Алексей Комов - Добрый вечер

Разговаривает так, словно за его душой ни одного греха, кроме банки варенья, съеденной в детсадовском возрасте без ведома бабушки.

– Да нет, придется поговорить сегодня.

– О чем, если не секрет? Прошу, – он указал на колченогий стул около стола, заваленного обрезками картона. Литвин подождал пока Сашка сядет сам, и только потом воспользовался приглашением. Все же чувствуется напряжение, переигрывает. Не так ему весело, как хочет показать.

– Для начала хотелось бы познакомиться! – сказал Литвин.

– Вы, по-моему, представились. Для меня этого достаточно. Я не буквоед. А как меня зовут, вам известно, Какое еще знакомство?

– У вас есть какие-нибудь документы при себе?

– Из всех существующих документов у меня есть только паспорт. В остальном – не состою, не числюсь, не зарегистрирован. Но паспорт при себе не ношу, – Сашка развел руками. – Потеряешь – что останется? И за новый еще платить придется.

– Жаль. Хотя, ко мне вас и без паспорта пустят.

– Куда это, к вам? – насторожился Сажа.

– Поедем на Петровку.

– Я арестован? – удивленно спросил он.

– Нет, я просто приглашаю вас побеседовать.

– На предмет?

– Там и узнаете. Пойдемте? Рабочий день, как вы сказали, уже закончился.

– Пошли, – легко согласился Сашка. Взял замок и, осмотревшись, все ли выключено, шагнул к выходу. В коридоре он остановился.

– Мне сюда… На минутку… В туалет. Вы уж простите великодушно, – Сашка кивнул в сторону противоположную выходу.

– Хорошо, – сказал Георгий. Он первый подошел к двери, обитой фанерой, распахнул ее. В глаза бросились грязный унитаз и засиженные мухами картинки из журналов на стенах. Пыльное, зарешеченное окошко едва пропускало серый свет.

– Прошу… – он, не выходя, сделал приглашающий жест рукой.

– Литвин, – насмешливо спросил Сашка, – вы что, тоже захотели? Но здесь всего один узел санитарии. Неудобно как-то.

Литвину действительно стало неудобно. Какого черта, куда Сашка денется?

Тяжелая дверь захлопнулась, звякнул накинутый крючок. Потом раздался Сашкин голос.

– Скажите, а вы с пистолетом? А то без него неинтересно!

Литвин промолчал. Он рассчитывал. Сашку надо было довести до Петровки. На общественном транспорте, да еще в час пик – это безумие. Надо ловить такси. Сейчас машина не помешала бы.

– Вы скоро? – обеспокоенно спросил Литвин.

– Скучаете? – послышалось из-за двери. – Будьте милосерднее, Литвин!

Минуты через две Георгий снова постучал.

– Выходите…

Никто не откликался. Георгий не терпеливо дернул дверь.

Она не поддалась. Навалившись плечом. Литвин с большим трудом созван ее с крючка.

Аккуратно вынутые гвозди лежали на полу. Тут же стояла прислоненная к стене решетка. Грязная рама с тусклыми стеклами была приоткрыта.

Литвин быстро побежал на улицу. Сзади флигеля темнели развалины, в которых мог спрятаться добрый батальон, не то, что один человек.

Когда злой до предела Литвин вернулся в отдел, в комнате сидел один Астахов. Спокойный и, как всегда, сосредоточенный, он листал пухлое дело. Георгию стаю еще хуже на душе. «Володька бы не упустил, – думал он. – Не постеснялся бы и в туалет зайти. И посмеяться над собой не дал».

Против ожидания, Астахов, выслушав его взволнованный рассказ, язвить и ругаться не стал. Сочувственно покачав головой, он предложил папиросы.

– А не может такого случиться, – спросил он, – что ты фактически подгоняешь под версию? Вдруг твой Сашка – просто шутник? Заштатный шут гороховый. У меня такое бывало.

– Слишком много совпадений. Палец, например.

– Что, палец? – Астахов развел руками. – Мало людей, которые потеряли палец?

– И портрет сходится. – Литвин достал из кармана рисунки Хоботова. – Вот Вера, вот Сашка, а это их приятель.

– Ну-ка, ну-ка, – Астахов разложил перед собой рисунки.

Внимательно всмотрелся в каждый. Потом взял в руки портрет мужчины, которого Хоботов видел в ресторане. – Интересно. Вместе они, говоришь, были? Очень интересно… Знакомое какое-то лицо.

– Мне тоже показалось. Вроде мелькало у нас что-то подобное. Давно.

– Дай-ка… – подошедший дед Самарин протянул руку за листком. Не торопясь, надел очки и вгляделся в рисунок. – Где взял? – вдруг резко и требовательно спросил он.

– Его, – Астахов кивнул на Георгия. – Принес сейчас.

– А ты где нашел? – дед повернулся к Литвину.

– Художник нарисовал. Хоботов. Бывший сожитель Веры-Валерии. Он видел с ней этого типа в ресторане.

– Давно? – Самарин внимательно посмотрел на Литвина. Казалось, он готов сорваться с места и тотчас рвануться в дело.

– Несколько месяцев назад, – ответил ничего не понимающий Георгий. – Что случилось?

