Леонид Влодавец - Душегубы
— Заходи!
Два бугая размером с Тятю быстренько охлопали Валерку по карманам, вынули военный билет, а затем подтолкнули к какому-то сооружению. Ваня, которому доводилось летать на самолете, знал, что это детектор металла, а Валерка не догадывался, отчего немного трусил. Тем более что в коридорчике, где происходил контроль, ни Тяти, ни Вани уже не было. Они прошли в следующую дверь, куда в конце концов угодил и Валерка.
За этой дверью оказалось нечто вроде приемной. Только вместо секретарши за столом сидел еще один детина в камуфляже, а еще два таких же сторожили двери. Тятя в явном волнении уселся на скамеечку — охранник указал на нее дубинкой. Тут же пристроились и Ваня с Валеркой.
Валерке даже интересно стало, хотя и по-прежнему страшно. Несмотря на все, он ведь еще пацаном был…
— Давай Тятю, — раздался резкий голос, усиленный динамиком.
Тятя вздохнул, перекрестился и вошел в дверь, которую перед ним отворил охранник. Должно быть, ему было не менее жутко, чем его спутникам. Те-то не ведали, к кому их привели, а он-то знал.
— Сколько времени? — спросил Валерка у Вани.
— Не знаю, часы сняли… — ответил тот.
Потекли длинные минуты. Валерка пробовал считать про себя, но сбился и перестал. Тятя все не появлялся. Ребята сидели, позевывали, ждали…
Неожиданно голос из динамика произнес:
— Запускайте Соловьева.
Ваня встал, поежился, шагнул к двери и скрылся за ней. Валерка остался один. Стало по-настоящему жутко. И Тятя не вернулся, и Ваня ушел. Что-то будет? Охранники по-прежнему молчали, даже словом не перебрасывались. А минуты текли и текли. Может, и часы так, помаленьку, накрапывали…
Ни Тятя, ни Ваня из двери не вышли, когда голос позвал:
— Русаков!
Креститься Валерка не стал, просто вошел в дверь. Успел только заметить, что она двойная.
Это был совсем небольшой кабинет, где за столом сидел мрачный мужичище в камуфляжке и черных очках, заслонявших пол-лица. Ни Тяти, ни Вани в кабинете не просматривалось. Кроме усатого, были еще четыре охранника с дубинками, сторожившими попарно две двери: ту, через которую впустили Валерку, и другую напротив. Перед столом стоял табурет.
— Садись! — приказал усатый, указывая на табурет. Валерка сел и понял, что табурет привинчен к полу на тот случай, если какой-нибудь посетитель решит двинуть им усатого по башке. — Валера, — строго промолвил усач, — я тебе с самого начала скажу, что шансов уйти отсюда живым у тебя очень мало. Так уж получилось, что вы с дружком в очень серьезные дела влезли. Но падать духом пока не надо. Все очень сложно, но не безвыходно. Начнем с того, что ты расскажешь мне от и до, как вы сбежали из части и почему, как оказались здесь, за пятьсот километров от своей части, зачем открыли стрельбу… В общем, все и с максимальной откровенностью. Все, что соврешь, на пользу не пойдет. У меня есть возможность каждое твое слово проверить. Только чистая правда дает тебе кое-какие шансы.
— А если я чего-нибудь позабуду? — набравшись духу, спросил Валерка. — Или перепутаю?
— Разберемся, — произнес усатый, — ты, главное, нарочно не ври. Ну, приступай!
Валерка начал рассказывать. Не очень четко, по порядку. Утаивать и придумывать он не собирался. Незачем было. Усатый слушал, не перебивая. Лицо у него ничего не выражало, глаз из-под темных очков не проглядывало, и понять, верит он Валеркиной исповеди или нет, никто не сумел бы.
Странно, но, рассказывая этому незнакомому и, судя по всему, не самому доброму человеку чистую правду, Русаков как-то незаметно успокоился. В прошедшие сутки он не раз пугался, что называется, до костей и, похоже, перебоялся. Он даже не знал, когда именно очутился в безвыходном положении — то ли тогда, когда выстрелил первый раз в Бизона, то ли еще тогда, когда полез в бутылку и отказался записываться добровольцем.
Единственное, чего Валерка не стал рассказывать, так это то, как вел себя товарищ Тятя. Само собой, усатому не понравилось бы, если б он узнал, что Тятя требовал начальников, обещал расколоться и так далее. Русаков не любил тех, кто закладывает товарищей, но и сам не хотел выступать в роли стукача. В конце концов, то, что Тятя юлил и дрыгался, беспокоясь за свою шкуру, по-житейски вполне объяснимо.
— Так, — произнес усач, когда Русаков закончил свой рассказ стандартной фразой: «Вот и все». — Есть в твоем докладе, юноша, кое-какие противоречия тому, что предыдущий товарищ говорил. Интересно, кто же это из вас врет?
— Это какие же противоречия? — удивился Валерка.
