Елена Басманова - Кот госпожи Брюховец
– Нет, – растерянно пролепетала Мура, – я учусь на курсах.
– На акушерских? – выкатил еще сильнее глаза коммерсант.
– На исторических. – Мура строго сдвинула брови. – Изучаю древний мир.
– Уважаемая Мария Николаевна, сам Зевс послал меня к вам, – выспренне провозгласил красавец в белом и весьма прозаично добавил: – Прошу вас, не стойте у дверей, вас продует. Присядьте.
Он протянул руку к локтю девушки, но она уклонилась и шагнула к креслу для посетителей.
– Я, знаете ли, тоже из древнего мира, – усаживаясь напротив, шутливо продолжил коммерсант. Он повернул голову к провизору: – Упакуйте товар как следует и пошлите в гостиницу «Гигиена».
Крылья его орлиного носа затрепетали, уловив все сильнее распространяющийся рыбный запах.
– Род Ханопулосов, к которому я принадлежу, считает своим родоначальником кормчего Мене лая Канопа. Он похоронен в Египте, вместе с Юлием Цезарем.
– В наших учебниках пишется, что могила Цезаря утрачена. – Голос у Муры дрожал. – Как могло это произойти, если со времен Троянской войны прошло всего-то шестьсот лет?
– Шестьсот? – захохотал коммерсант. – Троянская война была две с половиной тысячи лет назад!
– Мне точно известно, что Гомер жил в четырнадцатом веке после Рождества Христова, – сказала осторожно Мура, которую года два назад судьба свела с потомком великого поэта, графом Сантамери.
– Нет, нет! – захохотал Эрос. – Он жил в восьмом веке до Рождества! Но прекрасной женщине по имени Мария не надо об этом знать! Знания вредят красоте! А вы, Мария Николаевна, – подлинная богиня зари.
Белая тонкая ткань костюма не могла скрыть мощную мускулатуру представителя славного рода. Мура старалась не смотреть на влажные темные губы и ослепительные зубы – его острые клыки, чуть длиннее и острее обычных, вызывали необъяснимое волнение.
Рок, судьба. Не случайно они свели ее с потомком гомеровского героя. Наверняка им дан обет молчания – и рассказывать о Троянской войне, подлинной, не мифической, первой встречной девушке он не станет.
– Пусть нас похитят прелестные девушки, и пусть мы проживем недолгую, но полную жизнь. – Эрос придвинулся к Муре, она отпрянула. – Не бойтесь прикосновений, они развивают чувствительность.
– Мне надо найти кота.
Мура встала и выглянула в окно – гроза так же неожиданно кончилась, как и началась, солнечные лучи отражались в капельках воды на стекле, на тротуаре и в помолодевшей листве веселились крохотные радуги.
– О, надеюсь, вы ищите не гостиничного кота, который зашел в мой номер и разлегся в моей постели? Я остановился в «Гигиене», очаровательный номер-«люкс».
Казалось, грек вызывал Муру на эротический поединок. Стоило ей ответить, что, возможно, это тот самый кот, – тут же последовало бы невинное приглашение в гостиницу. Мура натянуто улыбнулась.
– Это слишком далеко для моего кота. Пусть ваш спит спокойно.
– Пусть, – согласился грек. – Хотя самый спокойный сон – вечный.
– Не пугайте меня.
– Хорошо, не буду. Вы не возражаете, если я вас буду сопровождать в этих поисках? – игриво спросил Эрос Ханопулос.
– Не возражаю, – строго ответила Мура, она все-таки опасалась идти в трактир одна.
Демьяновский трактир располагался не слишком далеко от аптеки. В заведение сквозь хорошо промытые окна падал солнечный свет, его лучи скользили по пузатым бутылкам с зубровкой, зверобоем, спотыкачем, рябиновкой и еще Бог знает чем, расставленным на деревянной стойке, тянувшейся вдоль стены пустого зальца. Тучный лысый хозяин трактира склонился перед посетителями: юные состоятельные барышни, даже в сопровождении мужчин, нечасто заглядывали к нему в трактир. То, что хорошенькая барышня в мокром платье не простолюдинка, опытный глаз трактирщика определил сразу.
– Где тут у вас, дражайший, хоронится наш драгоценный Василий? – игриво поинтересовалась Мура, собираясь открыть ридикюль.
Присутствие блистательного грека придавало ей уверенности. Она едва сдерживала нарастающее возбуждение: неужели сейчас ей повезет и дело госпожи Брюховец удастся завершить?
– Не понимаю, сиятельная госпожа, о ком вы спрашиваете. – Трактирщик пытался прощупать намерение гостей.
– О коте, дражайший, о Ваське. Что тут неясного? – Господин Ханопулос проявляя признаки нетерпения, похлопывал десятирублевой купюрой о новенькое портмоне. – Сколько это стоит?
