Блондинка в Токио - Наталия Станиславовна Левитина
Юмико уже усвоила, что подробные страноведческие лекции меня только раздражают. Но так как ей хотелось рассказать строптивой экскурсантке как можно больше, девушка изворачивалась. Сегодня, например, чтобы заинтересовать меня фигурой императора, она нашла в интернете и распечатала на русском языке его стихи, написанные в стиле вака.
— Стихи! Интересно! — объявила она и вручила мне пачку голубых листков, пробитых степлером.
Как выяснилось, император Муцухито времени даром не терял! Он не только устроил в Японии техническую и культурную революцию, но и создал в течение жизни около ста тысяч стихотворений.
— Читать, пожалуйста! — проворковала Юмико.
Я полистала страницы и прочитала первое, что попалось на глаза:
— «Так много обвинений
В этом мире.
Поэтому не беспокойся
Об этом
Слишком сильно»…
Хм… А что… Классно!
Как ни странно, выбранное наугад стихотворение полностью совпадало с моим собственным убеждением.
Я прочитала ещё один стих:
— «Когда солнце
Клонится к закату,
Я сожалею о дне,
Проведённом
В бездействии»…
Чудесно! Святые слова.
Это написано как будто про меня. Каждый новый день — драгоценность, ведь он даёт возможность свернуть горы. Нельзя этим не воспользоваться.
— Смотреть ещё! — нежно попросила Юмико.
Я перевернула страницу:
— «То штормовая,
То спокойная,
Волна в океане
В точности подобна
Человеческому существованию»…
Прелестно, прелестно!
— Юмико, а мне нравится этот парень!
Если задуматься, никаких особых откровений в стихах императора Муцухито не было. Но, осенённое его статусом и ролью в истории, каждое слово приобретало вес золотого слитка. Простому человеку приятно узнать, что его мнение совпадает с императорским.
Простому человеку?
О ком это я?
Не о себе же?
Юмико улыбнулась и захлопала в ладоши. Она поняла, что теперь император Мэйдзи (он же — Муцухито), останется со мной надолго. Вероятно, я даже стану декламировать его стихи в компании, неся японскую культуру в массы…
— Купить эма. Писать. Просить, — Юмико указала на «стенды» из досок, установленные рядами, где на крючках висели деревянные таблички эма.
На этих табличках японцы и многочисленные туристы выражали свои пожелания и просьбы, в надежде, что письменное обращение к синтоистским духам окажется более действенным, чем устное.
Мы купили несколько табличек, и написали на них каждый о своём. Юмико нарисовала несколько красивых иероглифов. Она попросила здоровья для бабушки.
— Она старенькая очень-очень, — вздохнула девушка. — Но всегда весёлая.
А что у высших сил попросила я?
…Ночью опять позвонил любимый мучитель. В голове тут же промелькнуло — а не является ли этот звонок результатом усилий синтоистских духов? Возможно, они уже получили и обработали мою просьбу, написанную на деревянной табличке, и сразу принялись за дело. Неужели в синтоизме всё так оперативно? Попросил — получил.
Мне нравится!
— Привет, моя трепетная гейша! Как дела? Чем занимаешься? — голос Константинова звучал так, что сразу становилось ясно: секса у человека не было уже очень давно, как минимум, час. И мужчина безумно страдает.
Вопреки моему желанию, организм чутко отозвался на вкрадчивые интонации в голосе мужа. Все нервные окончания сладко завибрировали.
Нет, не буду поддаваться!
— Здравствуй, Владимир. Моя поездка проходит в рабочем режиме, — сухо отрапортовала я.
— Лапусик, — нежно выдохнул Константинов, игнорируя мой официальный тон. — Ты такая труженица, не устаю тобой восхищаться! Наверное, как всегда, пашешь по двадцать часов в сутки.
Ну, что с ним делать!
Подхалим.
— Да, завязала множество полезных контактов, — не удержалась я, чтобы не похвастаться. — Тут интересно. Выставка проходит в комплексе Биг Сайт, он расположен на искусственном острове Одайба в Токийском заливе. Вечером над заливом сверкает Радужный мост — как новогодняя гирлянда, и разноцветные огни отражаются в воде. Весь залив превращается в радугу, это что-то удивительное! Но самое главное — сейчас цветёт сакура. Я и не думала, что это так божественно красиво. Весь город в цветах! Даже в самых глухих урбанистических уголках, где только камень, стекло и бетон, вдруг видишь дерево в розовой пене.
— Надо же, раньше не замечал, что тебя волнует красота природы. Думал, ты готова восторгаться только платьями из Галери Лафайет.
Это от страданий.
Я страдаю и поэтому стала ужасно впечатлительной. Прямо Шопен какой-то или тургеневская барышня. Постоянно приходится себя одёргивать, того и гляди на глаза навернутся слёзы при виде хорошенького младенца в коляске или птички на заборе. Так недолго превратиться в экзальтированную дуру. А потом — в истеричку. И всё это по вине Константинова. Он загнал меня в положение, когда кажется, что твои нервы вытягивают из тела пинцетом и наматывают на раскалённую болванку.
Буду бороться. Мне нужно сохранить свою суть, не сломаться. Хочу остаться собой, то есть, стервой, танком и фурией. Я много лет прожила в этом имидже, и он мне гораздо приятнее образа тургеневской барышни.
Но цветущая сакура — это, на самом деле, удивительно красиво! Безумно! Ах!
И вот опять навернулись слёзы…
Проклятье!
— Смотри, не потеряйся там! Не шастай по злачным местам. В глухие районы не заезжай — вдруг там орудуют якудза? — тоном заботливой бабули сказал Константинов. — А потеряться-то нетрудно! Все вывески с иероглифами, по-английски никто не говорит.
— Да, уже заметила. Но я не потеряюсь. Партнёры прикрепили ко мне персонального гида. Её зовут Юмико. Очаровательная девушка, мы с ней теперь не расстаёмся. Она нянчится со мной, как третьеклассница со щенком шпица.
— Это хорошо. Я бы тоже с тобой понянчился с большим удовольствием, — мечтательно вздохнул Константинов.
Не понимаю его. Он так странно себя ведёт… Как будто ничего не случилось.
Но ведь случилось!
— И не напивайся сакэ! — вдруг вспомнила заботливая бабуля. — А то начнёшь ломать везде мебель. Напугаешь бедных япошек.
— Мебель я ломаю только после текилы, а сакэ, вероятно, на меня даже и не подействует. Да я и не собираюсь проверять. Компании-то нет.
— Конечно, нет. Потому что лучшая твоя компания для глобальной попойки — это я, Вовчик. А с Юмико тебе напиваться не стоит, нет. Представь картину: пьяная третьеклассница с пьяным щенком шпица.
— Как трогательно!
— Вовсе нет. Ужасно!
Константинов немного помолчал, подышал в трубку.
— Чего дышишь?
— Вот, жду. Не поинтересуешься ли, как у меня дела, как здоровье, — насупился он.
— Со здоровьем у тебя всё в порядке. С делами… Наверное, тоже.
— Хотя бы спросила, откуда звоню.
— Знаю. Из Лондона.
— А вот и нет! — торжествующе закричал Константинов. — Не угадала! Хо-хо!
— Где же ты? Куда тебя занесло на этот раз?
— В Хэфэй.
— В Хэфэй! — ахнула я. — Но это же… Это же Китай!
Ему опять удалось меня удивить… Но сразу же нахлынула печаль, окатила мутной серой волной: всё теперь не так, как раньше.
Сколько