— А ты сам припомни, где врал, и скажи.
— Интересно, — возмутился Русаков, — с чего это вы взяли, что если что-то не сходится, то это я вру, а не он?
— Да так, он на морду поприятней, товарищ твой, — осклабился усатый, — вот ему и хочется верить. А самое главное — его показания, так сказать, совпадают с тем, что говорил гражданин, которого вы знаете как Тятя. Тятю я знаю намного дольше, чем вас, сопляков, стало быть, и доверия к нему испытываю больше.
— Да что он, этот ваш Тятя, — проворчал Валерка, — может про нас знать? Мы, вообще-то, уже уезжать оттуда хотели, и, если б в эту теплушку-бытовку не зашли, ваш Тятя там и сейчас сидел бы. Как раз уголек бы прогорел, печка остыла, а к утру бы вы его свежемороженым оттуда вынули.
— Если б вы его сюда живым и с грузом не доставили, — сообщил усатый, — то нашего разговора вообще бы не было.
— Конечно, — сказал Валерка, — мы бы уж удрали давно.
— Насчет удрали, это я бы не сказал. Мы бы вас с этим грузом, если б вы его увезти вздумали, под землей нашли. А если бы оставили, то все равно отыскали бы, из интереса. Но разговора бы такого, как сейчас, по крайней мере с тобой не заводили. Если бы расспрашивали, то быстро и невежливо. Учти это и старайся не хамить старшим.
Валерка поглядел на охранничков и подумал, что вздуть они могут куда лучше, чем Бизон со своими «дедами». Тут и впрямь особо выступать не стоило…
— Вы бы сказали, чего там не вяжется, а я уж как-нибудь попробовал бы ответить, — произнес он извиняющимся тоном.
— Хорошо, попробуй. Прежде всего, скажи по совести, отчего ты полез в вагон? По твоему рассказу выходит, будто ты шел, шел, торопясь сбежать из части, а потом увидел вагон и решил спрятаться. А потом, неизвестно почему, еще до тебя сбежавший Ваня опять-таки пришел к тому же пакгаузу и тоже забрался в этот вагон? Странно. Допустим, что вы бежали по разным причинам, не сговариваясь и в разное время: Ване в Чечню не терпелось, а тебе — наоборот. Но уж очень не верится, что вы так, по случайности, в одном вагоне оказались. Объяснить можешь?
Русаков объяснить этого не смог бы при всем желании. Ваня ему не рассказывал, как добирался до тупика и почему, убежав из части на полчаса или на двадцать минут раньше, пришел к вагону на полчаса позже. Однако как-то исподволь Валерка понял, что если он возьмется придумывать какую-то свою версию, то наверняка запутается, а у этого дядьки подозрений прибавится.
— Черт его знает! — пожал плечами Валерка. — Я решил до утра переждать. А как туда Ванька попал — у него и спрашивайте.
— Хорошо, оставим этот вопрос, хотя, конечно, ясности у меня нет. Второе: почему вас не заметили грузчики? Как тебе кажется?
Теперь Валерка понял, в чем их с Соловьевым подозревают. Как видно, дядя с усами решил, будто их с Ванькой нарочно подослали. Точнее, не решил еще, иначе бы уже грохнул, а именно подозревает, то есть сомневается. Ясно, что для полковников ФСБ они слишком молодо выглядят. А вот лейтенантами вполне могут быть, может, даже старшими. Не очень ему верится в то, что два солдата-срочника, особо не нюхавшие пороха и только-только перевалившие за первый год службы, могли так запросто положить шестерых, должно быть, бывалых людей. Правда, оттого, что эти люди были угроблены, усатый никаких потерь, судя по всему, не понес, а, наоборот, даже заимел пользу, так как ему привезли тот груз, которого он дожидался, почти в полной сохранности, если не считать одной простреленной коробки. Но ведь могут к нему, в его уважаемую контору, захотеть внедрить каких-нибудь агентов?
Русакову стало не по себе. Жизнь их теперь ни шиша не стоила. Если у этого мужика сомнения останутся, пусть даже он и не совсем убедится, что они чекисты, — все равно пристукнет. Во влипли, во влипли-то! Верно говорил Ванька — не надо было связываться!
Но надо было отвечать на вопрос, а не размышлять.
— Темно было, — произнес Валерка, — а они фонарик повесили на гвоздь ближе к тому концу вагона, куда коробки клали. Кроме того, мы же на нарах в коробках прятались. Нас и не заметили.
— Тоже не больно убедительно, — покачал головой усач. — Ну, тогда ответь ты мне на третий, решающий, вопрос. Откуда ты, скажи на милость, узнал такое имя — Фрол?
— Фрол? — переспросил Валерка. Он тут же вспомнил, как напугал Тятю, еще привязанного к койке, упомянув это самое имя. Ух, как же тогда Тятя перепугался! А он, Русаков, про Фрола первый раз всего-навсего за четверть часа до этого услышал.
