Эдгар Уоллес - У трех дубов
— Ну, может быть, он пожнет также и все пули, которые свистят вокруг моей головы, — сухо сказал Сократ и рассказал о выстрелах в темной ночи.
— Вы полагаете, что это был поступок сумасшедшего?
— Возможно. Хотя этот сумасшедший хохот был хорошо рассчитанным маневром. Представьте себе, что происходит борьба между убийцей и человеком, который пытается его схватить. У кого первым откажут нервы, тот и проиграл, Этот дьявольский злобный хохот мог вывести из себя даже самого хладнокровного человека, и тот мог промахнуться. К несчастью для убийцы, я очень хладнокровный человек с крепкими нервами.
— Вы исключительный человек, мистер Смит. Как жалко, что вы не остались служить у нас.
— Если бы я это сделал, то на сегодняшний день был бы беспомощным руководителем Скотленд-Ярда, — заметил Сократ Смит и тут же поспешил извиниться, так как его собеседник именно им и был.
— Имеется так много странных обстоятельств, сопровождающих смерть Джона Менделя, которых я совершено не понимаю, — продолжал дальше чиновник. — Для чего, спрашивается, у него в кармане находился ручной звонок? Кого он намеревался им привлечь?
— Это пока известно только небу.
— Между прочим, велик ли ваш ущерб от пожара, мистер Смит?
— Нет, весь мой багаж состоял из одного небольшого чемодана. Зато мисс Темальтон потеряла все свое имущество, кроме личного дневника, который она, очевидно, хранила у себя под подушкой. По обыкновению, как все молодые девушки, она поверяла ему свои сокровенные девичьи тайны.
Директор Скотленд-Ярда рассмеялся и протянул, прощаясь, руку.
Когда Сократ после отъезда Боба Штейна передал этот разговор молодой девушке, слегка подшучивая над ней, она покраснела.
— Я в ту ночь не заметил никакого дневника, — признался пораженный Лексингтон, в то время как Молли с огненно-красными щеками смотрела на Сократа.
— Мистер Смит, вы чудовище, если рассказываете директору Скотленд-Ярда что-либо подобное. Никаких сокровенных мыслей я дневнику не поверяла, так как вообще никакого дневника не имею и никогда не заводила.
Он подмигнул ей.
— Когда я вижу молодую даму, прижимающую к груди толстую, на замке, книгу, то я знаю, что в этой книге могут быть только душевные излияния, и все это действует услаждающе на такую седую голову, как моя.
Наконец она стыдливо призналась, что уже много лет подряд ведет дневник, и что все ее тетради были уничтожены огнем, кроме одной, которую она механически схватила во время пожара.
— Почему ты дразнил ее дневником? — спросил Лексингтон, когда они остались вдвоем.
— Разве я не могу кого-нибудь, как-нибудь и чем-нибудь подразнить? — парировал Сократ.
— Не думаешь ли ты, что этот дневник что-либо…
— Ну? — подбодрил его Сократ.
— …содержит о Менделе и Джефри? А может быть, эти записи представляют угрозу для нее?
— Возможно.
— Ну что она может знать важного о них? А то, что знала, уже рассказала нам.
— Я только сказал то, что может соответствовать действительности, — возразил Сократ, схватив свою газету.
Лексингтон пошел на прогулку с молодой девушкой. Эти медленные прогулки вокруг гостиницы вошли у них в привычку и делались с каждым разом все продолжительнее.
— Вы не сердитесь на моего брата за его насмешки? — начал он, когда они вышли на улицу.
— Конечно нет. Он очень милый человек.
— О, а я уже боялся, что вы его невзлюбили.
Она тихо рассмеялась.
И тогда Лексингтон решился:
— Вы меня любите, Молли?
— Вас?.. — Если бы она и не была захвачена врасплох, то голос все равно мог выдать ее. — Знаете, Лексингтон…
И внезапно она очутилась в его объятиях.
Для Лексингтона Смита это был решающий момент.
— Примите мое благословение, — пробормотал Сократ, чрезвычайно захваченный этим зрелищем, ибо, будучи невольным зрителем, он все видел. А они, не видя ничего вокруг себя, выбрали для объяснения вершину маленького холма, их фигуры отчетливо виднелись на фоне вечерней зари.
Прошло больше часа, прежде чем он услышал их голоса перед дверью в гостиную, затем в комнату ворвался Лексингтон, сияющий и торжествующий.
Он опустился на стул напротив брата и посмотрел на него блестящими глазами.
— Сок, старина, я должен что-то сказать тебе.
— Ты обручился с Молли Темальтон, — ответил тот.
— Откуда… откуда ты это знаешь?
