Комната с белыми стенами - Ханна Софи
Значит ли это, что я хочу заниматься фильмом Лори? Нет. Нет, нет, нет.
– Я ее не впущу, – говорю я. Черт, это лучшая идея из всех, что когда-либо приходили мне в голову.
– Тебе нечего бояться, – заявляет Тэмсин без капли сочувствия.
– Тебе легко говорить. Когда в последний раз к тебе в полночь приходила убийца? – Я не уверена, убивала ли Рейчел Хайнс своих детей, – откуда я могу это знать? – но мне кажется, что будет лучше, если я сделаю вид, что и впрямь так думаю.
– Она больше не считается убийцей, – возражает Тэмсин. Мне тотчас вспоминается женщина, чьи слова я подслушала в вагоне метро: «Могу поверить в невиновность Хелен Ярдли». – Еще до того, как она подала апелляцию и выиграла дело, судья Гейлоу заявила, что в будущем Рей Хайнс вряд ли будет представлять угрозу для общества. В своем заключительном слове Гейлоу заявила, что, хотя убийце полагается пожизненное заключение, по ее мнению, в этом нет необходимости, и даже намекнула, что подобного рода дела вовсе не обязательно должны рассматриваться в уголовных судах. Ее слова вызвали фурор в кругах юристов… Боже, я чувствую себя трезвой. Это все ты.
– Что за судья?
Тэмсин вздыхает.
– Скажи честно, ты читаешь что-то, кроме своих бульварных журнальчиков? Если ты взялась снимать фильм, тебе нужно знакомиться с…
– Я не снимаю фильм. Я запираю дверь и ложусь спать. Завтра утром я первым делом напишу заявление об уходе.
– Давай-давай. И никогда не узнаешь, что тебе хотела поведать Рей Хайнс.
Ну хорошо.
– Одно из ее возражений состояло в том, что в фильме, кроме нее, будут еще две женщины, – говорит Тэмсин. – Теперь, когда Хелен мертва, а Сара отказалась от участия, Рей могла бы стать в нем центральной фигурой. Она и ее случай. Она – самый интересный персонаж из всех трех, хотя когда я как-то раз сказала об этом Лори, он был готов четвертовать меня за подобное предательство. Его любимицей всегда была Хелен.
Хелен как женщина или же ее случай? Я уже готова задать этот вопрос вслух, но вовремя одергиваю себя. Как можно ревновать к той, что потеряла троих детей и почти десять лет провела в тюрьме? Даже если выяснится, что Лори многие годы плакал из-за нее в подушку, ревность – это неприемлемый выбор, во всяком случае, если я хочу и дальше жить в ладу с собой.
Мне слышно, как к дому подъезжает машина. Я еще крепче сжимаю телефон.
– Мне кажется, это она. Я должна идти. – Я беспомощно топчусь перед входной дверью, пытаясь успокоиться. Наконец раздается звонок. Чувствуя, что больше не выдержу, я распахиваю дверь.
Возле моего дома стоит черная машина. Фары включены, мотор работает. Преодолев пять ступенек, я поднимаюсь из моего подвала наверх и выхожу на тротуар. И что же я вижу? «Ягуар»!
По телефону голос Рейчел Хайнс вполне себе звучал как голос владелицы «Ягуара». Интересно, каким боком это сочетается с ее репутацией наркоманки? Может, она завязала с этим делом? А если даже и наркоманка, то отнюдь не опустившая наркоша из грязной квартиры-сквота… Нет, она нюхает дорожки кокаина с зеркальца с платиновой окантовкой. Боже, будь я чуть более зашоренной…
Приклеив к лицу миролюбивую улыбку, я иду к машине. Нет, это не Хайнс. Та бы уже давно из нее вышла.
Неожиданно фары гаснут, а мотор глохнет. Я четко вижу женщину в свете уличного фонаря. Хотя я практически ничего не знаю о ней, она кажется мне старой знакомой. Ее лицо известно всем и каждому, как и лицо Хелен Ярдли. Оно так часто мелькало в теленовостях и в газетах, что большинство британцев узнали бы ее с первого взгляда. Неудивительно, что она отказалась встретиться со мной в пабе.
Удивительно другое – то, что она хочет встретиться со мной.
