Марина Крамер - Я не ангел
— Прежде я вообще была другая. Но ты вряд ли об этом помнишь.
Я взяла бокал и осушила почти до дна, вытерла губы ладонью — вот бы бабушка увидела, была бы в шоке… Присутствие Мельникова раздражало, но одновременно мне было страшно, что он встанет и уйдет, уйдет точно так же, как ушел тогда, много лет назад, из недорогой пиццерии, где мы сидели после занятий. Ирония судьбы — спустя годы мы снова сидим в итальянском заведении, только оно в разы дороже, без пластиковых тарелок и стаканов, зато с хорошей посудой, белыми салфетками и неплохим вином. И мы уже другие — не наивные второкурсники, которым кажется, что скоро весь мир будет принадлежать им, а взрослые, давно состоявшиеся в жизни и профессии люди с богатым багажом за плечами. Тогда почему я чувствую себя такой маленькой и беззащитной, совсем как тогда? И снова, снова декабрь. Почему все так?
Принесли мой заказ, но я уже не хотела есть, вцепилась в бокал и никак не могла оторвать взгляда от вина. Кровь. Много крови, озеро…
— Варя… — Кирилл легко коснулся кончиками пальцев моей щеки, и я вздрогнула.
— Что, Кира? — совсем как раньше… Никому он не позволял называть себя так, только мне.
— Поела бы. Ну-ка, давай… — Он отрезал кусочек пиццы и поднес вилку к моим губам. Я послушно съела и поняла, что чудовищно голодна на самом деле.
Пицца исчезла за считаные минуты, я почувствовала себя немного лучше и закурила. Мельников все это время молча смотрел на меня, словно боялся пропустить какую-то мелочь, любую деталь, как будто без этого мой портрет будет неполным.
— Может, прогуляемся? — неожиданно предложил он. — Здесь ведь до набережной рукой подать — напрямик через Озерковский. Пойдем?
— Пойдем.
Я не знаю, почему согласилась — наверное, не хотела отпускать его. Но как, когда, в какой момент ненависть к нему, которую я столько лет лелеяла в себе, начала уступать место прежним чувствам? Как вышло, что вместо того, чтобы дать ему пощечину и уйти, я послушно сую руки в рукава шубы, позволяю ему расплатиться за ужин и вывести меня под руку на улицу? Что это? Как вообще подобное возможно? Не знаю. Видимо, старые сильные чувства, как их ни прячь и ни утрамбовывай в душе, все равно вырываются наружу. И даже я не в состоянии совладать с ними.
– Ты только глянь… Наша плывет. С фраером каким-то.
— Не муж?
— Нет, ты что! Муж у нее крупный такой, солидный, а этот сухой, поджарый. Не муж, точно.
— А говорили, что она мужиков в упор не видит.
— Да ну брось ты! Кто говорил? Я, когда ее разрабатывать начал, со счету сбился. Постоянно кто-то есть, дома, наверное, все потолки в бороздах.
— Почему потолки?
— Ну, ты тупой… Муженек рогами бороздит, не гляди, что у них в хате потолки три с лишним в высоту.
— А-а…
— Я бы, кстати, тоже не отказался — она баба видная, интересная. Глаза зеленые.
— Ладно, размечтался… трогай потихоньку, потеряем же.
— Не потеряем, тут негде. Сейчас с набережной в переулок свернут — не пойдут же через Садовое.
— Ты не замерзла? — Кирилл наклонился ко мне, тронул губами щеку. — Может, зайдем в одно местечко?
— В какое?
— Сейчас покажу, только молчи, ладно?
Он увлек меня за собой, и я пошла, не сопротивляясь. Нырнули в подземный переход, вышли на противоположной стороне Садового кольца, прошли немного и оказались около «Красных холмов».
— Ты что же — в гостиницу меня притащил? Дешево, Кира.
— Ну, не так уж дешево, если ты о номерах, — ухмыльнулся он, — но речь не о них. Ты можешь помолчать еще пару минут? Пока в лифте поднимаемся?
Я молчала. Молчала, пока бесконечно долго поднимались куда-то в лифте, молчала, пока Кирилл шептал что-то на ухо мужику в сером костюме, молчала, когда мы вошли в зал со стеклянными стенами. Молчала, когда мэтр провел нас к столику, молчала, когда, сев, увидела под ногами Москву. Это оказалось поистине кошмарное зрелище — я всю жизнь боюсь высоты, а тут, когда под тобой движутся машины, больше похожие на детские игрушки, когда почти рядом летит самолет, я почувствовала себя парализованной. Но, как ни странно, это было не от ужаса. Я вдруг ощутила невероятную свободу — такую, которой у меня никогда прежде не было.
— Ну как? Нравится? — спросил Мельников, усаживаясь напротив.
