Михаил Березин - Пришла беда, откуда не ждали
- Хорошо... И что он появляется там ежедневно в десять утра. А когда они туда явятся, позвонишь в полицию и сообщишь, что они имеют непосредственное отношение к убийству в Лувре и укажешь на родственную связь между Абу Бабу и Антуаном Бабу.
- И тем самым?
- И тем самым нам удастся посодействовать свершению правосудия, а заодно освободиться от последнего конкурента. С другим конкурентом они и без нас расправились.
- Понятно. Только лучше будет, если позвонит сам Анри. Конечно, придется дать ему еще немного денег, однако...
Я с ней согласился.
Анри был на своем посту. Если бы Ирвинг Стоун написал книгу не о Джеке Лондоне, а об Анри, в название не пришлось бы вносить существенных корректировок: "Художник в седле." Правда, мы были вынуждены немного подождать: он старательно вырисовывал веснушчатую девчушку, рядом с которой возвышалась высокая, как каланча, маман. Портрет вышел не Б-г весть каким удачным, но маман расплатилась безоговорочно. Они заговорили между собой, и выяснилось, что они откуда-то из Скандинавии: то ли датчанки, то ли норвежки. С меньшей степенью вероятности - шведки. Наконец, они ушли.
От новой возможности подзаработать Анри, разумеется, отказываться не стал. Поначалу он запросил триста франков, но сошлись на двухстах. Он тут же позвонил Шидловскому и сообщил, что получил интересующие их сведения и ждет их.
- А почему было не сказать прямо по телефону? поинтересовался я.
Анри перещупал по очереди все маленькие сережки на мочке своего уха и затем произнес:
- Пусть сначала заплатят.
Видимо, он вошел во вкус. Хотя, нужно отметить, что так, безусловно, все выглядело значительно правдоподобнее. Не стал бы никто бесплатно расставаться с подобной информацией.
- Я и так собирался им звонить, - сообщил Анри.
- Зачем? - удивился я.
- А я действительно кое-что раскопал. Не подоспей вы вовремя, я бы все выложил им. А так могу вам продать информацию. Еще тысяча франков.
Остановились на пятистах.
- Один знакомый художник сказал мне, что какой-то русский работал рядом с ним в парке рядом с музеем Кино.
- Ты знаешь, где это? -поинтересовался я у Изабель.
Она утвердительно кивнула:
- Конечно.
- А как зовут художника?
- Бертран Шевалье.
Все же сначала мы дождались приезда Шидловского и Абу Бабу и убедились, что все прошло гладко. Анри получил очередную порцию денег, по-видимому, даже не подозревая, чем он при этом рискует, и наши противники удалились довольные. А мы помчались к музею Кино.
- Бертран Шевалье? -проговорила Изабель, обращаясь к молодому парню с такими же, как и у Анри сережками в ухе. Однако тот отрицательно замотал головой и указал на другого художника, расположившегося рядом с фонтаном.
- Бертран Шевалье?
Тот с испугом посмотрел на нас.
- Oui.
Изабель сослалась на его приятеля Анри и принялась задавать вопросы. Очевидно, чары мадемуазель Демонжо подействовали на беднягу, поскольку он даже не стал требовать денег. Впрочем, он не сказал ничего особенно интересного.
Да, какой-то русский художник по имени Лион действительно работал здесь с недельку. Но вот уже третий день как он не появляется. Была ли фамилия художника Козираги? Нет, фамилии он не знает, но может нарисовать, как тот выглядел.
Уверенными движениями, в несколько штрихов, он набросал на бумаге портрет.
- Похож? - обратилась ко мне Изабель.
- А черт его знает. - Я повертел рисунок в руках. - Ладно, выясним... Послушай, я хочу заказать Бертрану твой портрет, он здорово работает.
- Не сочиняй, - отмахнулась она. - Ты не такой богатый.
- Причем здесь я? - Последовал широкий жест рукой. Голдблюм заплатит. Ты ведь не обязана помогать ему бесплатно.
На прощание я попросил Бертрана Шевалье позвонить мне в "Сент-Шарль", если русский Лион снова объявится. В гостинице я факсом отправил полученный у него рисунок Голдблюму. Через час от того последовал ответ: Черемухин без труда опознал на рисунке Козираги.
Ночью я спал плохо. Постоянно ворочался с боку на бок. Стоило задремать, как тут же мерещился Абу Бабу с ножичком в руках, и я в холодном поту просыпался. Хорошо еще, что Изабель у меня не осталась.
На следующее утро без пятнадцати десять мы с Изабель подкатили к автобусной площадке возле версальского дворца. Здесь также, как и на Монмартре, околачивалось много негров, только продавали они преимущественно не искусственных голубей, а проспекты с видами Парижа.
Десять часов ровно: Абу Бабу и Шидловского нет.
Половина одиннадцатого: их нет.
