Лариса Соболева - Петля Афродиты
– Это все мелочи, Марьяша.
И Константин не обрадовался их появлению, а заметно сник, когда у столика очутились эти, двое, сестренка с Кириллом.
– Добрый вечер, – приветливо поздоровалась Сати. – Не ожидала вас увидеть, но я рада нашей встрече. Присаживайтесь.
– Ты так добра… – садясь, сказала Марьяна. По примеру Сати она взяла дружественный тон, и бог свидетель – не уступала ей в искренности.
* * *Богдан Петрович долго сидел на корточках у тела Инны и внимательно, сантиметр за сантиметром, рассматривал ее, ни к чему не прикасаясь. Иногда с трудом поднимался, переходил на другое место, снова приседал и осматривал труп с другого ракурса. Болотова коробила его сухая деловитость, как будто на полу лежит не знакомый человек, а силиконовая кукла. Сам он стоял, его то в жар бросало, то в холод, но все же был не один – уже толика счастья. Наконец Богдан Петрович поднял на него глаза и задал дурацкий вопрос:
– Ты здесь что-нибудь трогал?
– Знаешь, не до того было, чтобы трогать…
– Это хорошо, – сказал Богдан Петрович, выпрямляясь. Взяв стул, он нашел чистое от пятен крови место, поставил его туда и сел. – Вызывай полицию.
– Полицию? – еле выговорил Болотов жуткое слово, сулившее огромные неприятности (мягко говоря). – Ты с ума сошел?
– Это ты сошел! – спокойно парировал Богдан.
У него есть завидная черта: Богдаша умел владеть собой. То ли это черта сугубо профессиональная, то ли доставшаяся по наследству, но Валерий Витальевич практически никогда не видел, чтобы друг Богдаша выходил из себя. А Болотов давал волю неуправляемым эмоциям – сколько угодно. На одной невыразительной ноте, глядя на тело девушки, Богдан уныло добавил:
– Неужели думаешь остаться в стороне? Полагаешь, никто не узнает, что молоденькая пассия Болотова убита? Да еще в квартире, которую он купил ей, обставил дорогой мебелью, содержал. Не надейся. На полу лежит джинн, выпущенный из бутылки. Готовься, Валера, к крупным и мелким неприятностям.
Пауза повисла не специально, просто у Болотова застыла кровь в жилах, остановилось сердце, похолодели конечности – слова Богдаши стали новым ударом. Валерий Витальевич глупо мигал веками, глядя на друга с бесконечной надеждой, а тот осматривал кухню и, казалось, забыл о Болотове, который тоже стал похожим на труп, только стоячий. Но вот нечто горячее толкнулось в грудь, Валерий Витальевич вздрогнул и растерянно залепетал:
– Как убита? Что значит – убита? Разве Инна не… не сама? Ты что несешь, Боня?
– Хм! Я несу? – невесело ухмыльнулся тот. – Я врач…
– Детский… – робко вставил Болотов, мысленно допуская, что детский врач способен ошибиться. Богдаша ведь имеет дело с детьми, а не с трупами взрослых людей.
– Так… – надулся детский доктор. – Когда я лечил всю вашу семью, включая тебя – зануду и твою неповторимую вечно юную тещу с замашками миллиардерши, мое медицинское образование устраивало, а сейчас – нет? Могу и помолчать. Вызови полицию, они тебе доступно объяснят, что здесь твою Инночку убили.
– Нет-нет, меня все устраивает. Говори…
Жалкий вид друга разжалобил Богдана Петровича. Да и какие могут быть претензии к Болотову в его ужасающем положении? Сейчас он сам не свой, его нервная система на пределе, а в этом возрасте от подобных потрясений случаются инфаркты и инсульты с летальным исходом. На данный момент его нужно успокоить, разъяснить некоторые нюансы, научить не бояться правоохранительных органов, там ведь тоже люди работают. Богдан Петрович подошел к другу и указал на Инну:
– Посмотри. Видишь разрез на шее?.. Не сверху, а снизу… видишь?
Тот невнятно что-то промычал, пришлось продолжить тоном знатока, не допускающего возражений:
– Ее ранили чем-то острым… очень острым… наподобие лезвия… или опасной бритвой, какой брились наши дедушки. Убийца перерезал сонную артерию. Причем, Валера, обрати внимание, разрез один и глубокий…
Инна лежала на боку, и чтобы увидеть эту смертельную рану, а тем более определить ее глубину и рассмотреть, надо было подойти ближе, присесть и еще нагнуться к полу. Короче, сколько ни пытался Болотов что-то рассмотреть, тут же тошнота подкатывала к горлу и застилала глаза. Он ничего не видел и тупо спросил:
– А что это значит?
– Что убийца ловкий и быстрый, может, даже профи.
– Откуда ты это все взял?
– А ты представь: некто Икс спланировал убийство, с этой целью и пришел к твоей Инне. Как думаешь, он волновался?
– Ну… наверное… да.
