Виталий Мелентьев - Сухая ветка сирени
– Узнаете? – спросил Николай у Тихомирова, протягивая ему схему.
Тихомиров мельком взглянул на схему и кивнул.
– Да. Это лощина возле совхозной овчарни и прилегающий к ней район. Крестики, по-видимому, могилы погибших. Ромбики… Да, а ромбики – некогда стоявшие там подбитые танки. Впрочем, их давно вывезли в металлолом. Ну-с, старые окопы… воронки… заросли сирени…
– Вы часто там бывали? – быстро спросил Грошев.
– Да. Даже сегодня.
Внутреннее напряжение, кажется, достигло предела. Десятки самых противоречивых вариантов мелькали в голове, и Николай, мгновенно, безжалостно отбрасывая их, отсортировывая факты и фактики, тасовал их, расставляя в самых невероятных порядках, пока не родилась догадка.
– Скажите, Александр Иванович, свою машину вы перекрашивали не только из эстетических соображений?
Тихомиров быстро исподлобья взглянул на Грошева и хмуро кивнул:
– Вы правы. Мне не хотелось скандалов в этом тихом и для меня особом месте.
И тут к машине подошли старшина, Радкевичиус и незнакомый старший лейтенант милиции. Он представился:
– Инспектор госавтоинспекции Новак. Прибыли вам в помощь.
– Очень хорошо, товарищи, – обрадовался Грошев. – Сейчас составим акт изъятия денег из машины… – Он осекся, потому что чуть не сказал «инженер-подполковника», но вовремя вспомнил, что сейчас это воинское звание нужно употреблять с приставкой «в запасе». Нужно было сказать «гражданина» или, что в таких случаях говорится гораздо реже, «товарища».
И тут он уловил настороженный взгляд старшего лейтенанта Новака. Для него, кажется, было очень важно, как назовет Грошев Тихомирова. И Грошев твердо сказал:
– …товарища Тихомирова.
Старший лейтенант отвел взгляд и протянул руку Тихомирову.
– Здравствуйте, товарищ подполковник.
– Здравствуйте, Новак, – ответил Тихомиров, пожимая руку. – А вы, кажется, в чем-то усомнились?
В голосе Тихомирова звучала ирония. Новак воспринял это как должное. Он пожал широкими плечами:
– Возможно… Такая работа. Всему верь и все проверяй. Ведь и вы, сколько помнится, так учили…
Тихомиров внимательно всмотрелся в лицо старшего лейтенанта и кивнул:
– Пожалуй, правильно.
Грошев обратился к Радкевичиусу:
– Скажите, у вас нет специалиста по сирени? Любителя, какого-нибудь селекционера? В крайнем случае, толкового биолога или краеведа?
Оперативник подумал, приглядываясь к Грошеву, – слишком уж весело-деятельным казался он в эти минуты.
– Разве что в средней школе…
– Хорошо. Александр Иванович, наши все равно на дневке, а машина у вас в порядке, как я понимаю. Может быть, поможете нам довести дело до конца? Чтобы ни у вас, ни у нас не осталось ни малейших сомнений?
Спокойно-уверенное, веселое и деятельное настроение следователя, кажется, заражало всех, и Тихомиров, подумав, с улыбкой кивнул:
– Ладно… Будем действовать, как учили: всякое дело или решение обязательно доводить до конца.
Они распрощались со старшиной и поехали в местную среднюю школу, потом разыскали биолога и показали ему сухую ветку сирени.
– Вы не смогли бы определить сорт этой сирени?
Биолог – пожилой, тучный мужчина – долго нюхал тронутые ржавчиной увядания белые лепестки, рассматривал их на свету и, наконец, нерешительно сообщил:
– По-моему, это так называемая обыкновенная русская сирень. Отличается стойким запахом и неприхотливостью.
– А вы смогли бы по этой сухой ветке найти живой, растущий куст, с которого она сорвана?
– Не знаю… Не ручаюсь… Я ведь не специалист по сирени.
– А специалиста вы не знаете? Такого бы, который не только занимался сиренью, но и знал местные ее сорта?
– Не знаю… – Биолог, сомневаясь, крутил большой лысеющей головой. – Дело серьезное, по-видимому… Впрочем, есть тут на хуторе один старичок. У него, сколько помнится, есть неплохая коллекция… Но впрочем, ручаться не могу…
На захлестнутом зеленью хуторе старичок-любитель, смешно поддергивая сползающие ватные брюки, тоже нюхал и рассматривал ветку сирени, но уже под лупой, и авторитетно подтвердил – обыкновенная русская сирень, однако в этих местах она редка: ее вытеснили махровые сорта. А жаль. Русская сирень, пожалуй, наиболее пахуча и неприхотлива. Она служит незаменимым материалом для подвоев в экспериментах, и настоящие селекционеры очень ею дорожат.
