Яна Розова - Мост над черной бездной

После того как дорога была заброшена, вокзал был экспроприирован у акционерного общества владельцев дороги и приспособлен к нуждам послевоенного времени – в него заселили людей, потерявших жилье в Гражданскую войну.

Жильцы некогда весьма достойного здания, ясное дело, плевать хотели на историю каменной коробки, в которую их вселило новое правительство. Они обживались, переустраивая норки под свои бытовые потребности – закладывали кирпичом огромные окна, у которых больше никогда не остановится паровоз, отбивали лепнину с потолков, боясь, что она будет валиться им на голову, выкорчевывали гранитные плиты пола или накрывали их более дружественными к босой человеческой ступне деревянными досками.

Клумбы, некогда украшавшие площадь вокруг вокзала, жильцы порезали на огородики. Над огородиками протянулись нити бельевых веревок, на которых развевались на ветру подштанники и серые простыни пролетариев.

Быт поглотил прогресс окончательно.

К площади, на которой стоял старый вокзал, вела узкая извилистая улица Казачья, признанная самой аварийной во всем городе. Паша преодолел ее на такси с легким мандражом в коленях, возникавшим всякий раз, когда навстречу машине выскакивал из-за поворота какой-нибудь лихач.

Приехав к старому дому, построенному из крупных блоков ракушечника, Седов с удовольствием рассмотрел когда-то респектабельный фасад. Пашке очень понравилось здание А, видно, оттого, что его несколько раз хорошенько стукнули по голове, он вдруг увидел черно-белую картинку из документальной съемки. Откуда ни возьмись появилась железнодорожная платформа, по ней ходили люди, одетые по моде начала XX века, и прямо на Пашу мчался черный грохочущий паровоз.

Седов фыркнул, мотнул своей больной головой – видение исчезло. Он позвонил в калитку.

Перцев вышел к нему, предложил покурить и посидеть на веранде.

– Я целый день в доме, – пояснил он. – Уже задыхаюсь.

– Девушка в порядке?

– Я что – педофил? – возмутился многодетный отец. – Чего с ней сделается в моей квартире? Ее охраняет человек.

– Он вооружен? – спросил Пашка, сам не зная почему.

– Конечно!

Работодатель пожелал узнать, почему Паша так уверен, что Бусько не убивал его сына. Паша рассказал все, как ему представлялось.

– Ты должен отдать им дочь и не высовываться из дому до тех пор, пока они не уедут из страны. И свои планы отложить.

– Мы уже на «ты» перешли? – спросил Перцев. – Ладно, так будет лучше. Но…

Вдруг дверь дома распахнулась и на ступеньки веранды выскочила невысокая полненькая девушка лет пятнадцати, в руках у нее был пистолет.

– Давайте ключи от машины! – закричала она, направляя оружие на Перцева и Пашу.

Они сидели рядом, так что оба хорошо разглядели черную дыру ствола.

– Маша! – Седов встал. – Произошла ошибка, мы сейчас ее исправим. Я приехал, чтобы отвезти вас к маме и папе, понимаете?

Девушка не понимала.

– Ключи! – орала она. – Давай ключи, м… а! А ты – сядь.

Паша сел, но не замолчал:

– Маша, Машенька, опустите пистолет! Тут никто вам не угрожает. Это была ошибка!

И тут над его головой разлетелся в щепки деревянный плинтус.

– Я умею стрелять! – подтвердила Маша свой выстрел. – Заткнись! Ключи!

– Никита Львович, дай ключи! – сказал Паша, не сводя глаз с девушки и ее пистолета.

Перцев пребывал в легком шоке. Паша повторил требование, но Перцев опять не шевельнулся.

И тут Маша выстрелила снова. После первого выстрела, попавшего в стену на уровне плеча Седова, последовал второй, пуля обожгла его кожу, прежде чем вошла в штукатурку.

Зашипев, Паша схватился за плечо.

Только тогда Никита Львович вытащил из кармана ключи от своего БМВ, стоящего во дворе, и протянул Маше.

– Бросайте, и без фокусов! – крикнула она хрипло, срывая голос.

Перцев бросил. Ключи упали на мощеную дорожку, девушка подняла их и, пятясь, держа на мушке двоих мужчин, отступила к машине.

– Откройте ворота! – приказала она, садясь в БМВ.

Глянув на растерянного Никиту Львовича, Паша встал и пошел открывать.

Машина вырвалась на волю, как пробка из бутылки шампанского. Сыщик смотрел ей вслед, прикрывая ладонью пылающую царапину на плече.

Спустя минуту со стороны улицы Казачьей донеслись взвизг тормозов и звук удара. Словно бы ожидая этого, Паша сорвался с места и понесся к месту аварии.

