Кукольный домик. Следствие ведёт Рязанцева - Елена Касаткина
— Знаю. Нужны доказательства.
— Вот. Вот. — Орешкин оторвался от спинки кресла и наклонился над столом. — До-ка-за-тель-ства. И где они?
— Показания соседки… — начал было Ревин, но под грозным взглядом начальника замолчал.
— Выжившей из ума старухи?
Лена переглянулась с Ревиным и грустно улыбнулась. Как хорошо она знала своего начальника. Практически дословно.
— Вы еще мне про Штепсель тут вспомните. — Орешкин откинулся на спинку. «Успокоился», — констатировала Лена. — «Значит, пора».
— Владимир Михайлович! Что касается Штутсель, то это, как вы правильно заметили, не в нашей юрисдикции. Считаю, что есть все основания для вмешательства в это дело органов прокуратуры. Я готова передать имеющиеся у меня материалы.
Орешкин удовлетворенно закивал головой. Красные пятна постепенно бледнели и становились розовыми.
— Что касается доказательств по делу Регины Мамойко, то мы можем их получить только после эксгумации.
— Без разрешения матери?
— Мать под подозрением, достаточно разрешения отца. Владимир Михайлович, тянуть больше нельзя. У нас есть заявление отца, есть показания соседки, есть подозрительная деятельность лечащего врача и занимающейся сомнительными научными разработками конторы.
— Эх, подведете вы меня под… — Орешкин на миг завис. — …паровоз.
— Кх, — прыснул в кулак Котов, но, получив под столом тычок остроносой туфелькой, натужно зачихал. — Извините, проклятый поллиноз.
Начальник подозрительно посмотрел на Котова, потом на мило улыбающуюся ему Рязанцеву.
— Хорошо. Вызывайте отца, если он даст согласие, я подпишу постановление. А дело врачей передайте прокуратуре.
Серый день, а она в ярко-желтом плаще среди крестов и надгробий, словно заблудившийся солнечный зайчик. Мелкий, брызгавший все утро дождь, удовлетворив свою хандру, к обеду прекратился, но успел превратить дорожки кладбища в грязную размазню. Маленький холмик земли тоже размыло, отчего неживые цветы казались неряшливо разбросанными. Над холмиком возвышался маленький крест с табличкой. Надписи на табличке не было, вернее, она когда-то была, но ее тоже размыло дождем.
— Ну что, начнем?
Получив утвердительный кивок от следователя, трое мужчин принялись за работу. Поначалу размокшая земля прилипала к лопатам и мешала копать, но под верхним слоем земля оказалась рыхлой, рассыпчатой, и дело пошло веселее.
— Надо же, словно вчера закапывали, — крепкого телосложения парень приподнял лопату и легко вонзил острие в образовавшееся углубление. Глухой удар заставил парня замереть на месте. — Стоп! Кажись, уже гроб.
— Ты чо, Серега, мы еще и метра не прокопали.
— А что тогда? — Серега отбросил лопату и склонился над ямой, разгребая землю руками. — Говорю же, гроб.
Через минуту маленький, обтянутый красным сатином ящичек достали и поставили рядом с образовавшейся насыпью. Нижний край крышки гроба съехал в сторону.
— Вот тебе и раз, — Серега удивленно посмотрел на Рязанцеву. — Забыли прибить, что ли?
— Такое возможно? — Лена обернулась к Волкову.
— А я почем знаю, я судмедэксперт, а не похоронное бюро. — Волков обошел Рязанцеву и присел рядом с гробом, толкнул крышку. Крышка съехала, но задержалась в изголовье. — Ну один гвоздь они все-таки забили. Халтурщики! — Волков презрительно посмотрел на Серегу.
— Я тут ни при чем. Это не в мою смену было.
— Снимите уже крышку! — не выдержала Рязанцева.
— Колян, дай гвоздодер.
Получив от товарища инструмент, Серега нащупал единственный гвоздь в изголовье крышки. Подцепив, легко выдернул крепление и отодвинул крышку. Внутри гроба зияла белоснежно-шелковая пустота.
