Евгения Михайлова - Мое условие судьбе

Дина опять долго терла себя жесткой мочалкой под душем. Туго стянула волосы на затылке. Надела темно-лиловый халат. Вадим купил, когда они выбрали диван такого же цвета. Сказал, она помнит вообще каждое его слово: «Это тебе, чтобы ты на этом диване лежала и сливалась. А я буду целовать твое лицо-цветок». Лицо – цветок… Везет ей на щедрых мужчин. А Людмила сказала, что от нее все уходят, хоть в могилу. Как же вздрогнуло тогда у Дины сердце, заныло оно и сейчас. Ядовитая баба. Жалит, как гадюка. Боль от укуса проходит, яд в крови остается.

Дина вошла в спальню, встала перед зеркальным шкафом: строго, с обидой посмотрела на себя. Склонность к несчастью – это все же дефект природы. Разве что как у Ахмадулиной: «Ощутить сиротство как блаженство». Но то наука для мудрых. Дина раздвинула дверцы шкафа, почти не глядя достала пакет со своими черными похоронными платками – для родителей, для Вадима – и завязала один, кружевной, по-бабьи: концами назад. Потом пошла к компьютеру Вадима, глядя на его портрет.

Она читала до головокружения, вставала, только чтобы зажечь свет, когда стемнело, и пару раз выходила на лоджию вдохнуть прохладный воздух.

Вот. Что это? Письмо за неделю до ее дня рождения от человека, имя которого видит впервые. Валерий Николаев. Он пишет: «Вадик, мальчик мой, ты поменял мой устав. Взял людей, которые мне не нужны. Ты не первый раз трепыхаешься как недострелянный птенчик. Возомнил себя шефом? Не доходит? Тебя держат как медиарожу. Это фсе! И твои пять процентов. А той бумажкой, на которой ты написан «руководитель проекта», так то чтобы кому-то подтерецца. Завтра все меняй! Последнее китайское предупреждение. Меня знают все».

Боже мой! У Вадима не могло быть таких ужасных, безграмотных знакомых. Дина видела его друзей. Это письмо бандита. Настоящего криминального типа. Она такие «китайские предупреждения» читала в уголовных делах, когда готовила материалы. Что это, что это, что это?! Гуглить всех Валериев Николаевых? Так их миллионы, именно бандитов там и нет.

Траурный платок сжал ее голову, она сорвала его. Волосы… Ей показалось, что у нее от ужаса зашевелились волосы. Видимо, от таких потрясений и пошло это выражение. Но как же?.. Как она могла что-то не знать? Они вместе работали. Да нет… Не совсем вместе они работали. В день записи она находилась в редакции не больше трех часов. У Вадима было множество разъездных дел, разные мероприятия. Он возвращался поздно… Артем платит не плохо и не хорошо. Такой у него принцип. Не из жадности, а чтобы человек не расслаблялся. Очень редко, но у Дины мелькала мысль, что Вадим позволяет себе тратить больше, чем получает. Например, ее обручальное кольцо с бриллиантами известной фирмы – оно стоит не меньше полугодовой зарплаты Вадима. Дину это не настораживало. Он пишущий, востребованный человек. И тут вот такая… Ну, просто «малява», говоря языком зоны. Больше она читать не может. Какая жалость, что в доме ни капли спиртного. Ни одной таблетки снотворного. Ей лежать и сходить с ума до утра. А потом? Она знает только одно: к Артему за помощью и в этом случае обращаться нельзя. Не нужно ему знать тайны мертвого соперника. Он наверняка поможет разобраться, он не будет злорадствовать ни в каком случае, отнюдь. Он просто будет надеяться. А ему не на что надеяться. И это единственное, чего не захочет понять, с чем не захочет смириться самый умный мужчина из всех, кого она знает.

Часть вторая

Остановись, мгновение

…Две дороги – та и эта.та прекрасна, но напрасна.эта, видимо, всерьез.

Глава 1

Ночь была такая… На черном небе тонкий, яркий полукруг месяца, как осколок солнца, застрявший во мраке. Звезды подмигивают и перемещаются, как лампочки на елочной гирлянде. А может, это азбука Морзе родных душ. Не могли ведь они ее совсем бросить. Дом Дины, ее крепость – эта двушка с привычными стенами, потолком, дыханием спящего Лорда, – всегда устраивал ее как убежище. Устраивал – не то слово. Она – очень домашний человек, она тоскует везде не только по Лорду. Она рвется к этим стенам, потолкам, скрипу несмазанной входной двери. К тапочкам в прихожей, халатам, которых у нее больше, чем у Обломова, к своей подушке… Животное чувство, наверное, древнее, как самые первые звери, которые бежали отовсюду к своей норе.

