Дом - Матс Страндберг
Пепел от сигареты падает на клавиатуру. Юэль сдувает его. Тушит сигарету. Вспоминает, что Элисабет что-то спрашивала про любимую еду. Даже этого он не знает.
Надо было чаще звонить маме. А когда все же звонил, быть терпеливее. Надо было больше спрашивать и слушать ответы.
Юэль закрывает файл и тащит его в корзину. Захлопывает крышку ноутбука.
Нина
Должно быть, Моника перебралась через бортик на кровати. Она стоит посреди комнаты. Надела пальто прямо на ночную рубашку. В ужасе смотрит на Нину, когда та заходит в квартиру.
За эти годы Нина бессчетное количество раз видела взгляд человека, страдающего деменцией. В их глазах была пустота. Но это всегда были чужие люди и никогда кто-то настолько близкий, как Моника. Это совершенно другое. И это почти невыносимо.
Нина смотрит на кровать. Напоминает себе о том, что надо сообщить о произошедшем Элисабет. Перелезая через бортик, можно в нем застрять или упасть на пол с еще большей высоты, чем с кровати без бортика. – Пожалуйста, помогите мне добраться до дома, – просит Моника. – Мне нужно попасть домой.
Нина подходит на шаг ближе. Чувствует отчетливый запах мокрого подгузника. Придется его сменить. Иметь дело с голым телом, обнаженными половыми органами.
Гордая Моника, которая никогда не показывала свою слабость, никогда не просила о помощи.
– Пойдемте, – говорит Нина. – Давайте сядем и немного поговорим.
– Я не хочу садиться, – отвечает Моника. – Почему меня никто не слушает? Я просто хочу домой, неужели это так сложно понять?
Нина приобнимает ее, но Моника пятится назад:
– Кто-то должен приехать и забрать меня. Я не могу найти ключи от машины.
– Сейчас вам лучше поспать, Моника.
– Не хочу я спать! Я хочу домой!
Ее нижняя губа начинает дрожать.
– Я не должна быть здесь, – всхлипывает она.
– Завтра вам будет лучше, вот увидите.
Что-то во взгляде Моники меняется – слабый проблеск, – и Нина почти не дышит.
Она меня узнала?
Но проблеск снова гаснет.
– Вы не понимаете, – жалуется Моника. – Никто не понимает. Все вокруг такое странное, и никто меня не слушает.
– Я слушаю, – успокаивает ее Нина. – Давайте сядем, и вы мне все расскажете.
Моника глубоко вздыхает, но на этот раз не возражает и идет к кровати. Кажется, она не замечает, как Нина снимает с нее пальто и вешает его на спинку стула.
– Мой муж… его звали Нильс, – говорит Моника, дрожащим пальцем показывая на свадебную фотографию.
Нина кивает и опускает защитный бортик.
– Он не найдет меня здесь, – продолжает Моника и тяжело садится на край кровати. – И теперь я очень боюсь, что он подумает, будто я знать его больше не желаю.
Моника качает головой.
– Мне надо домой.
Нина гладит ее по спине. Только бы сдержать слезы. Не выдать эмоции. Не волновать ее.
– Все будет хорошо, – говорит она. – Я позабочусь о вас.
Как и вы заботились обо мне.
Юэль
Он оставил попытки уснуть и теперь стоит перед открытым холодильником с черным пакетом для мусора в руках. Бросает туда банки с селедкой, которые он не решается открывать, заплесневевшие оливки, пластиковые контейнеры с содержимым, которое даже невозможно идентифицировать. На покрытых пятнами жира полках засохшие лужицы чего-то вязкого. Надо было заняться этим намного раньше. Юэль разбрызгивает чистящее средство, трет и скребет. Принимается за шкаф, выбрасывает бутылки сиропа с липкими потеками, разрыхлитель в банках без крышек, миндальное печенье из прошлого десятилетия. Залезает на стул, чтобы достать до самых верхних полок. Шарит рукой и нащупывает хорошо знакомый пластмассовый предмет с закругленными краями.
Когда Юэль достает свой старый плеер, на него сыплются кокосовая стружка и панировочные сухари.
Юэль понимает, что нет смысла даже пытаться понять, почему мама положила плеер на верхнюю полку шкафа. Он вытирает плеер о футболку. Улыбается, когда чувствует в руке хорошо знакомый предмет. Он заказал плеер по почте, потому что в нем был встроенный микрофон, и всегда носил его с собой, а в кармане всегда держал лишнюю кассету, чтобы можно было записать идеи новых песен.
Юэль открывает плеер. Вынимает кассету. Смотрит на логотип BASF, свой подростковый почерк на полоске клейкой ленты: «НИНА И ЮЭЛЬ МИКС ОСЕНЬ-94».
Юэль садится на стул. Вытирает пот с лица и закуривает. Он старался никогда не слушать музыку того времени – она слишком напоминает о той жизни, которая не случилась, хотя и была так возможна.
Любопытство берет верх. Юэль вставляет кассету и нажимает на «play», но ничего не происходит. Батарейки сдохли, а может, плеер больше не работает. Юэль снова вынимает кассету. Ударяет ею по ладони. То, что запись сделана осенью девяносто четвертого года, на самом деле ничего не говорит. Они с Ниной к тому моменту познакомились с Катей, которая держала музыкальный магазин в Кунгэльве. У них хватало денег лишь на пару альбомов в месяц, но Катя давала им послушать свою личную коллекцию, рассказывала о музыке, которая им нравилась, и о том, какова ее история. Через некоторое время она пригласила их домой, в лес за Гулльбрингой. У Кати в подвале была простенькая студия, где они могли записывать демки. Она помогла им по дешевке купить первые собственные гитары. Подержанный «Ибанез» естественного цвета Нине, вишневую копию «Телекастера» Юэлю.
В доме в лесу Катя продавала и кое-что другое. Она многому научила Юэля. Например, как экстези открывает внутри него все двери. Как спиды придают ему сил, а кокаин – решимости.
Юэль выбрасывает окурок в раковину и встает. Забирает бутылку глёга наверх в свою комнату и садится на колени перед стереосистемой. Открывает дверцу и ставит кассету. Думает, не отмотать ли назад, но вместо этого жмет на «play».
Льющиеся из колонок аккорды мягкие, нереальные, почти зловещие. Юэль тут же их узнает. Это самое начало «Song to the siren». Голос Элизабет Фрейзер наполняет комнату, наполняет его. Он закрывает глаза, по спине до самого затылка бегут мурашки. Из глубины всплывает воспоминание. Нина сидит здесь на полу перед колонками с бумагой и ручкой и пытается разобрать слова, понять, что они означают, какой в них смысл. Но Юэлю не нужно было их анализировать. Все дело в голосе. Все, что причиняло боль, становилось красивым, настолько красивым, что причиняло боль.
Песня заканчивается, и Юэль открывает глаза. На смену приходят «Jesus and Mary Chain», «Just like honey».
