Оксана Обухова - Темная лошадка
От грустных мыслей, я немного съежилась и вроде как побледнела. Что бы подумала моя виртуальная семья, вычисляя персону, стукнувшую, куда следует?! Да через пять ударов пульса взгляды Кутеповых-Стрельцовых скрестились бы на моей темной особе. Когда есть малознакомая фигура для подозрения, родственники предпочитают дружно грешить на эту фигуру. И в моем случае это себя оправдывает.
Толпа из семи человек сгрудилась вокруг молоденького спасателя, ковыряющего замки квартиры различными способами. Поупражнявшись с железяками, парнишка разогнулся и сказал старшему:
— Баста, Петрович, мне эти замки не открыть. Вырезать жалко, надо с крыши спускаться.
— Иди за тросом, — приказал Петрович и обратился к притихшим в уважительном молчании женщинам: — Кто живет на крыше?
— Мы. — Ответила почему-то деятельная Нюся.
— Пойдемте наверх, осмотримся, — приказал старшина спасателей и первым двинулся к черной лестнице.
Дамы, восклицая и перешептываясь «ах, двадцать седьмой этаж, ах, даже выше!», потопали за ним следом. Молодой и недовольный Виталий остался у двери. Я замыкала шествие.
Синяя балюстрада из крепких металлических труб и каменных столбиков, обрадовала Петровича своей надежностью. Он похлопал, пораскачивал ладонью ограду, посмотрел вниз и, прицелившись к окнам Хорских, сказал:
— Порядок. Сашка тут за пару минут управиться.
— У Валерии и Алексея в прихожей стоит тумба, — тихо выговорила Бьянка, — там всегда храниться комплект запасных ключей.
— В тумбе, говорите? — переспросил спасатель Петрович. — У двери?
— Да, справа. Ключи в верхнем выдвижном ящике.
Бьянка говорила тихо, куталась в черную с красными маками шаль и была необыкновенно бледна. На нас она почти не смотрела даже когда говорила.
Саша принес скатанный моток троса и обвязал его причудливым узлом вокруг ультрамариновой трубы ограждения. Широко раскрытыми глазами, я, Нюся и Рената наблюдали за его уверенными, решительными действиями.
— Мне отсюда даже плюнуть страшно, — поеживаясь, шепотом призналась Нюся. Саша перекинул ногу через перила, и нянюшка перекрестилась.
— Пойдемте к двери, — предложила Рената и первая, бегом помчалась к выходу с террасы.
Отряд старших товарищей степенно потянулся следом.
У двери, покуривая и разговаривая, стояли Митя и толи мент, толи следователь Виталий. После десятиминутной беседы с мебельным директором, Виталий уже не выглядел таким недовольным, рядом с младшим Стрельцовым редко встретишь мрачных людей, тот растормошит даже умирающего.
Нюся приложила ухо к замочной скважине, сказала всем «ш-ш-ш» и замерла, подняв глаза к потолку.
— Там скребется, — шепнула довольно, — не упал сердешный. — И скрестив руки на животе, стала перед дверным глазком. Словно позвонила в дверь и ждала, вот сейчас, ей Нюсе как всегда откроют и пустят в гости.
— Саша, что там? — крикнул Виталий.
— Газовая камера! — довольно четко, но гундосо ответил из-за двери голос. — Но в целом порядок, мертвяков нет.
— Ищите ключи в тумбе! — напомнила Рената.
— Ищу. Но их здесь много, — сказал Саша и мы услышали как он, видимо вытряхнув на поверхность тумбы ящик, начал перебирать ключи.
— Они, наверное, там от старых замков ключи оставили, — догадалась Нюся.
Несколько минут Саша пытался разобраться с ключами и подобрать нужные. Наконец в верхнем замке щелкнуло, и спасатель обрадовано взревел: «Есть контакт!» Дверь открылась и нам в носы ударила такая вонь, что даже глаза заслезились.
Саша закрывал лицо рукавом спецовки, морщился и показывал большим пальцем себе за спину:
— Идите на кухню. Там рыба воняет.
Воняли в основном протухшие кальмары. Два полураскрытых пакета лежали на углу стола: в одном серой склизкой горкой лежали тушки неочищенных кальмаров, в другом какая-то протухшая океаническая рыба. Днем, в самый солнцепек, на эту часть стола ложились солнечные лучи, и ничего удивительного в том, что нежные морепродукты разложились до непонятного месива, не было.
— У них только она передняя железная дверь закрыта была, — сдерживая дыхание, сказала Рената. — А там щели. Вот весь запах в подъезд и шел.
— Негодники, ротозеи, — ворчала Нюся, — столько беспокойства людям наделали. Бьянка! Где у них чистые пакеты? Надо все в пакеты прибрать, перевязать из и только тогда в мусоропровод скидывать. А то потом год от вонищи не отделаемся.
Бьянка и Виталий были в гостиной. На крик Нюси, женщина пришла на кухню, молча выдвинула верхний ящик стола и снова вышла.
Я помогла няне запаковать жуткую слякоть в три пакета, — каждый Нюся обвязала тесемочкой, найденной в том же ящике, — и получила указание:
— Иди выбрасывай, я здесь приберусь. Ишь, сколько натекло…
Выходя из квартиры, я увидела Ренату. С каким-то странным выражением лица девушка смотрела на ворох ключей на тумбе и шевелила губами. До мусоропровода было не больше пяти шагов и, захлопывая железный приемник, я услышала довольно резкое восклицание дочери Кутепова:
— Бьянка! Иди сюда!
Я и Бьянка подошли одновременно и встали за спиной девушки.
— Что это? — вытянув палец и касаясь одной из связок ключей, спросила Рената. — Это же от нашей черной лестницы. Бьянка, у них был ключ от нашей квартиры! Это ты им дала?!
— Нет, — тихо произнесла женщина. — Я им ничего не давала.
Рената круто развернулась и пристально взглянула на мачеху. В упор.
— Тогда откуда?
Бьянка закусила губу и помотала головой.
— Ничего здесь не трогать, — от гостиной к нашей троице подходил Виталий. Видимо, стоя в комнате, он слышал весь наш разговор. — Я вызываю группу.
Вот так, случайно, был найден один из связующих узлов этой истории.
А может быть и не случайно…
Понятых пригласили из сто двенадцатой квартиры. Нас выгнали, и мы, тепло одетые, торчали на террасе и пытались подслушать.
— Вот негодники! — бушевала Нюся. — Ключи раздобыли! Небось, у тебя Бьянка, стащили и подделали.
Окаменевшее лицо Бьянки не выпускало наружу даже тени эмоций. Яркой статуей в пятнах красных маков, она замерла на фоне вечернего неба, и только ветер трепал блестящие волосы и кисти длинной шали, оплетающей тело как кокон. Глаза, еще недавно горевшие беспокойством за друзей, умерли и слабо тлели на белом, словно мрамор лице.
Мне стало ее жаль и я отвлекла Нюсю от упреков словами:
— Спасатели краску на ограде повредили. Смотрите, какое кольцо от троса осталось. Теперь придется заново красить, а то потом железо ржаветь начнет…
— А я говорила, — вступила Света, — негодная это краска. Да разве ж рабочих слушают? Хозяевам главное цвет понравился, а остальное без разницы.
Камушек вновь прицельно попал в Бьянку. Она на этот упрек даже ухом не повела. И мы все прилежно полюбовались свежей царапиной на ультрамариновой трубе. Света бубнила что-то о внутренних и внешних работах с красками и пыталась привлечь внимание хозяйки к причине общего недовольства.
Бьянка глаз на царапину не опустила, цвет краски ее устраивал, так как прекрасно гармонировал с креслами, шезлонгами и диваном-гамаком.
Неожиданно к нашей компании, уже едва различимой в сиреневых сумерках, добавились Михаил Петрович и Туполев. Назар Савельевич делал вид, что мы вовсе не знакомы и к Кутеповым он приехал с дружеским визитом.
Михаил Петрович был крайне доволен. Он потирал руки и ласково смотрел на домашних.
— Ну вот, все и разрешилось, — повторил несколько раз. — Прямо гора с плеч. — Подойдя к жене, он обнял ее за талию, нежно встряхнул и сказал громко, пожалуй, на публику: — Не кори себя, дорогая. Ты ни в чем не виновата. Мы найдем этих мерзавцев. — Кутепов не знал, как еще выразить радость избавления от горьких мыслей: злоумышленники найдены, тайна пропавшего пистолета разгадана — ведь не просто так Хорские обзавелись ключами от его дома! — конец подозрения, тревогам и бессонным ночам. — Предлагаю это отметить! Все в дом, все в дом. — Он широко раскинул руки, словно готовился обнять весь свет, свой пентхауз и нас до кучи. — Коньяк, шампанское, гуляем! Завтра выходной.
Проходя мимо Назара, я улучила минутку и шепнула:
— Надо поговорить. Обязательно на террасе.
В гостиной стало шумно от одного Михаила Петровича. Он шутил, звонил Стрельцовым, приглашая их на вечеринку, и громко давал указания — шампанское, бокалы, виски, лед, коньяк, лимон!
Бьянка упала в угол дивана и забилась там испуганным зверьком. Только глаза настороженно поблескивали, когда муж обращался к ней. Протянутый Михаилом Петровичем бокал шампанского, она едва не уронила.
Мне было очень-очень ее жаль.
Минут через двадцать истерического веселья, я взяла со столика зажигалку и вышла на террасу. Темно-синее небо украсилось искрами звезд, на западе еще угадывалась розовая полоска заката.
