Виктор Меньшов - Санитар каменных джунглей
- А свидетели, которые видели его на базе?
- Это его холуи, или забитые и запуганные рабочие. Я сам видел, как они боятся.
- Это всё слова, дорогой Михаил Андреевич. А слова, как ты сам знаешь, к делу не пришьёшь. У тебя же ничего нет. Нет даже записи разговора с Пушковой, хоть какого-то протокола с её подписью. Как я арестую Резника? Да меня его адвокаты на части порвут, да и прокурор санкции не даст. Да что я тебе рассказываю? Ты сам должен понимать.
- Понимать-то я понимаю, да только чует моё сердце - не последняя это жертва.
- И я должен нарушить закон?
- Да нет, конечно, но что-то делать надо.
- А ты, Капранов, думаешь, ты один что-то делаешь, а я, например, просто погулять вышел? Думаешь, я не понимаю? А что я могу? Максимально усилим наружное наблюдение. Кстати, звонил полковник Михайлов из МВД, сообщил, что стали поступать сведения по отделению милиции Павлова.
Буквально завтра там начнёт действовать комплексная комиссия со всесторонней проверкой, начиная от кадров, кончая отчётностью и бухгалтерией. Такая же комплексная комиссия готовится для проверки деятельности автобазы. Вот всё, что мы можем пока сделать. Дай хотя бы одну самую маленькую зацепочку и я арестую любого из них, но я не могу никого арестовать просто так, по собственному капризу и желанию.
Домой мы вернулись в подавленном состоянии. Только мы сели ужинать, как позвонил полковник Михайлов и сообщил, что участковый из села Горицы вспомнил, что действительно, убитый Никодим считался всегда бобылём, и только после его смерти появился человек, назвавшийся его сыном. Как оказалось, он был приёмным сыном Никодима, который рос в Москве с матерью, потому его никто и не знал в деревне. Вот почему не давали результата поиски в архивах.
Фамилия у приёмного сына была другая, а вот какая, участковый не помнил. Всё это возвращало розыски в исходную точку. Теперь предстоял долгий и кропотливый поиск бывшей жены этого Никодима и устанавливать настоящую фамилию его сына. Всё это требовало вре мени и отодвигало нас от разгадки таинственной и мрачной личности Санитара.
Зато Капранов был уверен, что проверки в отделении милиции и на автобазе дадут безусловный повод для ареста Резника и Павлова, хотя бы временный. А получив возможность для допросов, можно нащупать ниточку к Санитару. Всё теперь упиралось только в то, чтобы он нас не опередил.
Казалось, чтобы избежать этого, было сделано всё: каждый из получивших предупреждение находился под постоянным скрытым и усиленным наблюдением, кроме того и на службе оба были неплохо прикрыты своими охранниками и сотрудниками отделения.
Но Санитар нас опередил.
Глава двенадцатая
Резник психовал. Он впервые в жизни совершил убийство в трезвом виде, и в одиночку. Если убийство Никодима и сторожа в магазине было совершено давно, в пьяном виде и втроём, то тут вся ответственность ложилась на него одного. Резник прекрасно понимал, чем ему это грозит, и потому судорожно искал выход.
К тому же, ему не давали покоя мысли о Горелом. Если сначала он посчитал предупреждения от некоего Санитара не более чем дешёвым трюком со стороны обиженного до сих пор бывшего их дружка Горелого, то после гибели Пушкова он больше так не считал. Горелый вместе с Пушковым верой и правдой служил сперва благодетелю Резнику, а после того, как тот умер от инфаркта и директором автобазы стал после него Резник, то друзья так же безропотно признали все его права и служили так же верой и правдой ему.
Прикрывали ночные выезды, предупреждали о проверках, трясли должников Резника, запугивали конкурентов, держали в страхе подчинённых, наказывали строптивых. И только в той давней истории на кладбище Горелый дрогнул. И Пушкова, и Горелова удалось отмазать, частично запугали, частично подкупили свидетелей, дали на лапу судьям. Но из милиции пришлось уйти и тому и другому.
Пушкова Резник взял на работу к себе, пригрел, дал тёплое местечко по старой дружбе, он был кем-то вроде начальника охраны. А вот Горелому была куплена квартира, сделана Московская прописка, выданы приличные деньги в виде компенсации - и всё. Работать с ним Резник не стал.
Горелый поначалу пытался объясниться, клялся исправить ошибку, но Резник был непреклонен. Вот тогда Горелый и пообещал отомстить им с Пушковым, да и замполиту отделения милиции Павлову, который был с ними в сговоре, но остался в стороне, а впоследствии перешёл в другое отделение и стал там начальником, взяв под свою опеку Резника и его предприятие.
