Робин Слоун - Круглосуточный книжный мистера Пенумбры
Кэт уже болтает с кем-то другим, с худеньким смуглым парнишкой, что занял очередь сразу за ней. Этот одет как скейтер, поэтому я сразу предполагаю в нем доктора наук в области искусственного интеллекта. Копье ревности пронзает мой мозг, но я к этому готов: я знал, что так будет, здесь, в хрустальном дворце, где Кэт знает каждого, и каждый знает ее. Так что я просто жду, пока это пройдет, и напоминаю себе, что она меня сюда привела. В таких ситуациях это старший козырь: да, все остальные умные, все клевые, здоровые и привлекательные — но она привела тебя. Неси это знание, как значок, как бейджик.
Я опускаю глаза, и вижу, что на моем бейджике дословно написано следующее:
Имя: Клэй Дженнон
Компания: Круглосуточный книжный магазин мистера Пенумбры
Пригласил: Кэт Потенте.
И я отцепляю его и прикрепляю повыше на груди.
Еда, как и обещали, изумительная. Я беру два черпака чечевичного салата и толстый розовый пласт рыбы, семь крепких зеленых черенков спаржи и одну шоколадную пышку, оптимизированную по хрусткости.
Кэт указывает на столик у края навеса, где свежий ветерок морщит белую парусину. Ломтики света скачут по бумажной скатерти в голубую клетку. В Гугле даже едят на миллиметровке.
— Это Радж, — представляет Кэт, указывая нанизанным на вилку чечевичным салатом (с виду неотличимым от моего) в сторону доктора-скейтера. — Мы вместе учились в школе.
Кэт изучала знаковые системы в Стэнфорде. Они тут все, что ли, учились в Стэнфорде? Может, там всем выпускникам сразу дают работу в Гугле?
Заговорив, Радж внезапно словно бы стареет на десяток лет. У него отрывистая и сухая речь:
— Ну а вы чем занимаетесь?
Я-то надеялся, что этот вопрос тут под запретом, и заменен каким-нибудь замысловатым внутригугловским эквивалентом типа «Какое у вас любимое простое число». Показывая на бейдж, я признаюсь, что работаю в противоположности Гугла.
— А, книги.
Радж на мгновение смолкает, жуя. Затем его мозг переключается на другую дорожку.
— Знаете, старые книги для нас большая проблема. И старые знания вообще. Мы так их и называем: СЗ. Старые знания, СЗ. Вы знаете, что девяносто пять процентов всего интернета созданы за какие-то пять последних лет? Но притом в отношении всего человеческого знания соотношение прямо обратное — вообще-то, к СЗ относится большинство фактов, известных большинству людей, сегодня и когда-либо.
Радж не моргает и, вероятно, не дышит.
— Тогда где это все, да? Где это СЗ? Ну, в старых книгах, среди прочего…
Он расчехляет маркер с тонким жалом (откуда его взял?) и рисует на миллиметровочной скатерти.
— …а еще в головах у людей море традиционного знания, мы его обозначаем как ТЗ. СЗ и ТЗ.
Он чертит небольшие пересекающиеся пузыри, надписывая их сокращениями.
— Представьте, если мы могли бы сделать все СЗ и ТЗ доступными для всех в любую минуту. В вебе, на телефоне. Тогда больше ни один вопрос не оставался бы без ответа.
Мне любопытно, что Радж взял на обед.
— Витамин D, омега-3, ферментированные чайные листья, — говорит он, не прекращая рисовать. Сбоку от пузырей он ставит одинокую точку, расплющивая кончик маркера, из которого вытекает черная тушь.
— Это то, что у нас есть сегодня в Большом ящике, — поясняет Радж, указывая на точку. — Но подумайте, какую ценность оно представляет.
— Если бы мы смогли добавить все это…
Он растопыривает ладонь над пузырями СЗ/ТЗ, будто генерал, планирующий наступление.
— …вот это было бы и правда серьезно.
— Радж давно в Гугле, — поясняет Кэт.
Мы не спеша покидаем столовую. На выходе я прихватил еще плюшку, и теперь жую ее.
— Еще до выхода на публичное предложение, и он тыщу лет был ПМ.
Сплошные аббревиатуры тут у них! Но эту, кажется, я понял.
— Постой, — я соображаю. — В Гугле есть премьер-министр?
— Ха, нет, — улыбается она. — Проектный менеджер. Это совет. Раньше состоял из двух человек, потом из четырех, сейчас больше. Шестьдесят четыре. ПМ управляет компанией. Он одобряет новые проекты, приглашает работников, распределяет ресурсы.
— То есть это все генеральные директора.
— Нет, в том-то и дело. Это лотерея. Тебе выпадает жребий, и ты двенадцать месяцев работаешь ПМ. Любого могут выбрать. Раджа, Финна, меня. Перца.
