Тени в холодных ивах - Анна Васильевна Дубчак
– Катя, вот вам моя визитка, если вспомните что-то или узнаете, позвоните. Ну и, конечно, никуда не уезжайте из города.
– Да вы что?! Куда же я могу уехать, когда мою сестру убили?!
Он ушел, и в квартире стало так тихо, словно мои уши набили ватой. Я сидела за столом перед пустой чашкой и смотрела на стену, на уродливую розочку на обоях и все прислушивалась, прислушивалась. Я ждала, что вот сейчас за дверью раздадутся шаги, затем звон ключей, звук отпираемого замка, вот сейчас дверь откроется, и я услышу:
– Катя, я пришла!
Но ничего такого не происходило. А если мне все это приснилось? Если моя сестра жива?
Я часто заморгала, затем принялась себя щипать. Было больно, реально больно, но я не просыпалась. А комната с эклерами и постелью в райских птицах?
Я поднялась и медленно двинулась в сторону комнаты моей сестры. Я остановилась перед закрытой дверью и спросила себя, что мешало мне перешагнуть порог этой комнаты раньше, когда моя сестра была жива? Миллион возможностей открыть эту дверь, пока Марина в ванной комнате или вышла из дома в магазин, да мало ли?! Это когда она уходила надолго, дверь запиралась. А если она не запиралась, и моя сестра просто была уверена, что я туда не зайду? Если она проверяла меня, может, не запирала, но закрепляла невидимый волос на двери, чтобы, вернувшись, проверить, открывала я дверь или нет? И если бы волоса не было, значит, я без разрешения проникла в ее мир, в ее тайную, полную лжи и лицемерия жизнь? Но волос был на месте, и моя сестра торжествовала – я не посмела вторгаться в ее личное пространство, я не видела ящика с коробками из-под пирожных, не видела замусоленной постели, подвязок…
И вот сейчас я стояла перед дверью и все никак не могла поверить, что комната моей сестры стала теперь и моей, что я могу спокойно туда войти, избавиться от вещей моей сестры, от хлама, которым была она забита, вынести вообще все, что меня там раздражает, поменять обои или просто побелить стены, заказать белоснежный натяжной потолок, заменив им желтоватые пенопластовые квадраты, засиженные мухами, содрать старый линолеум, поменяв его на красивый ламинат, сорвать старые занавески, поменять окно…
Я распахнула дверь и обомлела: на кровати, ухмыляясь, сидела моя сестра и поедала большой эклер, облитый шоколадной глазурью.
9
– Следователь Родионов, – представился Сергей высокой красивой женщине, похожей на львицу со своей густой волнистой гривой волос. – Я могу поговорить с Кристиной Метель?
– Да легко! – улыбнулась женщина. – Проходите, пожалуйста.
Он вошел и оказался в длинном полутемном коридоре, стены которого были увешаны картинами. В нос крепко ударил запах скипидара.
– Идите за мой, только старайтесь не задеть это… – Она махнула рукой на прислоненные к стенам коридора куски картона, какие-то большие папки, рулоны бумаги, холста.
Сергей шел за ней, и ее длинная стройная фигура в черных узких джинсах и черном свитере в перспективе розовой, залитой закатным солнцем мастерской смотрелась фантастично.
Огромное арочное окно, занимавшее центральную стену мастерской, вызвало восхищение. Вот как, оказывается, должен жить творческий человек, подумал Сергей. Много света, солнца, воздуха, пространства! Он не мог не сравнить квартиру сестер Фионовых с этими роскошными хоромами Метелей. И дело даже не в просторе и роскоши, а в каком-то особенном ощущении живущей здесь свободы. Здесь и дышалось легче. Он заметил и винтовую лестницу, ведущую на второй этаж, подумал, что там наверняка находятся спальни. Это же не просто мастерская, здесь они и живут.
– Я так понимаю, что вас привела сюда не любовь к живописи, да? И вряд ли вы захотите заказать у меня натюрморт. Вы следователь, значит, что-то случилось с моей дочерью. – Только теперь ее тонкие красивые брови сдвинулись, образовав трагическую складочку на переносице. Она вдруг связала визит следователя с дочерью. – Надеюсь, она жива-здорова?
Кажется, она перестала даже дышать.
– Чего молчите-то? – Она даже ткнула его пальцем в плечо. Невиданно! Она бы еще встряхнула его как куклу.
– Я здесь по другому поводу.
– Уф… Извините. Перепугалась. Проходите, пожалуйста. Садитесь вот сюда, здесь удобно.
И она показала ему на глубокое, обитое фиолетовым бархатом кресло. Сергей сел. Кристина расположилась напротив, на высоком белом стуле.
Разглядывая женщину, глядя в ее карие глаза, спрашивал себя, смог бы он полюбить такую, принять ее со всеми ее странностями и особенностями, присущими творческим людям. Смог бы жить с ней под одной крышей? Хотел бы детей от нее? И вдруг понял, стыдясь своих же выводов, что не потянул бы такую. Что захлебнулся бы в этом женском вине ее сексуальности, в этой пьянящей манкости и красоте. Что ему до такой женщины расти и расти. Вспомнив про Рожкову, он успел испытать неприятное саднящее чувство вины перед ней – он же так и не отблагодарил ее за помощь, не пригласил на ужин, не подарил цветов.
– Скажите, вы знакомы с Екатериной Фионовой?
– С Катей? Конечно! Это моя близкая подруга. С ней что-то случилось?
– Нет-нет, с ней все в порядке. Когда вы видели ее в последний раз?
– Вчера. Она почти целый день провела здесь. Знаете, у нее сестра – настоящая грымза. Вы бы видели ее! Так вот, почти год Катя прячется от сестры у нас, а мы с дочкой только рады. Знаете, у нас все как-то совпало, я имею в виду характеры. Катя стала для