Владимир Шитов - Собор без крестов
— Ну и как, доказал себе? — обнимая Лапу за плечи, улыбнувшись, поинтересовался Лесник.
— Как видишь, — заметил Лапа, — но это стоило мне не менее двух лет жизни.
— Вклад в пять миллионов долларов может вызвать в банке подозрение, — как бы взвешивая каждое слово, осторожно сообщил Лесник Лапе.
— За мои бабки не переживай. Банк, выдавший счет на них, уважаемый, в махинацях замечен не был, управляющий банком всегда подтвердит платежеспособность своего банка и подлинность счета. Если Венский банк откажется от сотрудничества с ним, то понесет не только моральный, но и материальный урон.
— Убедительно говоришь, неужели сам до всего этого додумался?
— Я пересказываю то, что поведали мне, когда давали деньги на счет, — улыбнувшись, ответил ему Лапа, — когда будешь сдавать деньги и счета в банк, не забудь упомянуть о своих картинах.
— Я всегда так делаю. Это у меня вместо здравствуй, — заверил его Лесник.
Когда они расставались, то Лапа, пожимая Леснику руку, спокойно, как бы не за себя, а за другого, поблагодарил, не выпуская его ладони из своей:
— Еще раз спасибо, Виктор, за все, что ты для меня сделал.
— Да чего там, — смущенно попытался отмахнуться от благодарности Лесник.
Лапа, встряхнув его руку, проникновенно заявил:
— Я рад, что сделал в своей жизни ставку на тебя, и вижу, что не ошибся.
Так как вместе они не могли находиться, чтобы не проявлять к себе оперативный интерес, они расстались в притоне, чтобы вновь встретиться уже в России.
Прилетев в Вену, Лесник с Ларисой приехали в Центральный государственный банк, где Лесник, никого не спрашивая, по проторенному им ранее маршруту провел подругу в приемную управляющего банком, где их встретила миловидная секретарша. Не остановиться на ее описании было бы грешно. Она была лет двадцати двух, с плоским животом, высокой грудью, стремящейся вырваться наружу, с прямыми длинными каштановыми волосами, ниспадавшими на ее узкие плечи, одета в экстравагантный костюм. Увидев ее, Лесник забыл дорожную усталость, и в голове у него появились крамольные, но на сто процентов безнадежные мысли.
Лариса, узнав у девушки, что управляющий находится в своем кабинете, попросила ее:
— Передайте, пожалуйста, господину Фридриху Оттовичу, что с ним желает переговорить господин Гончаров-
Шмаков…
На недоуменный взгляд секретарши Лариса пояснила:
— Он — клиент вашего банка, и управляющий его хорошо знает.
Переговорив по селектору с господином Швартаном, девушка, грациозно поднявшись, открыла дверь в кабинет и провела посетителей.
Увидев Гончарова-Шмакова с сопровождающей его женщиной, господин Швартан, поднявшись из-за стола, доброжелательно улыбаясь, пошел им навстречу, отпустив своего секретаря из кабинета. Поздоровавшись с Ларисой, узнав ее имя, отчество и что она является переводчиком у Гончарова-Шмакова, Швартан, здороваясь с Лесником, поинтересовался здоровьем своего клиента и откуда он прибыл в Вену. Получив на свои вопросы исчерпывающие ответы, Швартан удовлетворенно сообщил:
— Вы знаете, барон… — он заглянул в лежащую у него на столе книгу, — господин Церлюкевич Семен Филиппович, продавший вам свои уникальные полотна, с вашей легкой руки тоже стал нашим клиентом, открыл счет на свое имя в банке.
— Вы не желаете посмотреть, что я у него приобрел? — небрежно произнес Лесник, ожидая перевода своих слов Ларисой.
— Конечно хочу, притом очень даже, — оживляясь, сообщил г-н Швартан.
— Только поймите меня правильно: подлинники таких шедевров я с собой возить не могу, а поэтому вам придется ограничиться созерцанием копий. Они выполнены профессиональными художниками, на высоком уровне, который должен дать вам представление о самих подлинниках.
Открыв футляр, в котором архитекторы носят свои чертежи, Лесник, достав из него скрутку нескольких холстов, стал разворачивать полотна и показывать картины.
Господин Швартан, внимательно ознакомившись со всеми картинами, при этом рассматривал их на разном расстоянии и под разным углом зрения. После этого он завистливо произнес:
— Боже мой, неужели подлинники кисти знаменитых художников: Айвазовского, Кандинского, Малевича — могут сразу находиться в одних руках?
— Как видите, это, к мой радости, факт, — гордо констатировал Лесник.
— Вам здорово повезло с этими покупками, а главное, хозяин их продал почти задаром.
