Роковой подарок - Татьяна Витальевна Устинова
– Что за вопрос, договоримся! Садись, поехали! Доброго здоровьица, девушки!
Тётки помахали им вслед.
– Тебе вправду дров привезти, что ли?
– А вы можете?
– Чего ж не могу, я всё могу!.. Сколько тебе? Три куба? Пять?
Маня вдруг рассердилась:
– Да что это за кубы?!
– Ну, кубометры! Не на весах же дрова вешать и килограммами продавать! Их кубометрами продают.
– Откуда я знаю, сколько мне нужно! – проговорила Маня, уставившись в окно. – Печку топить.
– У тебя голландка?
– Обычная русская печь у меня!
– Постой, у тебя в доме газа, что ли, нету?! Тут вроде у всех имеется!
– И у меня имеется, – ещё больше рассердилась Маня. – И газ, и отопление и вода и плита!
– А зачем тебе печку топить?
– Что вы ко мне привязались?! Я люблю, когда в доме живой огонь! Люблю на лежанке спать, когда печка тёплая! Готовить милое дело!
– Эт точно! Кашу пшённую знаешь как вкусно в печи запарить?… Или щи?
– Для этого дрова нужны, а у меня почти все кончились!
– Да вообще не проблема, привезу я тебе дров. Куда здесь, налево, направо?
Маня посмотрела и сообразила, что весельчак Никитос привёз её почти к дому.
– Остановите, я тут выйду. Вон наш дом.
– Да погоди ты, не прыгай! Я с тобой зайду, дровник посмотрю.
Маня совершенно не желала, чтоб он с ней… заходил!
Он усмехнулся, всё поняв:
– Я просто посмотрю, – сказал он миролюбиво, – сколько дров везти. Может, пять кубов у тебя и не уместятся!
Они вышли из машины, Маня сгребла свои пакеты с мукой, гречкой и сморчками, и тотчас же в приоткрытую калитку вылетел Волька и стал напрыгивать на хозяйку, похрюкивая от счастья.
– На свинью похожа, – заметил Никитос.
– Все так говорят, – отозвалась Маня. – За красоту и держу!..
Пока она гладила собаку, чесала и приговаривала, ловкий Никита обежал дом и прокричал с терраски:
– И чего, вся поленница?!
Маня закатила глаза, сунула пакеты в руки вышедшей на шум Лёле и тоже зашла за дом:
– Поленница в сарае была, а здесь я остатки сложила.
– А сарай где?
Маня махнула рукой в глубь участка.
– Кто это? – спросила Лёля. – Кого ты привезла?
– Это он меня привёз, – возразила Маня. – Дядя Николай потерялся, а этот в нашу сторону ехал.
– Деловой, – заметила Лёля.
Вдалеке за кустами в сарае что-то гремело и падало. Наконец на дорожке показался Никита. Он шагал широко и вытирал о штаны загорелые руки.
– Ну, туда и семь кубов войдёт. Только тебе крышу нужно до осени поправить, слышь, Мария? Сарайка ничего, постоит ещё, а крыша в одном месте совсем худая, дождём заливать будет.
Он дошёл до террасы, увидел Лёлю и поздоровался вежливо:
– Здрасьте.
Лёля тоже вежливо поздоровалась и спросила:
– Хотите чаю?
– Мне ехать надо, – отказался Никитос, как показалось Мане, с сожалением. – Ну чего, хозяйки? Сначала дровник нужно починить, а потом уж дрова покупать.
– Как же мы его будем чинить? – спросила Маня, чувствуя себя дурой.
– Хотите, я людей подошлю! Только им заплатить придётся!
– Сколько?
– Прикинем. Мимо поеду, привезу плотника, он оценит. Ну, всего хорошего!
И пропал с глаз, с той стороны дома замолотил двигатель.
– Как ты съездила, Манечка?
– Ужасно, как! Всё пришлось повторять заново, и не посторонним людям, а вдове, а она, знаешь, как будто ничего не понимает. Он у неё спрашивает, где она вчера была, а она отвечает: «Я не помню».
– Кто – он?
– Следователь Раневский. И забрал её! У меня, говорит, есть все основания считать, что вы застрелили собственного мужа! А вчера у него были такие же основания считать, что Максима застрелила я!
– О господи.
– Ничего я не понимаю в работе правоохранительных органов, – пожаловалась Маня. – В детективах всё не так. Алекс мне сто раз говорил, что любой детектив – ложь от первого до последнего слова.
Лёля подумала немного:
– Самая серьёзная и большая правда детектива в том, что за преступлением всегда следует наказание. В любом случае. Это самая наиглавнейшая правда, Маня. Я тебе как преподаватель литературы говорю.
– В литературе так и есть, а в жизни?
– В жизни тем более!
Остаток дня Маня провозилась со сморчками, сама перед собой делая вид, что сейчас сморчки гораздо важнее, чем брошенный на полуслове текст. Когда пошёл дождь – он всё-таки пошёл! – Маня решила, что нужно затопить печь, и долго возилась ещё с печью.
Лёля валялась с книжкой на диване имени Орхана Памука или Харуки Мураками и время от времени лениво интересовалась, не нужна ли Мане её помощь.
Мане помощь была не нужна.
Натянув штормовку, она отправилась в сарай и прикатила оттуда тачку дров – последнюю. Дождь стучал по брезентовому капюшону штормовки как по железной крыше.
Волька мужественно сопровождал хозяйку, весь вымок и продрог.
Маня перетаскала дрова к печке, скинула мокрую одежду, посмотрела в огонь и сказала громко и тоскливо:
– Всё не так. Они или что-то скрывают, или пытаются защититься, но они почему-то врут.
– Кто врёт, Манечка?
– Все, – ответила Маня.
Весь следующий день Маня прилежно писала, этому очень способствовал дождь. Он зарядил надолго, у крыльца стали лужи, и Манин любимый куст пионов совсем поник от воды.
В романе у неё тоже сразу же пошёл дождь, и герой путешествовал туда-сюда, мокрый насквозь.
Алекс всегда ругал Маню за излишний натурализм и за то, что она, как акын, который «что вижу, то пою», пихала в роман всё, что её окружало, – дурную погоду, собаку, собственную лень, подслушанный разговор. Алекс считал, что литература не есть отражение жизни, а Маня запальчиво отвечала, что литература есть преломление жизни, и это самое интересное!..
Текст получался плохой, вялый, слова какие-то… хлипкие, студенистые, и Маня отлично знала, почему так. Она неотрывно думала об убийстве, и приключения собственного героя ей были неинтересны.
Под вечер она решила, что с утра поедет в город, в библиотеку.
…А что такое?… Ей нужны… эээ… материалы. Она должна как можно больше узнать о списках Серафима Саровского, а узнать о них она может только в библиотеке!
Маня понятия не имела, где именно в Беловодске библиотека и какая она, но легко убедила себя, что ей туда прямая дорога. Она вообще виртуозно умела убедить себя в чём угодно.
Приехав в город, разумеется, ни в какую библиотеку она не пошла, а отправилась прямиком в особняк «Регионстальконструкции», господи помилуй.
Роман Сорокалетов, завидев писательницу на пороге своего кабинета, отчего-то нисколько не удивился.
– Хорошо, что ты приехала, Маня, – сказал он мрачно. – Проходи, садись. Тебя