БМВ оказался размозжен груженным камнем грузовичком «Газель». Увидев искореженный металл, услышав стоны водителей «Газели» и «ауди», пострадавших достаточно серьезно, Паша вызвал МЧС. Потом заглянул в машину Перцева. Лицо Маши было чистым и безжизненным.

Как позже узнал Седов, БМВ врезался в поднимавшуюся ему навстречу «ауди», завалился на бок и через полметра уперся правым боком в каменный забор, стоявший на повороте. Тут в бумер въехала «Газель» с кирпичом, которая пыталась обойти резко затормозившую посередине дороги «ауди». Удар был настолько сильным, что позвоночник девушки оказался сломан. Она умерла мгновенно.

Неравный бой

– А почему ты из милиции ушел? – спросил Перцев Пашу. – Я знаю, что ты по натуре воин, как и я. Но я поумнее – воюю за себя, а вот ты…

Солнце зашло за горизонт, вечер угасал.

Прошло три дня со смерти Маши Бусько. Прогрессивный бизнесмен и рыжий сыщик сидели в самой большой комнате темного дома. Комната эта с уходящими в темноту потолками была частью зала ожидания Малогрязнушкинского железнодорожного вокзала.

Перцев выкупил дом год назад, лишь только заболев своей железнодорожной горячкой. Он ничего не изменил в купленном доме, лишь слегка подремонтировал его (исключительно в целях безопасности) да провел канализацию (почти восемьдесят лет жильцы этого дома пользовались уборной во дворе). Выбрав для жилья несколько помещений первого этажа, Никита Львович обставил их самым необходимым из мебели, на том и закончил – временно.

Полчаса назад человек-паровоз поделился с Пашкой планами: вот, построит он дорогу, а к открытию ее подарит городу отремонтированный вокзал. Пусть помнят его люди!

Только рыжий сыщик сильно сомневался, что планы его клиента сбудутся, а пока они вдвоем сидели на полу и пили водку. Третьи сутки осажденные в здании старого вокзала спали по четыре часа в сутки, питались консервами и ждали начала боя.

И Седов, и Перцев оценивали обстановку вполне объективно: все было очень плохо, так плохо, что не передать. Смерть Маши Бусько положила начало предсказанной некогда Пашкой войне, хоть и не ту войну, не за то и не теми средствами он пророчил.

Откуда же было ему знать, что Никита Львович, деловой человек, похитит дочь другого делового человека! Не знал Седов и того, что Маша окажется ловчее большинства девочек ее возраста, исхитрится стукнуть по голове охранявшего ее мужика стулом и сумеет отобрать у него пистолет. Не знал, что за рулем она будет нервничать выше меры, попадет в аварию и погибнет.

А теперь Бусько пообещал Перцеву смерть за смерть дочери. Лишь услышав это, а обещание прозвучало в коротком, но крайне эмоциональном телефонном разговоре, Никита Львович отправил Элли с детьми в Москву. С семьей он командировал и своего бодигарда. Беспокойство Перцева за родных было Паше понятно, но сам он больше переживал за Никиту Львовича, поэтому чуть ли не силой заставил Перцева нанять мужиков из охранной фирмы. В полицию человек-паровоз обращаться отказался наотрез.

Сейчас охранники окружали дом снаружи, каждые полчаса докладывая, что они видят и слышат.

Бусько, пообещав Перцеву страшную кару, нападать не спешил. Он продолжал названивать Никите Львовичу, обливать его грязью, а мимо дома курсировали, как пограничные корабли на рейде, огромные «петербилты» компании «Альфа-Транс». Это была осада.

Осознав степень риска, Перцев предложил Пашке свободу от принятых обязательств, но тот уже не мог выйти из заварухи, судьба Перцева – в любом своем варианте – не дала бы ему жить, а точнее – пить спокойно.

Зато в здании бывшего вокзала он пребывал в состоянии алкогольного кайфа уже третьи сутки, вспоминая любимого своего Атоса и его легендарную осаду винного погреба. Только, в отличие от графа де Ла Фер, Седов не позволял себе напиваться, он поддерживал уровень опьянения на одном и том же уровне, когда мыслительный процесс не бурлил, а едва протекал, зато интуиция и реакции срабатывали в режиме автопилота. Только в таком состоянии Седов мог выдержать осаду, предпринятую Бусько.

И вот теперь он вслушивался в шум ветра за окном, едва обращая внимание на слова Перцева. Сыщик не слышал шагов охранников, и это его беспокоило. Наконец, кто-то тихо, как и положено по уставу охраны, прошел под окнами.

Пашка вздохнул с облегчением. Парни из агентства ему не понравились изначально – слишком уж самодовольные, бравирующие своими бронежилетами и правом носить оружие. Паша и сам имел такое право, но он хотел, чтобы все остались живы после буськово-перцевской войны, поэтому попытался предупредить парней о всей серьезности положения.