У Изабель была "Симка" белого цвета. Мы отъехали в сторону, и я решил пойти на разведку. Дело в том, что дворец имел площадку не только с внешней стороны, но и с внутренней. Возможно, они шастают где-то там.
На всякий случай я надел темные очки и нахлобучил на голову берет, хотя погода была теплая. Медленно продвигаясь вперед, я нырял в одну экскурсионную группу за другой, и, наконец, достиг внутреннего двора. Здесь их тоже не было.
Я оперся о парапет. Фонтаны не работали. Центральная аллея парка уходила вдаль, теряясь в зелени. Я решил немного пройтись. И метров через сто наткнулся на Козираги. Вот тебе и на! Кто бы мог подумать? Тот сидел на каменной скамейке с мольбертом в руках, а рядом красовались два портрета с деформированными головами. Видимо, деформированные головы являлись его фирменным стилем.
- Привет, Лион, - сказал я и уселся рядом.
Он настороженно покосился на меня.
- Есть разговор.
- Вы от Шидловского?
- Боже упаси!
- Но вы знаете, кто он такой?
- К сожалению, да. И его, и Абу Бабу... Кстати! спохватился я и завертел головой. - Давайте перейдем куда-нибудь в более укромное местечко. В целях безопасности.
Мы отыскали деревянную беседку, увитую плющом, и скрылись внутри. Я вкратце изложил ему суть дела. Естественно, он мне не поверил. Пришлось долго его убеждать. Благо у меня оказался с собой экземпляр "Европы-Центр" с нашим объявлением.
- Я ведь был у каждого из них! - в сердцах воскликнул Козираги. - Но они даже не захотели со мной разговаривать!
- Вы не были у Голдблюма, - уточнил я.
- Да, - согласился он, - не был.
И тут за нашими спинами раздался шорох. Охваченный нехорошим предчувствием, я резко обернулся и лицом к лицу столкнулся с Шидловским и Абу Бабу. Конечно, не стоило удивляться, я ведь даже заплатил деньги, чтобы они оказались сегодня здесь. Неблагодарный Абу Бабу уже занес надо мной ножичек. Я отскочил в сторону.
- Ха-ха! - гортанно произнес Абу Бабу.
- Аба, подожди, - бросил ему Шидловский. С близкого расстояния я разглядел его лучше. Короткие, густые волосы, очень бледная кожа, надменное выражение лица. - А мы было уже подумали, что Анри нам соврал.
- Какой Анри? - заплетающимся языком спросил Козираги.
Абу Бабу подошел к нему и взял за руку.
- Ленчик, не беспокойся, - проговорил Шидловский. - Мы тебя не тронем.
И в этот момент я саданул нервно-паралитическим. Целился я в Абу Бабу, но Козираги стоял рядом, и они оба тут же свалились на землю. Шидловский же находился в стороне и совершенно не пострадал. Поскольку один заряд я израсходовал еще в Берлине на Сыркиных, мощные патроны у меня закончились. Я попробовал достать Шидловского слезоточивым, но не тут-то было. Тот мигом сориентировался, отвернулся и закрыл рукой глаза. Потом ногой ловко выбил у меня револьвер.
Можно было ожидать, что сейчас завяжется драка, но дело ограничилось лишь тем, что каждый схватил Козираги за руку и потянул в свою сторону. При этом в тушу Абу Бабу Шидловский упирался ногой.
Так пыхтели мы минуты две-три, пока в пиджаке у Шидловского не раздался телефонный звонок. Не отпуская Козираги, одной рукой он извлек из кармана аппарат и прохрипел:
- Слушаю.
Я воспользовался ситуацией, чтобы изо всей силы потянуть Козираги на себя. Шидловский дернул в ответ, нас развернуло, и теперь уже я упирался ногой в Абу Бабу.
- Ты уверен? - обескуражено проговорил между тем Шидловский. И через несколько секунд: - Черт побери!!!
Потом он неожиданно бросил Козираги, и я завалился в угол беседки, увлекая гения за собой.
- Бери его, он твой, - процедил Шидловский сквозь зубы. Этот собака Голдблюм все же откопал настоящего художника. А тебе он, естественно, не заплатит ни шиша. Так что ты тоже пролетел, как фанера над Парижем, - он сделал движение руками, как бы охватывая ими весь Париж, - правда не так сильно, как я.
Пошатываясь, я поднялся на ноги.
- С чего это ты взял?
- Сорока на хвосте принесла. Ну, я пошел.
Он двинулся в направлении главной аллеи.
- Погоди, - остановил я его. - Напиши записку своему марабу, чтобы он не трогал нас, когда очнется.
- Еще чего! Пусть он переломает вам все кости.
С этими словами Шидловский исчез.
Я с опаской покосился на Абу Бабу. Иди знай, кто из них раньше придет в себя. Пришлось накрепко связать тому руки и ноги.
Потом я положил голову Козираги себе на колени.