— Да.
— Что — никогда здесь не была?
— Нет.
— А я люблю сюда приходить. Народу, правда, сегодня многовато, но вид все искупает.
Кирилл небрежным жестом подозвал официантку, взял из ее рук карту-меню:
— Выпьешь что-нибудь?
— Да.
Мне вдруг захотелось напиться до бесчувствия, потому что я прекрасно понимала, что произойдет потом. И я не откажу ему — не смогу отказать. Никого лучше у меня не было. Никогда. И я не хотела лишать себя удовольствия. Но оправдание все равно должно быть. Для себя — потому что больше оправдываться мне не перед кем.
Мы потягивали коктейли и молчали. Я смотрела вниз, где за стеклом по ночной Москве по-прежнему двигались автомобили, а Мельников смотрел на меня. Этот взгляд держал меня в напряжении, я чувствовала себя подопытной мышью в клетке. Я не волновалась по поводу изъянов внешности — их не было, а мелкие морщинки вокруг глаз при таком освещении вообще незаметны, да и не заботило меня это никогда. Все мужчины говорили, что я привлекаю их не внешностью — зачастую некоторые признавались, что наутро не могут вспомнить, как именно я выгляжу. Так что все это ерунда — про внешность. Хотя, возможно, будь я менее ухоженна и миловидна, все-таки было бы иначе. Но Мельников видел меня и без макияжа, так что волноваться не о чем.
Меня в его взгляде тревожило другое… Казалось, что он пытается понять что-то обо мне, увидеть то, что я скрываю. Я все время ждала от него подвоха…
И дождалась. Бросив беглый взгляд на часы, Мельников смущенно улыбнулся:
— Варенька… нам пора. Через час мне нужно быть на другом конце города.
Среди ночи? Ведь уже половина первого. Здорово! А я размечталась… Ну, что ж — так мне и надо. Я молча встала и пошла к выходу.
Кирилл проводил меня через подземку, и я вдруг заявила:
— Дальше не нужно. Я пойду сама.
— Варя, ночь…
— И что? Я никого не боюсь в своем районе, а идти тут минут десять. Всего хорошего тебе. Удачи.
Я повернулась и быстро пошла по освещенной улице к своему дому, оставив Мельникова на перекрестке. Было пустынно, никаких прохожих, хотя практически во всех окнах горел свет. Пятница, ночь. Москва никогда не спит. Зато мой муж ни разу за все время не побеспокоил меня звонком — нормальная семейная жизнь. И только теперь я вдруг вспомнила, что отключила мобильный еще на выходе из офиса.
Найдя трубку в сумке, я включила ее, и через несколько секунд посыпались уведомления о пропущенных звонках. Прекрасно — двадцать шесть. Светик сейчас в панике, лишь бы не напился опять, а то что-то не нравится мне тенденция. Я-то найду, что сказать, а вот его с утра опять будет корежить в похмельных судорогах, разбавленных чувством вины передо мной.
Едва я щелкнула замком, как из гостиной вылетел Светик, больше напоминавший разъяренного быка:
— Где ты была?!
— Полегче, — спокойно сказала я, снимая сапоги, — что ты ведешь себя как ревнивый дворник?
— Потому что ты шляешься… шляешься… как…
— Ну, договаривай, не стесняйся. В последнее время ты вообще перестал это делать.
Мой тон сбил его с толку, Светик, оторопев, затих, замер с безвольно открытым ртом и опущенными руками. Ему не было свойственно подобное поведение — мягкий, интеллигентный Светик не позволял себе повышать голос, ему это было физически неприятно.
— Варя… прости меня, но ты… — забормотал он, опустив глаза.
— Светик, дорогой, не выдумывай, хорошо? — Я убрала шубу в шкаф, задвинула зеркальную дверь и, подхватив сумку, пошла в спальню.
Муж двинулся следом:
— А как прикажешь понимать твое поведение? Ты не отвечаешь на звонки, телефон выключен, потом являешься ночью с запахом алкоголя — что я должен думать?
— Разумеется, только то, что я тебе изменяю, — расстегивая пуговицы на блузке, сказала я, стараясь не смотреть на Светика, присевшего на край кровати. — Ведь не существует деловых партнеров, у которых бывают дни рождения, крестины и прочие торжества, на которых они желают видеть своего адвоката, правда? — Определенно на чемпионате по вранью я могла бы претендовать на место председателя жюри, с такой легкостью в последнее время выдавала версии одна реалистичнее другой.
— Ты хочешь сказать…
— Я не хочу — я уже сказала. Была на дне рождения у Воротникова.
— Кто это?
— Это что — допрос? Хочешь увидеть всю мою клиентскую базу? — Я стояла в белье и колготках и старалась не опускать глаза — так легче убедить Светика в правдивости моих слов.
