Марина Серова - Умереть легко и приятно
– Не может быть! Наши только опечатали квартиру, и все.
– Кто же поставил новую печать?
– Сам не понимаю! Все очень и очень странно! – Лисовский поднял с пола симпатичного плюшевого медвежонка и посадил его на диван. Тот застыл в забавной позе «руки вверх», словно радостно приветствуя наконец появившихся здесь людей. Мне почему-то стало его ужасно жалко – его хозяйка больше никогда не возьмет его в руки и никогда с ним не заговорит, никогда не возьмет с собой в постель.
– Чертово дело! – сказал Лисовский. – Кто же мог здесь все перевернуть и заново опечатать квартиру?
– Это уж вам должно быть виднее! – ответила я. – Но, по-моему, в вашем ведомстве не все в порядке с кадрами!
– Кто бы сомневался! – махнул рукой Лисовский и направился в сторону кухни.
Я еще раз осмотрела комнату – до того как здесь учинили погром, она была оформлена скромно, но со вкусом. Стены были выкрашены в белый цвет и украшены необычными фотокомпозициями. Широкая тахта явно раньше была раскладным диваном, а японские циновки придавали комнате законченный стильный облик. Да, безусловно, здесь жил художник. Но вот именно, что жил…
– Женя! Идите сюда! – раздался голос Лисовского из ванной комнаты.
Здесь, кроме самой ванны, еще стоял стол, на котором был установлен штатив с фотоувеличителем и расставлены несколько пустых разноцветных кювет. Почему-то здесь неизвестные посетители, учинившие беспорядок в квартире, ничего не тронули. Наверное, потому, что, кроме вышеописанных вещей, здесь больше ничего не было.
– И где же ваш тайник? – спросил меня Лисовский.
– Где-то здесь! – ответила я, вспоминая, что мне рассказал Харламов. – Четыре плитки на левой стене, почти у самого пола! Это, наверное, под столом!
И я полезла под шаткое сооружение с фотоувеличителем. Здесь явно давно никто не убирал, пыли было гораздо больше, чем дохлых мокриц! Я начала выстукивать по кафельным плиткам около пола – ничего. Обычная кладка, и все! Стоп! Вот эти четыре плитки – они немного выделяются на фоне остальных, только они не около пола, а гораздо выше. Я попыталась их отодвинуть, но у меня ничего не получилось. Попыталась подковырнуть ногтем – чуть не сломала ноготь.
– Сергей! – крикнула я из-под стола. – Нужен нож!
– Сейчас! – ответил он и вышел на кухню.
– Вот! – Через несколько секунд он принес мне короткий кухонный ножик. – По-моему, пойдет! Может, я сам туда залезу?
– Спасибо – сама с усам! – пошутила я, беря нож.
Осторожно подковырнула щель теперь уже ножом. Плитки поддались – именно четыре, как и говорил Харламов. Подковырнула сильнее, и они выпали, открывая неглубокую нишу в стене, достаточную для того, чтобы разместить предмет размером с небольшую книжку, листов в двести. Плитки, кстати, оказались наклеены на кусок ДСП. Остроумно, ничего не скажешь! Просто и эффективно.
В нише лежала небольшая записная книжка. И больше ничего, но и этого, как мне подсказывала моя интуиция, было более чем достаточно.
– Вот! – Я вылезла из-под стола и показала Лисовскому то, что обнаружила в тайнике.
– Так-так! – Он с интересом взял у меня книжку. Из книжки выпал конверт.
Книжка была вся исписана мелким, убористым почерком.
– Дневник? – спросила я.
– Похоже! – ответил он. – Личные записи погибшей…
– А что в конверте?
– Сейчас посмотрим!
Сергей открыл конверт и аккуратно, за края, достал оттуда несколько прозрачных целлулоидных ленточек, по три-четыре кадра в каждой. Обычные желто-бурые негативы цветных фотографий.
– Ну как? Что там? – Сергей поднял один из негативов так, чтобы на него падал свет от тусклой лампы ванной комнаты. – Ничего не разглядишь! Какие-то люди, только и всего!
– Можно? – Я взяла у него негатив и направила его на свет.
Разобрать что-либо на мелком изображении, да еще с совершенно извращенными цветами, было практически невозможно. Похоже было на какое-то собрание людей то ли на природе, то ли в большом помещении.
– Нужно срочно сделать с этого отпечатки! – сказала я, кладя негатив обратно в конверт. – Сможем это сделать прямо сейчас?
– Есть одно местечко! – сказал Лисовский. – Если, конечно, сейчас там еще не закрыто.
– Тогда вперед! Думаю, что больше нам здесь делать нечего!
Мы вышли из ванной и направились к двери.