Горелый попробовал поначалу действовать привычными ему методами: попытался шантажировать Резника и Пушкова разоблачением двойного убийства, грозил настучать анонимно на Резника в прокуратуру про его делишки. Горелого предупредили, что если он не прекратит свои наезды - ему будет плохо. Тем более, что его шантаж - не более чем пустой звук. Если только заметут Пушкова или Резника, тут же они выложат всё про Горелого, он подельник, так что пускай сидит и не квакает.
Люди Павлова объяснили это ему весьма доступно, для большей доходчивости угостив парой тумаков. Но сильно не били - так, приложились, чтоб не подумал совсем, что с ним шутки шутят.
Горелый не успокоился. И буквально через пару дней были избиты, каждый возле своего дома, Пушков и Резник. Избиты серьёзно, оба попали в больницу. Но когда вышли оттуда, то в тот же день поздним вечером отправились на кладбище. Вскоре туда же привезли насмерть перепуганного, избитого Горелого. Он пытался клясться, что никакого отношения к нападению на своих бывших друзей не имеет. Те даже не вышли из машины, а так и наблюдали из неё, как Горелому дали лопату и велели рыть яму. Он попробовал отказаться, но его тут же жестоко избили, пообещав бить до тех пор пока он не станет рыть яму, или до тех пор, пока он не умрёт, предоставив ему право выбора.
Он взял лопату и стал рыть могилу, сотрясаясь в истерическом плаче и воплях и мольбах. Пушков и Резник переглянулись и закрыли в машине окна, включив музыку. Яму Горелого заставили вырыть большую. Уже светало, когда его вытащили за руки из неё молодчики, которые его привезли. Из машины вышел Резник, заглянул в яму, брезгливо обойдя грязного Горелого, с обмотанными обрывками рубахи руками, стёртыми до кровавых пузырей. Резник удовлетворённо кивнул и вернулся в машину, а молодчики привели и поставили на колени, спиной к машине, семерых уличных хулиганов, которые были наняты Горелым избить его бывших дружков.
Вышел Пушков, сунул ему в руку Горелому пистолет и сказал равнодушно:
- Стреляй в затылок, сволочь.
Горелый испуганно замахал, хотел отказаться брать оружие, но Пу шков прижал к его затылку ствол и приказал:
- Или ты - их, или я - тебя. Ну?! Выбирай.
Горелый торопливо перестрелял всех семерых, всё время ожидая выстрела в свой затылок, ёжась под холодком упиравшегося сзади ствола. Но выстрела не было. Когда же он расстрелял седьмого, Пушков отобрал у него пистолет обёрнутой в платок рукой.
- Ну вот так вот, Горелый, - зевнул Пушков в лицо трясущемуся землекопу. - Ты помни теперь вот про это, - он покачал в руке пистолетом, завернутым в платок, - и вот про это, - он указал на могилу. Давай, закапывай, вали домой и помни.
Он сел в машину, и они с Резником уехали. Горелый принялся старательно закапывать яму. Его подгоняли оставшиеся с ним охранники, чтобы он шевелился. Он шевелился, но уже светало, и охранники ещё раз жестоко избили его, и взяв лопаты, помогли забросать могилу, после чего отвезли его от кладбища километра на три, там высадили, ещё раз избили, и уехали. Горелый долго добирался до города, поскольку машины при виде его, растерзанного и грязного торопились проскочить мимо, так что о попутках не могло быть и речи, после он пробирался по Москве малолюдными улицами, стараясь не попасться на глаза милиции.
Горелый не оценил своеобразного благородства своих бывших дру зей. Ему мало было полученных щедрых отступных, ему мало было подаренной жизни, он хотел иметь большие деньги, но честным путём заработать не мог. Ему не нужна была утраченная дружба, ему нужны были те деньги, которые вращались возле утраченных друзей-подельников.
Так что Горелый затаил двойную злобу на своих бывших дружков, которые держали теперь его в руках, он прекрасно понимал это - семь трупов в безымянной могиле и пистолет с отпечатками его пальцев, о которых знали его бывшие дружки, крепко держали его на расстоянии.
После случая на кладбище он затаился, стал предельно осторожен. Промышлять пробовал рэкетом, сколотив группу из известных ему по милицейской службе хулиганов, поначалу это давало кое-какие прибыли, но все подобного рода промыслы контролировались известными бандитскими группировками, и его вызвали на разборки, где от смерти спасло его только то, что кто-то признал в нём бывшего мента и решил представить авторитетам. Те по каким-то им одним известным причинам решили подержать бывшего мента возле себя, может для куража, может, для престижа.