Собираясь в дорогу, любитель обстоятельно расписывал все достоинства сирени, потом рассказал, как работает он и как работают другие. В одиночестве, на хуторе, он редко встречался с посторонними людьми и теперь рад был поговорить о своем любимом деле.
29В лощине он оторвал от сухой ветки листок, еще раз понюхал его, осмотрел и, кажется, даже лизнул и вместе с местными работниками ушел влево от начала лощины. Грошев, Тихомиров и биолог пошли вправо.
Парило, прошибал пот, биолог дышал часто и шумно, но двигался быстро, решительно. У очередной сиреневой заросли он останавливался, срывал листок-другой и коричневато-бурые метелки соцветий, нюхал их, сверял расположение прожилок, их форму, небрежно выбрасывал сорванное, фыркал и шумно шел дальше.
Они добрались уже до того места, где лощина как бы впадала меж пологих высот в просторную долину. Отсюда открывались далекие дали, было особенно много оплывших воронок, окопов и искалеченных кустарников.
– Какие здесь были бои! – вздохнул Тихомиров. – Какие бои! И вот все зарастает.
В его голосе прозвучали страстные нотки. Он как будто жалел, что жизнь заравнивает следы войны, и Грошеву это не понравилось.
– Скажите, как, на ваш взгляд, по каким ориентирам мог двигаться в этих местах человек, который что-то здесь спрятал? Разумеется, в пределах найденной схемы.
– Надо посмотреть схему.
Здесь, на местности, схема как бы ожила и быстро выдала свой главный секрет: все нанесенные на нее ориентиры можно было использовать при подходе к лощине со всех сторон.
– Мне кажется, что она составлена с таким расчетом, чтобы вывести человека куда-то в центр, – задумчиво сообщил Тихомиров.
– Пожалуй… – согласился Грошев. – Крупные ориентиры – истоки и устье, так сказать, лощины, овчарни, остатки хуторов, как правило, не нанесены – составляющий схему их отлично помнил. А вот мелкие – окопы, разбитые танки, которых на этот раз, к сожалению, уже нет, кустарник – нанесены достаточно тщательно. И по ним можно довольно просто выйти к нужной точке. Только вот к какой?
– Вот именно – к какой, – улыбнулся Тихомиров. – Я, признаться, не совсем понимаю ваш замысел.
– Поймете, если получится.
– Может быть, спустимся вниз, на дно лощины?
– Да. Но у меня к вам просьба. Не могли бы вы сделать – вы ведь, вероятно, все умеете – обыкновенный металлический щуп. Такой, каким на фронте саперы искали мины в деревянных или глиняных оболочках – их, как известно, обычные миноискатели не брали.
– Вы были на фронте? – с долей сомнения спросил Тихомиров.
– Конечно, не был. Но служил в армии. Уж что-что, а опыт войны мы осваивали довольно успешно. Поэтому и поиск веду, если вы заметили, по армейским правилам – от близких ориентиров к дальним. Чтобы ничего не пропустить.
Тихомиров усмехнулся, кивнул и пошел к машине делать щуп. Как у всякого истинного автолюбителя, у него в багажнике лежала своя маленькая мастерская с набором нужных и главным образом ненужных материалов.
Биолог исследовал последние заросли и вместе с Николаем спустился вниз. Группа Радкевичиуса тоже окончила осмотр склонов и стала спускаться вниз.
Биолог шагал тяжело, дышал еще более шумно и часто фыркал: его донимала жара. Внезапно он остановился, подался вперед, вглядываясь в заросли, и торжественно сообщил:
– Кажется, это именно то, что нам нужно!
Кусты росли возле большого оплывшего окопа. Неподалеку не столько виднелась, сколько угадывалась затравевшая полевая дорога. Когда-то она соединяла уже не существующие хутора, наискосок пересекая лощину. Грошев с досадой посмотрел на биолога. То, над чем он думал все последнее время, вряд ли могло произойти рядом с дорогой.
Но биолог уверенно шагнул вперед и решительно, шумно стал перебирать ветви. Теперь Николай ясно увидел, что здесь росли различные сорта сирени. Впрочем, на первый взгляд она не казалась разной. Те же стволы-ветви с буро-коричневыми метелками старых соцветий на вершинках, те же ровные, как стрелы, побеги-пасынки, те же жирные, глянцевитые листья, чем-то похожие на масть «пик» из карточной колоды.
И все-таки стоящий на обочине куст – поменьше, поскромнее – неуловимо, но отличался от остальных зарослей более темной, как бы концентрированной зеленью листьев и своим общим очертанием. Его побеги-пасынки теснее прижимались к собранным стволам-ветвям, и оттого куст казался не растрепанным, а собранным, законченным, как хорошая копна, оставшаяся после грабель опытного копнильщика. Такому кусту-копне не так страшны сильные ветры и глубокие снега. Стволы и побеги сообща прикрываются от них и одолевают ненастье.