У нее слегка вытянутое лицо, а черты слишком резкие, иначе она была бы очень даже эффектной. В общем, она из тех дурнушек, которые легко могли стать красавицами, если б не какое-нибудь «но». У Хайнс густые волнистые волосы. Я вновь смотрю на ее лицо. Нет, с такими волосами ей просто положено быть привлекательной. Такие волосы обычно обрамляют лица красивых женщин – хорошо подстриженные, светлые, с золотистым отливом. Ее можно принять за некую важную персону – это видно и по ее глазам, и по манере держаться. В ней нет ничего общего с Хелен Ярдли, чья абсолютная ординарность и теплая улыбка этакой соседки-подружки легко располагала к ней людей. Неудивительно, что как только с Хелен были сняты обвинения, все тотчас поверили в ее невиновность.
Рейчел Хайнс открывает дверцу машины, но не спешит выходить наружу. Я осторожно подхожу к «Ягуару». Она захлопывает дверь. Рокочет мотор. Фары зажигаются снова, слепя мне глаза.
– Что?.. – я пытаюсь спросить, в чем дело, но она отъезжает назад.
Оказавшись напротив меня, останавливается и поворачивается ко мне лицом. Ее взгляд скользит мимо меня к дому. Я оборачиваюсь – вдруг за моей спиной кто-то есть, хотя точно знаю, что там никого нет. Нас будет только двое, разве не так?
Когда же я оборачиваюсь, она уже проехала пол-улицы и набирает скорость. Еще мгновение, и ее нет.
Что я сделала не так?
В кармане начинает трезвонить мобильный.
– Ты не поверишь, – говорю я, уверенная, что это Тэмсин, которой не терпится узнать, что было дальше. – Она была здесь десять секунд назад и только что уехала, ничего не сказав. Даже не вылезла из машины.
– Это я – Рей. Прошу прощения за… за то, что только что произошло.
– Забудьте, – неохотно отвечаю я. Почему считается неприемлемым – если вы приличный человек – сказать «вообще-то, так не делают, пусть даже вы и извинились. И я не намерена вас прощать»? К чему вся эта деликатность, если учесть, с кем я имею дело? – Могу я идти спать?
– Вы должны приехать ко мне, – говорит она.
– Что?
– Не сейчас. Я и так доставила вам кучу неудобств. Назовите время и дату, которые вас устроят.
– Никакого времени и никакой даты, – отвечаю я. – Послушайте, сегодня вечером вы свалились как снег на голову. Я была в пабе. Если вам хочется поговорить с кем-то из «Бинари Стар», позвоните Майе Жак и…
– Я не убивала мою дочь. Или моего сына.
– Простите?
– Я могу сказать, кто это сделал, если вы не против: Венди Уайтхед. Хотя она не…
– Я не хочу ничего слышать, – обрываю я ее, чувствуя, как ухает в груди сердце. – Оставьте меня в покое.
Я крепко нажимаю на кнопку отбоя и выключаю телефон. Дышать я осмеливаюсь лишь через несколько секунд.
Вернувшись к себе, запираю дверь квартиры, выключаю мобильник и стационарный телефон. Через пять минут уже лежу в постели, чувствуя, что вся напряжена и не могу заснуть. Имя Венди Уайтхед беспрестанно крутится в моей голове.
* * *Из книги «Только любовь» Хелен Ярдли и Гейнор Манди
21 июля 1995 года
Двадцать первого июля, когда пришла полиция, я сразу поняла: на этот раз все будет по-другому, не так, как раньше. Роуэн умер три недели назад, и с тех пор я стала великим знатоком настроения полицейских. Я могла по их лицам определить, в какой день допрос будет жестким, а в какой – человечным, сочувственным.
В числе тех, кто сочувственно относился ко мне, был сержант Джайлс Пруст. Он явно чувствовал себя неловко во время допросов и оставлял бо́льшую часть вопросов своим младшим коллегам. Вопросы следовали один за другим. Было ли у меня счастливое детство? Что это такое – быть в семье средним ребенком? Завидовала ли я когда-нибудь собственным сестрам? Близкие ли у меня отношения с родителями? Подрабатывала ли я бебиситтером, когда была подростком? Любила ли я Моргана? Любила ли я Роуэна? Обрадовалась ли, узнав, что беременна? Мне хотелось крикнуть им: конечно, любила! И если вы сами не видите это своими глазами и не слышите собственными ушами, то какие из вас, черт побери, детективы?!
Мне всегда казалось, что Джайлс Пруст – единственный среди всех полицейских, кто не просто верит в то, что я не убивала моих крошек, но точно это знает, как знали мы с Полом. Он понимал, что никакая я не детоубийца, видел, как сильно я любила моих бесценных мальчишек. И вот он теперь снова у моей двери, с какой-то женщиной. Ее я не знаю, но по выражению его лица сразу поняла: сегодня ничего хорошо ждать не стоит.