— Вы правы, а поэтому я его пробел восполняю продажей своей покупки в Америке. Если желаете приобрести у меня какую-нибудь вещь кисти известных вам художников, то я приглашаю вас к себе домой, — вручая господину Швартану свою визитную карточку, предложил Лесник.
— Я бы с удовольствием приобрел у вас одну, ну от силы две картины, но ее мне не перевезти через границу.
— Я свободно провожу, — небрежно солгал ему Лесник, — и мог бы вам привезти одну-две картины, но, возможно, они будут не вашего вкуса, другое дело, когда покупатель сам из того, что есть в продаже, купит понравившуюся.
— Вот именно, — согласился с ним господин Швартан.
— Вы занимаете такой пост. Неужели у вас нет друзей в своем посольстве, которые по-дружески согласились бы купленные полотна переправить к себе домой с дипломатической почтой? Вы же не воруете картину, а, купив у законного ее владельца, переправляете к себе домой. Я знаю своих нескольких клиентов, которые поступили так, как сейчас сказал я.
Выслушав перевод Ларисы, Швартан произнес:
— Действительно! — Но дальше развивать свою мысль не стал в этом плане, возможно, его откровение сдерживало присутствие Ларисы. — Я не спросил у вас причины вашего визита, — задумчиво сказал он Леснику.
— Мой банковский счет из-за покупок картин похудел, а поэтому мне приходится его пополнять.
— Четыреста тысяч долларов вашего перевода мы получили, — уведомил Лесника г-н Швартан.
— Я еще хочу добавить к тому, что положено, четыре с половиной миллиона долларов, — небрежно сообщил Лесник.
— Четыре с половиной миллиона долларов? — переспросил Швартан. — Отлично. Как вы будете вкладывать, наличными или чеками?
— И чеками, и наличными, — пояснил ему Лесник.
Повторилась прежняя процедура: г-н Швартан пригласил к себе в кабинет служащего, который подсчитал наличные деньги. Их оказалось два с половиной миллиона долларов. После чего служащий сказал:
— Позвольте мне удалиться с чеком, я созвонюсь с банком, выдавшим его, чтобы проверить и подлинность чека, и платежеспособность банка.
— Ради Бога, конечно, обязательно надо это выполнить. Я попросил управляющего банком, чтобы он постарался в это время находиться у себя, чтобы ответить на интересующие вас вопросы.
Пока чиновник, удалившись, заполнял его чековую книжку, г-н Швартан поинтересовался у Лесника между делом:
— Кроме купли и продажи антиквариата, вы имеете какое-либо дело?
— Конечно! — важно произнес Лесник. — Практически я являюсь владельцем кислородного завода, в котором всего лишь двадцать процентов акций принадлежит моему компаньону мистеру Корвину Фостеру, помните, я тогда приезжал вместе с ним к вам, и мы ездили втроем домой к сотруднику американского посольства мистеру Робертсу, где вы смотрели мои картины, но, как говорится, мы с вами в цене не сошлись.
— Как же, помню! — согласился с ним г-н Швартан. — Если не секрет, то на какую сумму вами было выпущено акций?
— На пятьсот миллионов рублей, а хотелось бы, чтобы это было в американских долларах.
— Я скажу, что и эта цифра внушительна, — заверил его г-н Швартан.
Минут через пятнадцать возвратившийся к ним чиновник сообщил, что чек настоящий. После выполнения необходимых процедур, отказавшись от кофе, Лесник с Ларисой, простившись с управляющим и служащим банка, покинули их.
— Чего ты перед ними распинался? — спускаясь по ступенькам из здания банка, удивленно спросила Лесника Лариса.
— Да потому, что он принял от меня кучу денег в банк и не поинтересовался, где я их заработал, каким трудом, какой сделкой. Он знает, что у меня куча дорогих шедевров, но я-то картины не продавал. Ты же знаешь, как эти бабки нами заработаны, — напомнил он ей.
— Ох и лиса ты у меня! — восхищенно воскликнула Лариса, игриво толкнув его в бок.
— Нет, дорогая, ты лиса, а я большой старый лис, — поправил ее Лесник.
Целый день они знакомились с Веной, ее достопримечательностями. В покупках Лесник Ларису не ограничивал, но все, что она хотела приобрести, покупал в два раза больше, так как надо было Альбине показать, что вдали от нее он думал о ней.
С такой неизбежностью Лариса была вынуждена мириться, так как понимала, что из-за нее Виктор мог бы бросить Альбину, но из-за своих детей, ради их будущего и благополучия, он не имел права вольно распоряжаться собой. Другой человек в такой ситуации поступил бы иначе, но этого ожидать от Лесника было бесполезно, да и сама Лариса этого тоже не хотела. Она так его любила, что жила его интересами и помыслами, а поэтому противоречий в этой части между ними не было.