Правила Мерджа - Остап Иванович Стужев
– А что, в служебке ты один?
– Да нет, там старлей еще.
– И?..
– Что «и»?
– Куда старлея денете?
– А думаешь, она приедет?
Мусоливший до этого ответа свой стакан Алексей сам долил его почти до ободка и, медленно запрокинув голову и жадно двигая кадыком, допил до конца.
– По рукам, Сирано! – он протянул руку недоверчиво смотрящему на него кэпу.
– Почему Сирано? Это по-французски, что ли?
– Точняк! Это, Сергей, по-французски! – «Меня начинает заносить», – подумал он про себя.
– Хорошо, – капитан с хрустом пожал протянутую ладонь. – Чего взамен просишь?
– Ничего, мои письма отдай.
– Забирай, это я пошутил так.
На следующее утро над чувствующим себя не выспавшимся и немного с похмелья курсантом раскрылся защитный зонтик невидимого ангела-хранителя.
Сначала сержант приказал ему отправиться в санчасть из-за хромоты. Медсестра, осмотрев его мозоль, категорически отказала ему в возможности вернуться в строй.
– Минимум неделя постельного режима! Может быть инфекция! – она озабоченно стала перебирать склянки в белой этажерке.
Мозоль заживала медленно, и Леха в тапочках и пижаме просиживал дни напролет, упражняясь в искусстве написания изящных фраз одновременно двум адресатам. За черновиками по вечерам после отбоя заходил сам капитан, стараясь хоть как-то сохранять ореол секретности своей миссии. В субботу они даже выпили спирт, как по волшебству появившийся на тумбочке вместе с незамысловатой закуской из шпрот и докторской колбасы. Медсестра, обычно всем недовольная, с заспанными маленькими глазками, едва прикрытыми коротенькими блеклыми ресницами, в этот вечер представляла собой полную противоположность, услужливо порхая с места на место, поднося то воду, то мензурку сосредоточенному на разведении спирта особисту. Когда она в очередной раз выскользнула на кухню, единоличный обитатель стационара взглянул на детально вымеряющего пропорции капитана и, мотнув в сторону двери подбородком, спросил:
– У?..
– Угу! – ответил тот.
– А мне?
– Тебе нет. Только с офицерами!
– Мы же советские люди! Откуда такая кастовость?
– От верблюда. Все готово, давай подставляй стакан.
– А остудить?
– Так пойдет, не на приеме у английской королевы.
«Это точно», – про себя согласился Алексей.
Гром разразился на десятый день. Сирано, отчаянно размахивая своими длинными, как грабли, руками, ворвался под вечер в санчасть, не обращая внимания на задержавшегося там офицера медслужбы. Закрыв перед носом майора дверь, он протянул развалившемуся на койке Алексею телеграмму.
– На, читай!
– «Прибываю завтра тчк Вагон номер тчк Встречай тчк Рижский вокзал тчк».
«Ну, из Риги, на Рижский, логично», – подумал, вставая и запахивая пижаму, Леха.
– Что делать? Что делать? – в отчаянии рыдал капитан, прислонившись к дверному косяку.
– А я тебя предупреждал! – не сумев скрыть нотки злорадства, которые, впрочем, не были замечены, произнес мнимый больной. – Что старлей? Съедет?
Выяснилось, что никто никуда не съедет. Более того, у Сирано не было наличных, так как недавно ему пришлось покрыть недостачу в служебном фонде на агентуру, средства из которого он пробухал, встречая приехавшее начальство из штаба дивизии.
Движимый инстинктом мужской дружбы, иногда безошибочно подсказывающим, кто твой враг, а кто друг, на кого можно положиться, а кто просто льстиво-услужливый халявщик, Алексей – неожиданно даже для самого себя – проникся отчаянием своего нового товарища и, поняв, как тому помочь, не стал откладывать все это в долгий ящик. Они прошли на склад, где хранились гражданские вещи, и, покопавшись в своей сумке, Леха вытащил связку из двух английских ключей от съемной хаты на Вернадского и фиолетовую двадцатипятирублевку.
Оставшиеся два месяца до присяги Леха провел в Ленинской комнате, переставляя унылые томики классиков марксизма-ленинизма. Иногда он пробовал их читать и даже заучил несколько фраз, которые ему особенно полюбились у Ленина.
После сборов, еще доучиваясь на последнем курсе, он как-то поддерживал отношения с капитаном Кольцовым, но после первой загранкомандировки их пути окончательно разошлись. Все, что у него осталось, был служебный номер Б-4 и обещание капитана помочь ему в любой беде, о котором тогда он немедленно забыл, так как по своей натуре был крайне осторожен и был стопроцентно уверен в своей способности не совершать роковых ошибок.
Пришло время собирать камни. Одевшись так, как он одевался на службу, и припудрив ссадину на лице, Алексей Владимирович вышел на улицу. Примерно понимая, люди какого уровня стояли за всем происходящим, он не рискнул пользоваться ни домашним, ни сотовым телефонами. К сожалению, старые добрые времена, когда можно было набрать номер, опустив в щелку медную монетку или никелевый десюнчик, давно прошли, и ему пришлось повозиться с карточкой, прежде чем что-то щелкнуло на другом конце линии и твердый мужской голос осведомился о цели звонившего, почему-то не сомневающегося в том, что в половине четвертого утра его безусловно соединят с человеком, услышав имя которого, дежурный невольно подбодрился и с бóльшим уважением, чем в начале разговора, попросил обождать минутку.
– Леха! Ты рехнулся звонить в такую рань? – голос говорившего был скорее радостный, чем выражал досаду. – Который час там, в Москве, у вас?
«Он не в Москве!» – подумал, теряя последнюю надежду, дипломат. Не зная, что говорить, он просто молчал и, не чувствуя боли, прижимал телефон к припухшему уху. Наконец сквозь сдавленную трубкой мембрану до него донесся уже посерьезневший голос:
– О’кей, раз звонишь мне, значит, припекло. Далеко оперативная машина? – обращались явно не к нему, и Алексей Владимирович просто промолчал.
– Выехала на адрес таксофона сразу после звонка, как положено по протоколу, – голос незнакомого мужчины раздавался совсем близко и, видимо, принадлежал принимавшему звонки дежурному, – находится на подъезде, точное время тридцать пять секунд.
– Добро, действуйте по инструкции! – и, уже обращаясь к своему старому товарищу, Кольцов менее официальным тоном продолжил: – Сейчас подъедет машина, садись в нее смело, они получат пояснения – обращаться с тобой, как с моим лучшим другом. Увидимся днем. Отбой.
Из трубки доносились короткие гудки, а он так и продолжал смотреть на нее, когда рядом остановилась неприметная легковушка и выскочивший из нее оперативник, открыв заднюю дверь, ловко усадил его на заднее сиденье и сам плюхнулся рядом, быстро, но вежливо. Видимо, указания были уже получены.
Ждать появления старого знакомца пришлось неожиданно долго после таким вихрем закрутившихся событий. Вечерело, и зимние сумерки уже начали опускаться на засыпанную снегом Москву. Ничего не евший почти сутки, кроме шоколадных конфет и печенья, насыпанных в вазочку на журнальном столике в квартире, куда его привезли еще затемно, Алексей Владимирович почувствовал сосущую боль в желудке – верный признак его хронического гастрита. Когда наконец приехавший Кольцов открыл дверь и, полный энергией, радостным возгласом поприветствовал сидящего в полумраке, тот даже не сразу отвел взгляд от телевизора, в экран которого он бессмысленно смотрел остекленевшим взглядом. Они не виделись четверть