— Я вас видел. Картина была очень красивая, это вызвало в моей памяти грезы по утраченным возможностям.
— Ты нас видел?
— Конечно. Вы выбрали для нежностей довольно неподходящее место — вершину холма, так что я даже подумал, что это было сделано с умыслом.
Лицо Лексингтона делалось все длиннее и длиннее.
— О Боже, если бы Молли это знала…
— Молли как раз об этом и не узнает. Кроме того, это не такое уж необычное происшествие, — перебил его Сократ. Затем он сделался очень серьезным и задумчивым. — Вы собираетесь держать вашу помолвку в тайне?
— Да. Молли находит, что после недавней кончины ее отчима оглашение не очень прилично.
Медленно затянувшись сигаретой, Сократ кивком головы выразил свое одобрение этому решению.
— Есть и другая причина. Завтра мы переселимся в «Принценгоф», и вам следует проявить немного уважения к чувствам Боба Штейна.
— А разве мы не могли остаться в этой гостинице? — спросил Лексингтон, и в его голосе слышалось недовольство.
— Это было бы оскорблением для Боба, если бы мы отклонили его предложение, тем более повторное. Сложность в том, что мы будем вынуждены оставаться у него до конца раскрытия преступления. Смирись на время с этим, Лекс. По возвращении в Лондон я не вижу причин скрывать вашу помолвку.
— Молли знает о нашем завтрашнем переезде?
Сократ кивнул.
— Она ничего не сказала мне об этом.
— Вероятно потому, что придает этому меньше значения, чем ты, — рассмеялся Сократ. — Будь благоразумнее, Лекс. Это равноценный обмен, потому что «Принценгоф» — великолепное место и славится своими роскошными апартаментами.
Вечером, по дороге в свою спальню, Лексингтон сунул в дверную щель комнаты Молли записку.
Девушка, писавшая дневник, подняла записку, прочла ее с пылающими щеками, сложила и спрятала под подушку Затем продолжала писать дальше, присовокупив это послание к великим событиям дня. Закончив записи, легла в кровать, но сон не шел к ней. Слышала, как пробили часы на церкви… Вдруг внезапно открыла глаза… и увидела темный силуэт у письменного стола, желтый круг света, танцующий по поверхности.
— Кто там? — крикнула она.
— Ни звука, если вам дорога жизнь, — прозвучал голос высоким фальцетом, и в слабом свете блеснула голубоватая сталь.
Все же она отважилась испуганно прошептать.
— Что вы хотите? — Но не получила ответа.
Она не видела лица этого человека, так как нижняя часть его была укутана голубым шелковым платком, а сверху глубоко на лоб надвинута кепка для игры в гольф.
Приглушенное «ага» дало понять, что незнакомец нашел предмет своих поисков. Левой рукой он сунул что-то в карман, в то время как правая держала пистолет, направленный в сторону Молли. Фонарь, который он держал, вдруг потух, и Молли услышала, как он пробирается к двери.
— Я буду стоять за дверью в течение десяти минут. Если вы крикните…
Он не окончил свою фразу, но угроза определенно подействовала.
Как он вошел? Молли помнила, что заперла дверь на ключ. Лестничные ступеньки также не скрипели. Потом, не выдержав тревожного напряжения, она вскочила с кровати, схватила свое пальто и ринулась по коридору к находящейся напротив ее комнаты спальне Смита старшего.
— Кто там? — послышался вопрос на ее лихорадочный стук. Зажегся свет, и в дверях появился Сократ в халате.
— Что случилось?
Она с рыданием все ему рассказала.
Поспешно схватив с ночного столика свой пистолет, Сократ помчался вниз по лестнице Возвратившись обратно пятью минутами позже, он сказал, что наружная дверь дома была открыта настежь, но никого обнаружить не удалось.
— Ну, теперь я должен взглянуть на вашу комнату, — сказал он и осветил карманным фонарем наружную сторону ее двери. Конец ключа выглядывал наружу.
— Теперь совершенно понятно, как этот парень проник к вам. Эти старомодные ключи очень легко повернуть снаружи, если есть хорошая отмычка. Что-нибудь пропало?
— Я не успела еще посмотреть, — ответила Молли, направляясь к письменному столу. Когда она подошла к нему, то яркий румянец на ее лице сменился бледностью.
— О Боже! Исчез мой дневник!
Глава 15
— Хотя эта деревенская гостиница и похожа на крепость, — сообщил на следующий день за завтраком Сократ, — но есть, по крайней мере, шесть мест, откуда легко и удобно можно забраться в нее. Поэтому я рад, что мы сегодня перебираемся в «Принценгоф».
— Почему ты не позвал меня ночью? — укоризненно сказал Лексингтон.
