Джон Гоуди - Американский детектив - 4

Нат следил с порога трейлера, как спасательный пояс возвращается к Башне и снова выныривает наружу с грузом.

— По-моему, это занимает больше минуты, — сказал он.— С такими темпами…— Молча покачал головой и пошел в трейлер к рации. — Трейлер вызывает Оливера!

— Оливер слушает.

— У вас хорошо получается, сержант.

— Спасибо, неплохо. Ну и что? — спросил Оливер.

«Этот гигант проницателен, замечает и такие нюансы», — подумал Нат.

— Пройдет слишком много времени, пока все переберутся к вам, — сказал он. — Что если протянуть еще один трос, тогда можно будет использовать два пояса одновременно?

Гигант оказался еще и обидчив.

— Выбросьте это из головы. Под тем углом, с которого приходится стрелять, в эти окна не завести два троса так, чтобы они оказались достаточно далеко друг от друга. А на таком ветру они просто перепутаются, и готово… — Голос его звучал спокойно, но в нем прорывалась и злость. — Я об этом тоже думал. Но ничего не выйдет. Придется действовать как умеем.

Нат медленно кивнул.

— Я знаю, вы сможете. Спасибо, сержант. — Он отложил рацию. «Для каждой проблемы не обязательно должно существовать удовлетворительное решение — это правда или нет? К несчастью, это правда. Час сорок минут, — подумал он. — Больше не понадобится. Не понадобится? Не больше? Это и так целая вечность!»

Патти сидела у стола с ручкой и блокнотом, прижимая трубку к уху плечом.

— А-б-е-ль. Абель, — повторяла она в трубку. — Норт Фьеста-роуд, триста двадцать семь, Беверли Хиллс. Следующий, мистер губернатор?…

Нат послушал, как Патти записывает имена, повторяя:

— Сэр Оливер Брук — в конце «к»,— Итон-сквер, девяносто три, Лондон, Ист-сайд, один.

«Это, видимо, британский посол, который только сегодня прилетел из Вашингтона».

— Генри Тиммс. С двумя «м»? Клуб-роуд, Риверсайд, Коннектикут.

«Президент одной из крупнейших телекомпаний?»

— Говард Джонс, Ю.С. Стил… Мануэль Лопес и Гарсия, мексиканский посол… Уолтер Гордон, министр торговли Соединенных Штатов…

Одно имя — примерно пятнадцать секунд. С такой скоростью пройдет полчаса, пока она запишет всех. Нат взял рацию.

— Называйте нам имена тех, кто прибывает к вам, сержант. Нам надо знать, кто там еще остался. — Он подошел к дверям и взглянул на площадь. Пожарные, полиция, толпы зевак. Организованный хаос шлангов и звуки работающих насосов. Тут и там гнусавые голоса мегафонов. Вся площадь уже была залита водой, превратилась в одно грязное искусственное озеро. Башня, корчась в муках, разумеется, еще стояла, но дым уже пробивался в сотнях мест и застилал алюминиевую обшивку, которая уже не сверкала.

— Что, красиво? — раздался за спиной Ната тихий, яростный голос Гиддингса. — Как же, цирк приехал. Когда я был мальчишкой, четвертое июля всегда было великим праздником. Вечером над озером устраивали фейерверк. Люди съезжались за многие километры посмотреть на него. — Он показал на толпу. — Прямо как эти… Но их даже нельзя за это упрекать.

Нат обернулся и посмотрел на Гиддингса.

— Они в жизни не видели ничего подобного, — продолжал Гиддингс, — как и никто на свете. — Он вдруг отчаянно взмахнул рукой. — Проклятый Саймон!

— Не он один.

— Вы что, защищаете этого мерзавца?

— Нет, — ответил Нат, — хотя у меня для этого больше причин, чем вы думаете. Но точно так же я не собираюсь снимать вину с нас всех, — добавил он.

— Хотите сказать, что это было неизбежно? — Гиддингс кивнул.— Пожалуй. С этим мы уже согласились. Но что хуже: наделать свинство или его прозевать? Ответьте мне.

«Это увертки», — подумал Нат. По его мнению, отвечать просто не стоило. Хотя он понимал, что Гиддингс не мог не задать этот вопрос. Человек должен сохранить хоть каплю самоуважения, не так ли? Разве не то же делают все вокруг сегодня и ежедневно, как пишут в книге «Люди, которые играют в игры»?

Голос Патти в трейлере произнес:

— Уиллард Джонс, Питер Купер Вилледж.

Кто такой Уиллард Джонс? Разве не все равно, кто. Это имя человека, который еще жив, но, возможно, скоро будет мертв. Ты уже смирился с этим, Нат Вильсон?

