участка, а ты на машине, к дому ее подбросишь.
– Как скажете.
Из кабинета начальника Старостин выходил с тяжелой головой. Вроде бы и не устраивали разнос, но ощущение такое, что свинью ему подложили. Что, если Востриков не убивал, а его к пожизненному заключению приговорят? И в этом его вина будет…
Голикову он ждал недолго. Она сама вышла из здания РОВД, без сопровождения, в спортивном костюме, с пухлой спортивной сумкой в руке. Старостин подошел к ней, протянул руку, чтобы взять сумку, но Голикова рассерженно отшагнула от него.
– Ну, как хотите, – Федор отвернулся и направился к машине.
– Мне сказали, что ты меня отвезешь, – бросила она ему в спину.
Федор кивнул и открыл багажник, чтобы она поставила туда сумку. И дверь переднюю ей открыл.
Голикова села на предложенное место и, скрестив на груди руки, демонстративно отвернула от Федора лицо. Но это ее право – пусть дуется.
Но дуться она смогла только первую половину пути, а потом, не выдержав, резко спросила:
– Так и будешь молчать?
– А что я должен сказать? – сухо отозвался Старостин.
– Ты даже не поздоровался.
– Поздоровался.
– Сквозь зубы?.. А ты извинения должен принести.
– Я?
– А кто меня «закрыл»?
– Закрыл? Слова-то какие!
– Ты от ответа не увиливай. Извиниться надо.
– Перед кем?
– Передо мной!
– Кому?
– Тебе!
– За что?
– А ты не понимаешь?
– А кто труп в лодку грузил? Кто его за Колючкой выгрузил? Кто машину в лес загонял? Кто правду пытался скрыть?
– Ну, я же знала, что во всем обвинят меня! – обескураженно парировала Надежда Максимовна.
– А я знал, что ты меня обманываешь. А когда меня обманывают, я начинаю злиться.
– А мы разве на «ты»?
– Ну да, ты же мне «тыкаешь»…
– Скользкий ты, – хмыкнула Голикова. – Тебя голыми руками не возьмешь.
– А ты что, взять меня хочешь?
– Взять?! Тебя?!. Ну, разве только для того, чтобы поближе к глазам поднести, посмотреть, что ты за фрукт такой…
– Обойдешься.
– Не хами!
– Взаимно.
На этом разговор и закончился. Надежда Максимовна до самого дома не проронила ни звука. И дверь сама открыла, когда машина остановилась возле ворот.
– Сумку подадите? – подчеркнуто на «вы» спросила она.
– Ну, если вы настаиваете…
Федор вышел из машины, вытащил из багажника сумку, протянул ей, но она спрятала за спину правую руку, а левой многозначительно показала на дом. Она хотела, чтобы он занес сумку, хотя сама прекрасно справилась бы с легкой ношей.
Старостин мог бы поставить сумку на землю и уехать, но это невежливо, а он уже и без того нагрубил Голиковой. К тому же он не хотел уезжать. Как ни крути, а эта женщина ему нравилась.
Голикова минуты две жала на клавишу звонка. Не было у нее ключей, поэтому приходилось рассчитывать на Катерину. Но та не подавала признаков жизни.
– Да что ж это такое? – стала выходить из себя Надежда Максимовна.
И тут же в домофоне послышался виноватый голос Катерины.
– Надежда Максимовна, извините! Я в мансарде убиралась…
– Да открывай ты!
– Бегу, бегу!
– Куда ты бежишь? – удивленно вскинула брови Голикова.
Ее удивление было понятно. Калитку можно было отпереть прямо из дому, но Катерина открыла ее со двора. Похоже, она тянула время. Уж не любовника ли она у себя пригрела?
– Катерина, это что еще такое? – все еще возмущенно спросила хозяйка.
– Извините, Надежда Максимовна, я тут заработалась… – ответила Катерина. И тут же широко улыбнулась: – А вас уже выпустили?
– Сбежала! Вот, капитан помог! – сострила Голикова.
– Это что, правда? – Катерина оторопело уставилась на Федора.
– Ты долго столбом стоять будешь? – Не дождавшись, когда Катерина сама сойдет с дороги, Надежда Максимовна шагнула к ней, и та вынуждена была посторониться.
Старостин усмехнулся про себя. Похоже, Катерина нарочно задерживала свою хозяйку, тянула время, чтобы кое-кто успел уйти как можно дальше.
Может, это ее муж Николай заскочил к ней на обед? Но у него трактор, а возле дома ничего такого нет, да и не стала бы Катерина прятать мужа… Неужели любовника завела? Но так Федора это не касалось. Как-никак Катерина его сестра, и не так уж важно, что троюродная, поэтому не стал он идти по следу беглеца.
– А я уже обед приготовила, к вам собиралась ехать!
Надежда Максимовна шла быстро, Катерина чуть ли не бежала за ней. Федор последовал за ними, потому что про сумку забыли все. Можно было оставить ее во дворе, но что-то удерживало его от такого решения.
– Не надо ехать, как видишь, я уже здесь.
– А почему вы не позвонили?
– А у меня есть телефон?
– Но так я же привозила…
– А я что, не могла его там оставить?.. Капитана накорми, а я сейчас!
Голикова чуть ли не бегом поднялась на второй этаж, спеша принять душ.
Катерина не обманула – она действительно приготовила обед. На кухне вкусно пахло, на плите стояла кастрюля, в духовке за стеклом – утятница. А на барной стойке – тарелка с недоеденным борщом, ложка в ней, стакан с соком рядом. Старостин сделал вид, что не заметил этого, а Катерина, улучив момент, убрала посуду в мойку и быстро протерла стойку.
– Садись, обедать будешь! – гостеприимно улыбнулась она.
– А ты?
– Да я потом…
– А что, не обедала еще…
– Нет, не успела… Столько дел, – сокрушенно вздохнула Катерина.
– Ну да, к Надежде собиралась ехать, а убиралась в мансарде, да?
– Э-э… – замялась она. – А почему ты об этом спросил?
– Ты тарелку в мойку положила. Кто у тебя столовался?
– Э-э, я сама…
– Но ты же говорила, что потом…
– Так я еще! – Катерина держалась бодро, но щеки предательски покраснели.
– Как его зовут?
– Кого?
– Я всегда говорил, что врать ты, Катерина, не умеешь… – снисходительно усмехнулся Федор. – Куда ты его спрятала?