Дед бросил карточку на стол. Открыл сейф и порылся в бумагах. Наконец он достал фотографии и положил рядом с рисунком.

– «Треф»… Покойник…

Глава IV

Треф покосился на мирно спящую Веру, тихо откинул одеяло, встал и прошел на кухню. Не зажигая огня, открыл холодильник. В неярком свете вспыхнувшей лампочки тускло желтели бутылки, полупустые и еще не откупоренные. Треф взглянул на них, но пить не стал. Душа не принимала. Вынул баночку с домашним кислым квасом. Маленькими глотками выпил половину. Громко, словно хватил стакан водки, и вздохнул. Еще раз ощутил, как это прекрасно – быть свободным, далеко остался лесоповал, зона, бараки, а у него все не проходит удивление, что он сам себе хозяин. Разве эти добропорядочные мешки, которые кроме теплых постелей ничего не видели, могут оценить жизнь?

И все ж, что-то сосало внутри. Что?

Треф потянулся за сигаретами, валявшимися на столе. Глубоко затянулся.

Что же свербит и не дает спать спокойно? Не торопясь, тихо, он провернул в разных местах несколько крупных дел. Может, уже ищут? Не пора ни пропетлять и на дно?

В отношении уголовного розыска он не обольщался. Их там натаскивают – будь здоров. В специальных школах. Свои ученые есть, которые диссертации пишут, как лучше ловить таких, как он. Передовой опыт на конференциях обсуждают, в электронные машины вкладывают. С электроникой не поспоришь. Ее, электронику, уважать надо.

А у них какой обмен опытом? И где? В колонии, в следственном изоляторе?

Правильно, что со шпаной не стал связываться. Только освоился на месте, сразу стал прикидывать, как лучше. Даже книжки начал читать о вычислительных машинах. Понял, что единственный шанс успеха – не давать много информации, пусть даже косвенной. Поэтому к любому делу готовился тщательно, все взвешивал, рассчитывал, чтоб наверняка и без следов.

С этим сумасшедшим Сашкой повезло. Когда у человека такая мешанина в голове, он становится податливым, как глина – лепи, что хочешь. И не страшно, что наколет.

Балует его судьба…

Тогда, в тайге, тоже подбросила правдоискателя. Он, видишь ли, с начальством поругался, решил вертолета не ждать, пехом поперю А Треф наплел ему, что сбежал, чтобы правду свою доказать, отомстить клеветнику. Помощи попросил. Ростом они были схожи. Одежда тоже примерно одного размера…

Потом, с полгода, он внимательно изучал стенды «Их ищет милиция». Но ни о нем старом, ни о нем новом (с чистенькой биографией и документами) ничего не появлялось.

Но он таился, осторожничал. Чуть что – всё его в уголовке есть: и пальчики, и портретики, и черт-те чего там только о нем не найдешь.

Нет, надо, надо бы уже и на дно лечь. Отдышаться, пожить спокойно. Поехать в глубинку, или даже лучше на юг (там народу больше и люди беспечнее на отдыхе), и пожить без опаски, в свое удовольствие. Пока время хорошее. Теперь богато жить уже не стыдно. Стыдно теперь спрашивать, откуда богатство. И он бы уехал, еще полгода назад. Да вот Верка встретилась…

Что она с ним сделала? Других баб он пачками на корню скупал. Взгляда хватало, чтобы любая делала все, что ему захочется. А эта не такая. Вязнет он в ее мягкости. Обволокла липкой паутиной, что твой паук муху. А ему сопротивляться вроде как и не охота. Послал бы ее… Или страшно потерять? А чего, собственно, терять? Красоту? Видели красивее. И ещё увидеть придется. Ну, пошлет она его, ну знает, что когда сказать, когда и как приласкать. Словно все трещинки в душе заливает мягким и податливым. Однако, только с виду доброта ее мягкая. Щупальцы это, щупальцы! Вот чего!

Кончать надо. Деньги тогда у Сашки в попыхах оставил. Забрать! И исчезать, растворяться! Страна большая. И сейчас бы уехал, да остальные деньги надежно спрятаны. Эти, последние, нужны. И хватит этой бабе поддаваться. Все…

– Все собрались? – тихо спросил Попов, – Тогда начнем… Начальник отдела подполковник милиции Алексей Семенович Попов всегда говорил тихо. Он никогда не кричал на подчиненных, ни тем более на задержанных. Считал кричать самым последним делом. Не любил унижать человека, даже когда очень сердился, не повышал голоса. Только слова звучали все глуше и, казалось, еще больше темнели глаза. С сотрудниками он был по-товарищески прост, но без панибратства, по-отечески заботлив. Любил неназойливо, вовремя помочь советом, справедливо полагая, что профессионалы, с которыми он работает, поймут, что к чему. Не любил патетики. Его спокойная «педагогика» вызывала порой улыбки у других, более грозных начальников подразделений, но своя результата давала. Именно из его отдела выходили работники самого высокого класса, ученые, Многие из них уже перегнали своего бывшего начальника по званиям, но какие бы посты они не занимали, у каждого оставались в душе признательность и уважение ученика к учителю.