– Завтра подниму вопрос о том безобразии, которое здесь было учинено! – сказал Лисовский, еще раз оглядывая бардак в квартире.
– Боюсь, что это уже не имеет смысла! Главное – то, что они искали, – у нас!
– Думаете, что искали именно негативы и книжку?
– Насчет книжки не знаю, а вот негативы – это наверняка!
– Что же, это вполне логично! – великодушно согласился он с моей точкой зрения.
Я тоже еще раз оглянулась на комнату Лены. Картина производила весьма удручающее впечатление, причем не столько своим беспорядком, сколько ощущением ее покинутости. С тахты взирал на меня осиротевший медвежонок. Мне снова стало его жалко. Не знаю зачем, но перед тем как уйти, я подошла к тахте и взяла его с собой.
– А вы можете быть сентиментальной! – улыбнулся Лисовский, увидев игрушку в моих руках. – Вообще-то это вещественное доказательство.
– Думаю, без него следствие ничего не потеряет! – Прижав медвежонка, я направилась к выходу.
Мы захлопнули дверь и спустились вниз. Выходя из подъезда, я заметила стоящую неподалеку темно-зеленую «десятку». В ней можно было разобрать два крупных грузных силуэта – водитель и пассажир рядом с ним. Свет в салоне был выключен – они просто сидели в машине. И наблюдали. И мне это очень не понравилось.
Когда мы сели в машину, я показала на «десятку» Лисовскому.
– Странная машина! Подозрительная!
– Машина как машина! – пожал он плечами.
– В нашей ситуации очень даже необычная! У меня нехорошее предчувствие!
– Нам сейчас главное сделать отпечатки и выяснить, что же все-таки на этих снимках.
– Ладно! – согласилась я. – Про какое место вы говорили?
Я осторожно тронула с места свой «гольф», при этом не сводя глаз с подозрительной «десятки».
Перед тем как наша машина завернула за угол, в сторону улицы, я успела заметить, что обе дверки «десятки» открылись и сидящие в ней типы вышли наружу.
* * *– Насколько я понимаю, нам сейчас нужна фотолаборатория! – сказала я Лисовскому, когда мы снова оказались на Московском проспекте.
– Есть тут одна… – сказал Сергей. – Надеюсь, что там будет все как обычно!
– В смысле? – удивилась я.
– Сейчас увидите! – усмехнулся он. – Давайте на Некрасова заворачивайте и там два квартала вверх.
– Хорошо! – Я сделала все, как он велел. Повернула на улицу Некрасова и проехала по ней два квартала вверх.
– Здесь направо и во двор. Ворота будут открыты.
Я повернула направо и въехала через открытые ворота во двор небольшого двухэтажного особняка, каковыми просто изобилует наш город.
– Неужели здесь есть лаборатория?
– Есть, если ее еще не пропили! – усмехнулся Лисовский.
Мы вошли в ветхий подъездик и по скрипучей лестнице поднялись на второй этаж. Еще снизу я слышала громкую музыку, но, только подходя к двери квартиры на втором этаже, я поняла, что она раздается именно из-за нее.
– Это здесь! – констатировал Лисовский, указав на эту дверь.
– По-моему, там отдыхают и совсем нас не ждут! – скептически сказала я.
– Там всех ждут! – ответил Лисовский и спокойно ее открыл – дверь была не заперта.
Мы оказались в тесном коридоре, в котором пахло мышами, какой-то строительной плесенью и одновременно коньяком и закусками. Громко гремела музыка, из глубины квартиры раздавался шум вечеринки – громкий смех, женский визг, мужской гогот и все прочие звуки, коими обычно сопровождаются подобные бесшабашные мероприятия.
– Мы точно попали по адресу? – Я недоверчиво посмотрела на Лисовского.
– По адресу! – спокойно сказал он. Этот странный опер явно был здесь уже не в первый раз.
Мы прошли по узкому коридору до высокой двухстворчатой двери, за которой и происходило все безобразие.
– Добро пожаловать в сумасшедший дом! – с этими словами Лисовский распахнул створки двери передо мной. И я вошла…
Это была большая комната с тремя высокими окнами. По крайней мере, мне так показалось. Дело в том, что свет в комнате был выключен, и мне пришлось довольствоваться вспышками какой-то цветомузыкальной установки, в такт ритм-энд-блюза перемигивающейся по углам просторного помещения.
В углу на столике был установлен небольшой «миди» «хай-фай», изрыгающий ту самую музыку, которую было слышно снаружи. Рядом с ним находился хорошо оформленный стол с бутылками и разного рода холодными закусками. В центре комнаты танцевали человек десять. Приблизительно поровну мужчин и женщин. В общем, это была самая обычная тусовка, или сейшен, – это уж как кому хочется сие мероприятие называть.
