Евгений Аллард - Найти бесогона
– Я слышал, они часто ссорились. Ругались так, что пыль столбом стояла на площадке.
– Если ты думаешь, что Мельгунов мог убить Гришу, то ошибаешься. Этот слизняк на такие вещи не способен.
– Ну а дружки Мельгунова? Может быть, Северцев чем-то им не угодил?
– Зачем убивать Гришу? Это Мельгунова стоило прикончить! Гриша должен был играть главную роль, а Розенштейн отдал её Мельгунову. Видите ли, у него популярность больше. Знал бы ты, как Мельгунову создают эту популярность. Сколько денег вбухивают, чтобы поддерживать ореол великого гения. Зорко следят, чтобы ни одно критическое замечание не просочилось в интернет, или газеты.
– Ну, возможно, между Северцевым и Мельгуновым произошла очередная ссора и…
– Олег, почему тебя это так интересует?
– Любопытно же. Это же я нашёл тело Северцева в пещере.
– Какая разница теперь? Гришу уже не вернёшь. Кто его убил, уже совершенно не важно.
Милана ведёт себя странно, с одной стороны явно переживает из-за смерти Северцева, а с другой пытается защитить убийцу. Мужа?
– Прости, что сую нос не в своё дело, – я нежно руку Миланы. – Кстати, я без дублёра могу линию ягодиц продемонстрировать. Собственную.
– Наивный ты, Олежек, – проговорила с усмешкой Милана, но руку не убрала. – Такие сцены – это тебе не как в жизни. Залез на бабу, получил удовольствие. Это тяжёлая работа.
– Я согласен на самую тяжёлую работу! – воскликнул я с пафосом. – А чтобы лучше её сделать, хочу прорепетировать. Для правдоподобности.
– Олег, хватит, наконец! Думаешь, актрисы – все поголовно шлюхи? Прыгают из постели в постель. Да?
– Нет, не думаю.
– Скажи честно, я для тебя очередная галочка в твоём блокнотике побед?
– Милана, я никогда ничего не обещаю. Кроме того, что со мной можно неплохо провести время. И совершенно не скрываю этого.
– Да пошёл ты! – буркнула она и отвернулась к окну.
Милана почему-то имеет на меня виды? А как же угрозы её мужа?
– Прости меня, – сказал я серьёзно. – Я ничего плохого не хотел сказать, неудачно пошутил.
Она повернулась ко мне, в её глазах светилась неподдельная печаль. Милана одинока и несчастна, со всей своей популярностью, знаменитым мужем-режиссёром. Всё есть – деньги, слава. Нет только счастья. Милана подняла глаза выше. Я тоже бросил взгляд и увидел Лифшица. Он шёл к нам, расплывшись в счастливой глупой улыбке.
– Мельгунов уехал? – поинтересовалась Милана, как ни в чем, ни бывало, хотя, казалось, секунду назад готова была разрыдаться от отчаянья. Железное самообладание.
– Да! – подтвердил радостно Лифшиц.
– Что-то слишком быстро, – проворчал я. – Неужели все снять успели?
– Ничего не успели. Стали репетировать, а Мельгунов сбежал, – объяснил Лифшиц.
Я изумлённо уставился на него.
– Как это – сбежал? Может он просто в сортир ушёл, – предположил я.
– Да нет. Сказал, что болит голова, он не в форме и сбежал.
Я представил физиономию Верхоланцева и чуть не расхохотался. Мы вернулись на съёмочную площадку. Техники переставляли осветительные приборы, отражатели, устанавливали камеру. Я не заметил Верхоланцева, наверно, он решил повеситься или застрелиться. Я вскочил на сцену, сел за чёрный рояль. Открыв крышку, наиграл пару нот.
– И что играть умеешь? – спросила Милана недоверчиво.
Она оказалась рядом, облокотившись на крышку, снисходительно изучала меня. Я провёл быстро по клавишам и стал наигрывать бодрый мотивчик. Конечно, получалось у меня плохо, но в глазах Миланы зажёгся интерес.
– И долго учился?
– Четыре года в музыкальной школе по классу фортепиано. Мама считала, что интеллигентный человек обязан уметь играть на рояле, – ответил я с притворной гордостью.
– Спой что-нибудь, – вдруг сказала она.
Я бросил взгляд на её лукавую улыбку, виски ударили в голову. Пробежался по клавишам и начал петь блатняк из репертуара Аркадия Северного:
Мама, я лётчика люблюМама, я за лётчика пойду!Он летает выше крыши,Получает больше тыщиМама, я лётчика люблю!
Мама я жулика люблюМама, я за жулика пойдуЖулик будет вороватьА я буду продаватьМама я жулика люблю.
Милана звонко рассмеялась, показав во всей красе очаровательные ямочки и белые, идеальной формы зубки.