– Нет. Он был спокоен. Волнение – это нетвердая рука, сомнение, страх стать разоблаченным и в результате не одна попытка, а две-три. В нашем случае – один точный удар лезвием по шее. М-да, аккуратно рассек артерию, как хирург. Инна даже не оказала сопротивления, она просто не успела, думаю, и не ожидала. Кровь хлестанула фонтаном. Посмотри – вон веерная серия капель на дверце… – водил он пальцем по воздуху, – а вон на стене… а вот на полу… и снова на стене. Инна зажала рану на шее руками, чтоб не умереть, но шансов у нее не было. Она так и упала – зажимая рану, когда истекла кровью.
– Как ты это понял? – выдавил бледный Болотов.
– Она лежит на боку, руки находятся у лица и в крови.
– Меня сейчас вырвет…
– Да брось! – презрительно фыркнул Богдан Петрович. – Мужик ты или тряпка? Крови он испугался! Еще в обморок упади.
– Ты не понимаешь…
– Куда уж мне! – развел руками Богдан Петрович. Ему осталось рассмеяться, но смех в данной ситуации неуместен. – Идем, в комнате подождем полицию, а здесь… здесь нам больше нечего делать.
Болотов добрался до кресла и буквально рухнул в него, поставив локоть на подлокотник, он прикрыл глаза ладонью и замер. Почти не дыша, слушал, как Богдаша пригласил полицию в эту уютную квартирку, где ему было так хорошо. С этого момента будет плохо, о, сколько предстоит объяснений… Все узнают – дети, жена, коллеги.
– Недурственно, – похвалил квартирку Богдан Петрович, двигаясь по периметру гостиной, заложив руки за спиной. Не забыл заглянуть в спальню и во вторую смежную комнату, рассматривая действительно стильный интерьер с преобладанием белого цвета. – М-да… М-да… Красиво. Современно. Но непрактично. Белый цвет… нет, непрактично. Вижу, бабок ты отвалил на это гнездовье распутства видимо-невидимо.
– Можно подумать, ты святой! – вяло огрызнулся Болотов.
– Не, Валера, я не святой. Но и не живу по принципу: после меня – хоть потоп.
– По-твоему, я живу…
– Ага, после тебя – хоть потоп. И не пыли! – неожиданно рявкнул на него Богдан Петрович, когда Болотов хотел очередной раз перебить его. – Учись слушать! Впрочем, поздно этому учиться. Попрекать тебя не стану, но я как чувствовал!.. Ну да ладно, сейчас о другом нужно думать. Давай вспоминай, кому перешла дорогу Инна? Она же делилась с тобой своими проблемами?
Болотов немного озадачился – целую вечность знает добряка Богдашу, а таким собранным, решительным и жестким видеть его не доводилось. Выходит, плохо знал. Мысли расползались в разные стороны, сосредоточиться не получалось ни на окрики друга, ни на его грозном виде, но и Инночка в его сознании смешалась с членами семьи, недругами и партнерами, с прекрасными мгновениями, проведенными с ней, и с кровавой лужей на полу, в которой она закончила свою молодую жизнь. На глаза Болотова навернулись слезы, он уже забыл, о чем спросил Богдаша, от голоса которого вздрогнул:
– Быстрей шариками ворочай!
– Я не… А о чем ты спросил?
– Валера, соберись, старый хрен! До приезда полиции мы должны примерно обозначить ответы на их вопросы-ловушки…
– Какие ловушки? – запаниковал Болотов. – Не понимаю…
Богдаша вытаращился на него, как на нечто неземного происхождения. Он плюхнулся в кресло напротив, некоторое время смотрел на друга с нескрываемым сочувствием. А заговорил после паузы так и вовсе удручающе:
– Ты же не идиот. Скандала не минуешь – однозначно, но твоя задача хотя бы не попасть в подозреваемые…
– Чего-чего?!.
– Того! Инна была твоей пассией, она не работала – ты полностью обеспечивал ее. Первая версия у следствия возникнет насчет тебя…
– Ме… Меня?..
– Тебя, тебя. Что ты убил в порыве… ревности, злости, садистских наклонностей… Может, она решила бросить тебя, изменила…
– Бред сивой кобылы! – заорал Болотов. – Я не виноват! И Инна меня не бросала! Я хотел оставить ее, я! Потому что устал обманывать всех и себя! А она замуж за меня…
– Знаю. Но полиция этого не знает. Поэтому соберись, Валера! Надо продумать, что будешь говорить им, иначе… Тебе сейчас нужно выйти из этой истории с наименьшими потерями.
– Только не надо меня жалеть! – пыхнул Валерий Витальевич.
– Некоторые сочувствие принимают за жалость и очень обижаются, хотя что плохого в жалости, сугубо человеческом порыве? Тебе я сочувствую, ты ведь попал в дерьмо, и чем ситуация закончится, знать мы не можем. А вот Нюшу мне по-настоящему жалко, всегда было жалко. Если честно, ты не достоин ее. На протяжении всей жизни у тебя – бабы, бабы, бабы… Прямо маньяк сексуальный, честное слово. Каково будет Нюше узнать про все это… безобразие?