– Ежели он вас ждет, прошу следовать за мной, – шепнул тронутый щедрой платой трактирщик, – он в задней комнате.
Мура и Эрос вошли в уютную комнатку с притворенными ставнями: кота они не увидели. Мура заглянула под круглый стол, под кресло. Обвела помещение взором еще раз – и вздрогнула. Из-за шкафа мягко, словно крадучись, выступил представительный брюнет: высокий лоб, мощные надбровные брови над крупными светлыми глазами, прямой нос с широкими ноздрями, полная нижняя губа, темные усики.
– Господа, что вы ищете?
– Мы... мы... – Мура не могла отвести взора от запястья незнакомца, охваченного цепочкой, на которой посверкивал камешек винно-желтого цвета.
– Кого ты привел сюда, сука?
Незнакомец бросил испепеляющий взгляд на съежившегося трактирщика и в следующий миг в два прыжка достиг окна, сиганул в проем и исчез.
Глава 11
На другой день после трагедии в Воздухоплавательном парке доктор Коровкин проснулся поздно – и в прескверном настроении: во-первых, он не считал необходимым менять установившийся режим дня, а после вчерашней суматошной ночи время сна помимо его воли сместилось; во-вторых, он не любил, когда его будил телефонный звонок. А этим утром именно так и случилось – звонил Карл Иванович Вирхов: во время неурочного, позднего визита в Окружной суд Мария Николаевна, которую доктор дожидался внизу в коляске, так и не успела ничего рассказать следователю. Но именно стремлением сообщить нечто важное о взрыве в Воздухоплавательном парке она мотивировала свой внезапный каприз! Что же она тогда делала в кабинете Карла Ивановича?
Вчера, несмотря на поздний час, около дома на Литейном не стихала суета: в двери суда забегали какие-то люди – доктор предполагал, что это возвращаются агенты с донесениями. Один, босой, бесшумной тенью промелькнул мимо коляски и стремглав влетел в дверь...
Впрочем, ждал доктор недолго – весьма скоро Мария Николаевна Муромцева появилась в дверях Окружного суда и медленно прошествовала к коляске. Клим Кириллович усадил молчаливую Муру в коляску и велел ехать на Васильевский. В продолжение всего пути она была тиха и задумчива, изредка таинственная улыбка пробегала по ее губам. Клим Кириллович испытывал к младшей дочери профессора Муромцева сострадание: вместо беззаботного отдыха на даче девушка обрекла себя на изнурительную работу.
Проводив Муру до дверей дома, он ждал в коляске, пока в окнах профессорской квартиры не появится свет зажженной лампы... Но это была вчера.
После телефонного разговора с Вирховым Клим Кириллович, стоя перед зеркалом и соскабливая рыжеватую щетину со щек и подбородка, думал, чем же ему заняться? Постоянные пациенты его в большинстве своем разъехались по дачам, в душном Петербурге из знакомых остались немногие.
Клим Кириллович решил, что его визиту наверняка обрадуются «акварельные» сестры: Варвара и Александра Шнейдер. Варвара Петровна последний раз, когда доктор навещал «акварельную» квартиру, жаловалась, что у сестры болят глаза, не начинается ли «египетская болезнь»? В соответствии с рекомендацией доктора Арльта Клим Кириллович добыл лимоннокислую мазь, щадящее, простое в употреблении средство. Скляночка с лекарством умещалась в кармане визитки, не оттягивая его, и Клим Кириллович в кои веки решил расстаться на сегодня с саквояжем.
В скромной квартире сестер Климу Кирилловичу доводилось встречаться с художниками и литераторами, и, покидая их уютную гостиную, он всегда уносил с собой нечто свежее, волновавшее ум и воображение. До встречи с сестрами он никогда не задумывался, как окружающая повседневная красота – форма и цвет обыденных предметов, их умелое расположение – воздействуют на человека, не вполне понимал, что интерьер есть способ выражения души. Не случайно и розово-коричневая гостиная Коровкиных, залитая щедрым летним солнцем, в отсутствии тетушки выглядела необычно – будто все вещи скучали без любящей хозяйки!
Не приобрести ли в подарок тетушке одну из акварелей Шнейдер? Он видел у них чудные акварельные пейзажи и портреты. Сколько нежных, одухотворенных лиц! Иной раз и не верилось, что моделями для них служили обычные прохожие, едва ли не из низшего сословия.
Некстати мелькнула мысль об Ульяне Сохаткиной: вчера он собирался принять участие в судьбе несчастной молодой женщины, а сегодня им овладел скепсис. Доктору стало стыдно, хотя внутренний голос нашептывал, что соблазненная красавица, скорее всего, и не ждет помощи, – охваченная страстью к своему любовнику, она вряд ли сидит дома, дожидаясь неверного. Бегает за ним по городу, старается вернуть, клянется, что без него не может жить.