— Перца?
— Это повар.
Ого — это уже эгалитарность сверх всякой демократии. Я понимаю:
— Это как присяжные.
— Не избирают тех, кто еще не проработал здесь года, — поясняет Кэт. — И ты можешь выйти из ПМ, если занимаешься чем-нибудь супер-супер-важным. Но обычно люди относятся добросовестно, без дураков.
Я любопытствую, призывали ли в ПМ Кэт Потенте.
Она качает головой.
— Нет пока. Но я бы с радостью. Понимаешь, шансы не очень. Здесь работает тридцать тысяч человек, а в ПМ входит шестьдесят четыре. Вот и считай. Но он постоянно расширяется. Ходят слухи, его опять могут увеличить.
Теперь я спрашиваю, что было бы, если бы таким манером мы управляли всей страной.
— Вот именно об этом мечтает Радж! — смеется Кэт. — Ну, конечно, после того, как соберет все СЗ и ТЗ.
Кэт качает головой: она относится к этому парню с долей иронии.
— У него есть готовый план, как провести поправку к конституции. Если кто-то и мог бы это провернуть… — Поджимает губы. — Вообще-то, это вряд ли будет Радж.
Кэт смеется, и я вместе с ней. Да, Радж немного чересчур серьезен для американских обывателей.
И я спрашиваю:
— Ну а кто мог бы?
— Может, я, — отвечает Кэт, выпячивая грудь.
Может, ты.
Мы идем мимо ее владений: визуализации данных. Служба примостилась на пригорке: несколько сборных модулей расставлены вокруг небольшого амфитеатра, где каменные ступени ведут вниз, к стене из гигантских экранов. Мы заглядываем сверху. На ступенях двое инженеров с ноутами на коленках смотрят, как на экране пляшет гроздь пузырей, соединенных между собой волнистыми линиями. Раз в несколько секунд пляска замирает, а волнистые связи распрямляются, словно волоски на коже, вставшие дыбом. Потом экран заливает сплошным красным. Женщина-инженер ругается себе под нос и склоняется над клавиатурой.
Кэт пожимает плечами.
— Работа идет.
— А что это у них?
— Не знаю. Может, что-то внутреннее. Наша работа, по большей части, для внутреннего использования.
Кэт вздыхает.
— Гугл такой огромный, он сам себе потребитель. Я делаю в основном визуализации, которыми пользуются другие инженеры, или рекламщики, или ПМ… — Она умолкает. — Сказать по правде, я бы хотела сделать что-такое, чтобы это увидели все!
Она смеется, как будто, высказав это вслух, сбросила какой-то груз.
Мы идем сквозь аллею высоких кипарисов на краю городка — они отбрасывают на дорожку занятную золотистую тень — и подходим к низкому кирпичному строению без всяких табличек, кроме рукописного листка, прилепленного к затемненному стеклу двери:
КНИЖНЫЙ СКАНЕР
Внутри помещение похоже на полевой госпиталь. Темно и душновато. Яркий прожектор освещает операционный стол, обставленный по краям многосуставчатыми металлическими руками. Воздух обжигает, как хлорка. Вокруг стола лежат книги: стопки и стопки книг, громоздящиеся на металлических тележках. Большие и малые; бестселлеры и старье, с виду хорошо вписавшееся бы к Пенумбре. Я примечаю Дэшила Хэммета.
Книжным сканером управляет высокий гугловец по имени Джед. У него идеально треугольный нос над кудрявой русой бородой. Чисто греческий философ. Может, так кажется, потому что на нем сандалии.
— Привет, милости просим, — говорит он, улыбаясь, пожимая руку Кэт, потом мне. — Приятно видеть у нас человека из визуализации. А вы…?
Он смотрит на меня, подняв брови.
— Не гугловец, — признаюсь я. — Я работаю в старом книжном магазине.
— О, круто, — говорит Джед.
Потом мрачнеет.
— Ну, то есть, конечно, простите.
— Простить за что?
— Ну. Вытесняем ваших ребят с рынка.
Он произносит это самым обыденным тоном.
— Погодите, кого?
— Книжные… магазины.
Ну да. Я-то себя к книжному бизнесу не отношу: заведение Пенумбры представляется мне чем-то совершенно иным. Однако…
Я ведь продаю книги. Я запустил в Гугле рекламную кампанию, спланированную для привлечения покупателей. В общем, я влип: я книготорговец.
Джед продолжает:
— В смысле, когда мы все отсканируем, и дешевые читалки будут у всех… книжные магазины никому не будут нужны, так ведь?
— Это такая у него бизнес-модель? — спрашиваю я, кивая на сканер. — Торговля электронными книгами?
— Да у нас, по сути, нет никакой бизнес-модели.