– Потрясающе! – отсмеявшись, сказал она. – Надо вставить в наш фильм. Как ты считаешь? Ну а серьёзное что-нибудь.
– Пожалуйста, – сказал я. – Не стреляйте в пианиста. Он играет, как может, – предупредил я.
Я хотел бы пройти сто дорогНо прошёл пятьдесят.Я хотел переплыть пять морей, —Переплыл лишь одно,Я хотел отыскать берег тот,Где задумчивый сад,А вода не пускалаИ только тянула на дно.
Милана нахмурилась, и через паузу спросила:
– А вот это знаешь? «Не плачь, мой друг, не плачь. Никто не умирает»
– Да. Я почти весь репертуар Макара знаю. Но может не стоит? – засомневался я. – Давай я что-нибудь весёленькое сбацаю?
– Спой! – приказным тоном сказала она.
Я встряхнул головой и начал:
Пусть горе и печаль, церковной свечкой тают.Последнее прости, последнее прощай…Не плачь, мой друг, не плачь, никто не умирает…И не они, а мы, от них уходим вдаль.
Пусть Бог нам положил до времени разлуку,Но, если ты упал и враг нанёс клинок,Они помогут встать и остановят рукуРазящего врага и взгляд их будет строг.
Совершенно предсказуемо Милана захлюпала носом, вытащила маленький платочек, уткнулась. Я мгновенно оказался рядом. Пытаясь успокоить, прижал к себе, но она вырвалась и убежала со сцены. Я ощутил себя полным идиотом. Зачем я её послушал? Обернувшись, я заметил Верхоланцева мрачнее тучи. Видимо, он давно наблюдал за нашими играми.
Я подошёл к краю сцены, спрыгнул вниз.
– Ну и что же ты ей такое сказал, козел?! – буркнул он.
– На рояле сыграл.
– А на балалайке сможешь?
– Нет.
– А на барабане?
– На гитаре ещё могу. На шестиструнке. Больше ни на чем, – сообщил я твердо, чтобы прекратить идиотские расспросы.
– Молодец, – протянул он насмешливо. – А рожу-то где расцарапал?
– Бандиты напали.
– Бандиты? Ух, ты, – ехидно прокомментировал он. – Ладно, сейчас ты чуть больше на мужика похож, а не на пидора.
В душу, будто вода из прорвавшейся плотины, хлынула ярость, я готов был развернуться и со всей силы врезать ему по морде. Но меня осенило. Он говорил то, что хотел бы сказать Мельгунову, но не осмеливался. На мне, беззащитном, бесправном человечке, можно сорвать зло, а сказать правду в лицо мегазвезде главреж не решался. И бесился из-за этого. Сволочь. Я разозлился и с моих губ чуть не сорвался жестокий вопрос, за каким хреном он убил Северцева, которого так любила Милана.
– Переодевайся и гримируйся, – хмуро добавил Верхоланцев, будто прочитав мои мысли.
Я вышел в коридор и направился к гардеробной, как вдруг меня схватил кто-то за рукав.
– Олег, мне нужно с вами поговорить, – услышал я хрипловатый голос.
Я обернулся и увидел Семена Непогоду, сценариста.
– Это не займёт много времени, – добавил он, и на его унылом лице появилось заискивающее выражение.
Он отвёл меня в комнатушку. Сигаретный дым висел столбом, хоть топор вешай, в куче исписанных бумаг, пепельницы с Монбланом окурков возвышалась пишущая машинка. Неужели сценарист до сих пор пишет свои опусы на древнем аппарате?
– Олег, садитесь, – быстро проговорил он. – Курите?
Я подумал, что табачного дыма и так слишком много и помотал отрицательно головой.
– Дмитрий Сергеевич предложил увеличить вашу роль. Я решил посоветоваться с вами. Ваше видение, что бы вы хотели добавить.
Я опешил. После такого мерзкого отношения ко мне главрежа, тот решил увеличить мою роль? Видимо, Мельгунов его довёл до ручки.
– Я бы хотел, чтобы мой персонаж выглядел благородней что ли. Не просто разбойник с большой дороги, а человек, способный на что-то хорошее, великодушный поступок.
– Так-так. Это интересно. И что именно вы хотели бы?
– Ну, скажем, этот пианист, к которому ушла Белла, убил кого-нибудь. Случайно. Белла обратилась бы за помощью к своему другу. Франко пытается замаскировать следы убийства, но все равно полиция выходит на след пианиста, и Франко берет все на себя. И его казнят потом, на электрическом стуле. Можно сделать под конец, что Белла флэш-бэком видит разные эпизоды из прошлой жизни, вспоминает о прошлой любви. Потом надпись: «Франко Лампанелли был казнён такого-то числа». Не слишком мелодраматично?