«Ты только взгляни, дружок, что происходит, — говорил он себе. — Ты же с самого начала знаешь, чем все закончится». — И он снова подумал о тех девятнадцати трупах в выжженной горной лощине.

Только за тех он не нес никакой ответственности.

Какая разница? Этот вопрос все не выходил у него из головы.

Никто не мог предвидеть, что полностью откажет электричество; каждый, понимающий что к чему, сказал бы, что это невозможно. Но точно так же был невозможен и тот случай, когда несколько лет назад отключился весь северо-запад. Точно так же было невозможно, чтобы утонул «Титаник» или взорвался «Гинденбург», или нахлынула волна убийств, начиная с президента Кеннеди, или волна насилия в гетто больших городов несколько лет назад. Все это было невозможно, но все-таки произошло.

Логика здесь ни при чем, решил он. Логика — это для юристов, для обширных рассуждений о неких фактах, для объективно беспристрастного суда. Логика не для нас.

Он, Нат Вильсон, — человек, одержимый своими чувствами, человек предвзятый, а не человек с калькулятором вместо головы. И теперь он чувствует вину, от которой ему никогда не избавиться.

То, что он не обнаружил дефектов на строительстве, это можно понять, объяснить, простить, оправдать — но он простить себя не сможет. В суматохе сегодняшнего дня есть и его вина, от этого не откажешься, она стала частью событий, хотя и кажется, что к некоторым он не имеет никакого отношения.

Он никогда в жизни не видел тех двух пожарных, которые с пронзительными криками погибли на лестнице. И двух других, которые теперь наверху в банкетном зале, что ничем не лучше. Это он настоял, чтобы их послали по бесконечным лестницам, и хотя это было сделано с согласия Брауна и в его, Брауна, компетенции было отменить его предложение, Нат не мог избавиться от чувства ответственности и вины. К смерти Берта Макгроу он тоже не имел никакого отношения. Это правда или нет? Логика утверждала одно, чувства — другое. Поскольку он не состоялся как муж Зиб, она стала жить с Полом. А это способствовало инфаркту Берта Макгроу, если Патти не ошибается.

«Так как тогда выглядит твоя роль?

Я рад, что ты задаешь мне этот вопрос, Господи.

Черта с два, рад.

Может, я — человек, приносящий несчастье?

Если вдуматься, это абсурдно. Меня это касается, да. За это я отвечаю, да. По если это все касается меня, если за это все я несу ответственность, то нужно в эту цепочку включить и Бена Колдуэлла. Он неотделим от нее. Сегодня утром он признал это. А Гровер Фрэзи? Тоже. А Берт Макгроу? Безусловно».

Список начался. Кого же тогда это не касается и кто не несет ответственность? Невероятный вопрос, на который нет ответа.

Он с радостью включил в список виновных и чернокожего постового Барнса. И потом сказал сам себе: «Переходи тогда уже к целому поколению, приятель. Может быть, ты начинаешь понимать, в чем тут дело. Может…»

— Нат, — раздался вопросительно-нежный голос Патти. — Список готов, — сказала она. — Все фамилии до одной. Все адреса. Когда я всех переписала, то почувствовала, что я уже как-то связана с ними. Понимаете? Я, вероятно, не знакома ни с одним из них, но теперь знаю всех. Как будто, — она покачала головой, — я сознаю, что…

— Как будто это коснулось и вас? — ласково спросил Нат. — Как будто вы за них тоже отвечаете?

Перемена в ее глазах, ее лице была просто невероятной!

— Вы это понимаете, да? Спасибо вам, Нат.

— Видимо, начинаю понимать, — ответил Нат.

Глава 19

Лейтенант полиции Джим Поттер сидел с капитаном и инспектором в большом уютном кабинете. На коленях Поттера лежал блокнот. Он говорил намеренно безучастным тоном:

— Джон Коннорс, цвет кожи — белый, пол — мужской, тридцать четыре года. Вдовец. Бездетный. По профессии, хотя работал в последнее время нечасто, жестянщик. Три года назад у него было нервное расстройство. — Он выжидательно умолк.

Капитан спросил:

— Что случилось?

— У него умерла жена. — Лицо Поттера напоминало игрока в покер при большой ставке. Совершенно непроницаемое. — Умерла в камере. — Пауза. — От приступа. — Он снова умолк.

Инспектор спросил:

— Пьяница?

— Вообще не пила.

— Употребляла наркотики?

— Только одно лекарство. — Поттер подождал. — Инсулин. Она страдала диабетом. Ее забрали, потому что она упала и осталась лежать на тротуаре, и они подумали, что она пьяна. — Он аккуратно закрыл блокнот. — Итак, ее сунули в камеру, и поскольку она не получила врачебной помощи, то умерла.

Капитан тихо спросил: