Джон Гоуди - Пелхэм, час двадцать три

Еще не сообразив, что он делает, Мобуту яростно закричал через проход:

— Черт подери, вы, паршивые ниггеры, оставьте свои глаза в покое, вы меня слышите? — Он уставился на них, и парни ответили изумленными взглядами. — Вы глупые ниггеры, вы ещё слишком молоды, чтобы играть в дядю Тома. Смотрите прямо, смотрите этому типу прямо в его поганые глаза!

Все в вагоне уставились на него и, обводя взглядом одного за другим, он остановился на хорошо одетом негре с атташе-кейсом. Лицо его оставалось непроницаемым и казалось каким-то отстраненным. Белый негр, давно потерянный для движения, не сто́ящий чести стать братом. Но пареньки… Пожалуй, стоит устроить для них небольшую демонстрацию.

Повернувшись к человеку с автоматом, но обращаясь к паренькам, он заявил:

— Братья, у вас нет никаких причин бояться этого белого сукина сына. Скоро придет время, когда мы заберем у него автомат и засунем его этой свинье в глотку.

Человек с автоматом бесстрастно, даже как-то скучающе, бросил:

— Заткни свою паршивую пасть.

— Я не выполняю приказов белых сукиных детей и свиней.

Стивер повел автоматом.

— Подойди-ка сюда, болтун.

— Думаешь, я тебя боюсь, свинья? — Мобуту встал. Ноги у него дрожали, но не от страха, а от ярости.

— Я просто хочу, чтобы ты подошел, — сказал Стивер. — Подойди сюда.

Мобуту вышел в центр вагона, выпрямился и остановился перед ним, стиснув кулаки.

— Ну, попробуй, — прошипел он. — Попробуй убить меня. Но я предупреждаю, таких, как я, тысячи и тысячи, и они перережут твое свинячье горло…

Без всяких усилий и всяких эмоций Стивер перебросил автомат за спину и двинул Мобуту кулаком в левый висок. Мобуту ощутил резкий удар, в глазах у него посыпались красные искры, он завалился назад и через миг обнаружил, что сидит на полу.

— Вот там и сиди и больше не разевай пасть.

Голос Стивера доносился до Мобуту, как сквозь вату. Негр потрогал лицо и понял, что кровь из разбитой брови заливает глаз. Потом поднялся и рухнул на сидение рядом со стариком. Тот протянул руку поддержать его, но Мобуту резко её оттолкнул. В вагоне воцарилась тишина.

— Сам напросился, — буркнул Стивер. — Надеюсь, больше этого никто делать не станет.

Мобуту достал платок и прижал ко лбу. Правым глазом он косился на посыльных. Глаза у них вылезли на лоб, губы отвисли.

Черт возьми, — подумал Мобуту, — я пострадал совершенно напрасно. Из них никогда не выйдет ничего путного.

Все пассажиры в вагоне старательно избегали смотреть на него, даже те, которых приводил в восторг вид крови.

Глава 6

Штаб-квартира городского транспортного управления располагалась в большом облицованном гранитом доме под номером 370 по Джей-стрит в районе, известном как Нижний Бруклин. Сравнительно новое и современное здание окружала масса старых, потемневших, хотя более изящных и архитектурно вычурных домов, составлявших официальный центр округа Кингс: префектура, здание суда, деловой центр. Хотя район был лишь частью Бруклина, но считался относящимся к острову, лежавшему по ту сторону реки, и потому страдал от отсутствия официального статуса.

Владения транспортного управления простирались по всему дому номер 370 — от офисов, лишенных какого бы то ни было стиля, до роскошных кабинетов высших должностных лиц на тринадцатом этаже. Попасть туда можно было только через полутемный холл, бдительно хранимый транспортной полицией.

Если пустое пространство рассматривать как особый отличительный знак, то во многих кабинетах, особенно на втором этаже, в переполненных комнатушках нервного центра транспортной полиции, его явно не хватало, тогда как на третьем, в помещениях отдела начальников дистанций, иначе именовавшемся центром управления, его не жалели. Три подразделения были размещены настолько расточительно просторно в огромном помещении с высокими потолками, тянувшемся вдоль всего здания, и занимали так много места, что все разграничения между ними казались условными. Каждое из подразделений подразделение А или компания ИРТ, подразделение Б или компания БМТ и подразделение Б-1 или компания ИНД, — занимало свой собственный анклав и было отделено от остальных большими свободными участками. Самыми активными и заметными сотрудниками в каждом подразделении были начальник дистанции и его диспетчеры.

В компании ИРТ, самом старом, но самом маленьком подразделении, начальнику дистанции помогали четыре диспетчера. Они сидели за металлическими столами с электронными пультами управления, с которых могли связываться по радио с любым машинистом в их секторе. Каждое подразделение делилось на сектора по линиям; например, например в компании ИРТ существовали сектора: Ист-сайд, Вест-сайд, надземные участки в Бронксе и так далее. Пульты управления на столах были такими же, как и диспетчерской: правда с пультов «башни» нельзя было напрямую связаться с кабиной машиниста.

Любое сообщение, полученное или переданное диспетчером, регистрировали в журнале: там отмечали номер поезда, характер сообщения и принятые меры. Типичными были сообщения от машинистов о замеченном ими пожаре под платформой такой-то станции. Установив размер и серьезность пожара, диспетчер рекомендовал машинисту двигаться или не двигаться дальше, подождать или освободить поезд от пассажиров («сбросьте свой груз»). После этого он связывался с одним из соответствующих отделов: эксплуатации, диспетчерской, центром энергоснабжения (если возникала необходимость отключить или восстановить питание), транспортной полицией — с одним или несколькими в зависимости от обстоятельств.

Диспетчеры докладывали начальнику дистанции, который в свою очередь подчинялся старшему инспектору, не занимавшемуся повседневными делами подразделения. Пульт управления начальника дистанции позволял ему связаться с любым машинистом в любом секторе. Начальник дистанции был боссом; он нес ответственность за то, чтобы поезда шли непрерывно и выдерживали расписание. Он честно отрабатывал свою зарплату, но особо возрастала его роль в те моменты, когда возникала чрезвычайная ситуация. В такие моменты его нужно было гибко и быстро отреагировать, разработать схему обеспечения движения поездов в чрезвычайных обстоятельствах: перевести местные поезда на линии экспрессов или наоборот, перебросить поезда с линии, обслуживающей Ист-сайд на Вест-сайд, приказать машинистам высадить пассажиров или продолжать движение — одним словом, вновь и вновь импровизировать, чтобы метро продолжало работать и нормально обслуживать людей даже в случае таких серьезных происшествий, как сошедший с рельс вагон или столкновение двух поездов. Ведь такое случается даже на лучших железных дорогах.

Был в центре управления и вспомогательный информационный отдел, который сообщал об изменениях расписания и чрезвычайных обстоятельствах и вырабатывал необходимые рекомендации пассажирам. Сообщения в информационном отделе записывали на пленку, кассеты рассылали по станциям. Когда возникали серьезные задержки или особые обстоятельства, отдел связывался со средствами массовой информации — газетами, радио и телевидением — и держал их в курсе событий.

Френк Коррел знал все это, как свои пять пальцев, хотя не мог бы описать, так как считал, что в этом так же нет необходимости, как в том, чтобы описывать свое тело. Если бы его спросили, как он поднимает руку, он бы нахмурился и буркнул: «Просто поднимаю, и все», — имея в виду, что существуют вещи, о которых не стоит думать. Точно также относился он и к центру управления и роли, которую тот играл в работе подразделения А и каждого из трех начальников дистанции, дежуривших в течение суток.

Хотя начальник дистанции не следил за каждым сообщением, поступавшим к его диспетчерам, он должен был обладать особым чутьем, чтобы предчувствовать серьезную неприятность ещё до того, как доложит диспетчер. Шестое чувство подсказало Френку Коррелу, что с поездом Пелхэм Час Двадцать Три произошло что-то серьезное. Приказав центральной диспетчерской взять инициативу на себя и вплотную заняться этим делом, он отошел к своему пульту и, пытаясь связаться с машинистом, присел на краешек стула. Вытянув шею, как змея, готовая ужалить, он не сводил глаз с микрофона, торчавшего над пультом.

Но когда Пелхэм Час Двадцать Три наконец вышел на связь, даже он оказался не готов к тому, что услышал, и на какое-то время непривычно примолк. Потом он вдруг заорал, и все в обширном центре управления заулыбались. Даже среди начальников дистанций — а те традиционно были людьми живыми и активными, со всей страстью отдававшимися работе, своего рода «звездами» транспортного управления, он был личностью выдающейся. Худощавый, гибкий, темпераментный и громогласный, заряженный невероятным запасом энергии, он прекрасно подходил для своей роли. Так что, слыша его крик, никто из окружающих поначалу и не заподозрил, что случилось что-то из ряда вон выходящее.