Часть вторая
Глава первая
Солнечный октябрь разлился по двору апельсиновым соком. Сидеть в такую погоду дома — преступление перед природой. Агата Тихоновна посмотрела на термометр за окном, плюс 18, для первого октябрьского дня — очень даже неплохо. Надела вязаную ангорской шерстью кофту, подумала, накинула поверх платок. Мало ли что, осень все-таки, и вышла из дома.
Утром в будний день во дворе тихо. Пенсионеры собираются на лавочках ближе к обеду и потом, меняя друг друга, сидят на своем посту до вечера, наблюдая за тем, кто, куда, с кем или к кому пошел. Агата Тихоновна такие посиделки не одобряла. Старалась избегать лавочных сплетен, отчего среди соседок имела репутацию «зазнавшейся».
Сейчас на скамейке у подъезда было пусто, и Агата Тихоновна присела ненадолго, чтобы вдохнуть порцию свежего утреннего воздуха и полюбоваться на еще не успевшую облететь листву клена. Одиночество может быть наслаждением, когда оно вот такое.
Однако удовольствие очень скоро было нарушено появившейся из-за угла Лидией Моськиной. Моськина слыла особой странной, хотя вся ее странность проявлялась только в «искусстве одеваться». Вот и сейчас на ней была яркая, цветастая, вытянутая на боках трикотажная кофта, черные кожаные «в облипочку» брюки, резиновые сланцы, надетые на теплые махровые носки. На груди висела крупная из цыганского золота цепь с огромным золотым кругляшом-медальоном. В остальном Моськина была обычной теткой, несклочной, незлобивой, хоть и не очень умной, но в целом безобидной.
Лидия вместе с великовозрастным сыном жила в этом же доме, только через два подъезда, и у Агаты Тихоновны забрезжила слабая надежда, что Моськина пройдет мимо, не зацепившись языком.
— Здорово, соседушка! — Моськина грохнула тяжелые сумки на скамейку и провела рукой по выкрашенной черной краской седине, которая отросла серебристой дорожкой у корней и прибавляла Моськиной к ее 65 еще пяток лет. — Уф, умаялась.
— Зачем же ты так нагрузилась? — из вежливости спросила Агата Тихоновна, не имея и капли интереса.
— Да вот к юбилею запаслась. Шестьдесят стукнуло давеча, — соврала Моськина.
— Поздравляю! Молодая еще! — притворно поддержала вранье Агата Тихоновна, иронично добавив: — Вон какие брюки у тебя. Неужто натуральная кожа?
— А то! — Моськина довольно улыбнулась и, наклонившись, заговорщицки зашептала. — Я их в сток-центре купила. И недорого совсем.
— Повезло тебе. Такая вещь на рынке, небось, сумасшедших денег стоит!
— А то! — Моськина присела рядом, что вызвало у Агаты Тихоновны внутреннее неудовольствие.
— Наверное, пир горой решила закатить вечером в честь юбилея? — Агата Тихоновна кивнула на пакеты. — Много гостей будет?
— Сестра моя с мужем придут. Да мы с Андроном.
— Ну ты хлебосольная. Целый день, чай, готовить придется. Успеешь ли? — прозрачно намекнула.
— Успею. День-то весь впереди.
Отчаявшись, Агата Тихоновна встала.
— Пойду я, тоже чего-нибудь к ужину приготовлю. С днем рождения тебя еще раз, — вежливо поклонилась.
— А давай и ты приходи, — Лидия вцепилась соседке в рукав. От ужаса Агата Тихоновна замерла на месте, судорожно подбирая в уме «отмазку».
— Ой, неудобно, — так ничего и не придумав, Агата попятилась к подъезду.
— Та шо неудобного? Соседи мы никак, — удерживая рукав, Моськина наступала вместе с кофтой. — Отказа не приму. Или обидеть хочешь?
— Я не хочу… Я… Я…
— Значит, жду в шесть. Не забудь. Ну, ежели забудешь, Андрона за тобой пришлю.
Глянцевая поверхность пирога светилась рельефной цифрой 60.
— А вот и соседушка моя любимая! А я уж хотела Андрона за