Но эта ночь. Одиночество, привычное, уже обжитое, уютное и приветливое одиночество, вдруг опять обернулось палачом. Оно превратило в камеру пыток ее убежище. Стены, потолок, тапки и подушка – все было с ним заодно.

Дина педантична и максималистка до крайности, она могла купить какую-то книгу, увлечься сюжетом и бросить ее в мусорное ведро без сомнений и сожалений, наткнувшись на «одеть» вместо «надеть», на слишком манерное определение, на искусственный диалог. Она могла заставить недовольного оператора переписать нормальный дубль, если ей казалось, что в нем есть повтор мысли другими словами. Она никогда не разрывала внешних отношений с приятным вроде человеком, который произносил – неожиданно – лживую или подлую фразу, то есть никак не реагировала, продолжала здороваться и спрашивать: «Все в порядке?» Но этого человека для нее больше не существовало. Пустое место в плане эмоциональной реакции.

А в ее мире царствовала гармония, что не значит – счастье. Это совсем другое. Просто в идеальном детстве был идеальный папа, гибель родителей стала страшной трагедией, но она не противоречила формату гармонии. Да, есть гармония несчастья, боли, страданий… В такую трагедию был вписан и Вадим, совершенно уникальный человек, который умудрился влюбиться в нее заочно, как дети влюбляются в нарисованных ангелов. Она сейчас на распутье… Она может узнать, что Вадим был в чем-то очень виновен, что он не успел ей ничего рассказать о себе, о своих делах и о родных людях не по той причине, какую придумала задним числом она, максималистка. Ей было удобно думать, будто он просто не успел прервать их любовный шепот. А вдруг ему было что скрывать? И он не собирался никого посвящать… Во что? Господи боже мой! Это может оказаться настолько НЕ гармония, что ей с этим будет еще труднее жить. Можно узнавать, можно этого не делать! И в ее интересах выбрать второе. Вадима нет. Какая разница?

– Разница есть, – упрямо сказала она себе.

Вошла тихонько в комнату Лорда. Он крепко спит. Он ночью не просыпается. А ей нужно выскочить хоть на пять минут, пока ее не раздавили стены воспоминаний, потолок неизбежности. Она сбросила в спальне ночную рубашку, надела только белье – даже без чулок или колготок. Сверху длинный темно-синий свитер-платье до колен. В прихожей влезла босыми ногами в высокие черные сапоги, надела шерстяное пальто песочного цвета, а голову опять повязала черным платком. Тихонько закрыла входную дверь. Вышла из подъезда. Дневные лужи схватились льдом, заблестели осколками зеркала. Все верно. Она пойдет по ним.

Дина почти бежала, от себя она бежала, узкий осколок месяца, смеясь, ее догонял. Она оказалась вдруг довольно далеко от дома. Обошла Киевский вокзал, вышла переулками к Мосфильмовской, повернула в самый глухой тупик. Увидела вдруг посреди узкой улочки большую черную фигуру. Испуганно оглянулась. Больше никого. «Лорд», – мелькнула первая мысль. За ней вторая: «Артем сказал: звони сразу. А что сейчас это даст? Я даже не знаю, где я…»

Глава 2

Александр увидел издалека тоненькую женскую фигурку в светлом пальто, черном платке и остановился. Он представлял себе, как сейчас выглядит в тусклом свете фонаря у забора его дома. Вышел в черном ватнике, в котором вечером чистил дорожку в саду. И эти страшные, огромные сапоги. И вся его несуразно большая и неуклюжая сейчас фигура. Женщина куда-то очень торопилась. И вдруг остановилась. Конечно, испугалась. А если пойти навстречу – она испугается еще больше. Вернуться не дает это чудище, из-за воплей которого он и выскочил ночью на улицу. Он посмотрел на черную, бородатую и очень смешную морду лохматого пса, который был явным производным какого-то терьера.

– Как ты здесь появился, Клякса? У нас нет собак. Ты сбежал от хозяина, тебя выбросили или ты вообще ничей?

– Я твой! – преданно блеснул глазами пес, продолжая натягивать ремень, который Александр просунул под его ошейник. Ошейник так себе. Такие могут быть и в приютах. Жетона с телефоном нет.

Женщина неуверенно сделала шаг вперед. И вдруг безобидный пес, которого можно было назвать только Кляксой, залаял страшным басом. Охраняет, дуралей! А женщина повела себя неожиданно: она побежала к ним, на этот лай.

– Ой, – выдохнула она. – А я уже так перепугалась. Думала, разбойник только меня и ждал тут. Никогда не была, кажется, в этом месте. А вы с собакой.

– Это так здорово? – удивился Александр.

– Конечно. Собачник собачника не обидит. А уж собака… Единственный хороший знак в мою такую плохую ночь.