Владимир Монастырев - Свидетель защиты

— Это все Кушелевич вам рассказывал?

— Кушелевич. У нас были такие отношения, что изворачиваться и врать мне он не стал бы. И потом, фальшь у человека, которого хорошо знаешь, нельзя не заметить. В общем, у меня ни на минуту не возникло сомнения в правдивости Кушелевича.

— А у следователя?

— Мне показалось, что и следователь ему поначалу поверил. С Кушелевича тогда взяли подписку о невыезде и только. Но потом дело осложнилось вот из-за чего: мать убитого написала в газету. Что вот, мол, сын ее ни за что, ни про что убит в лесу научным сотрудником заповедника, убийца разгуливает на свободе, а дело это хотят замять. В прокуратуру полетели запросы от вышестоящих, а в таких случаях все мы теряем равновесие и торопливо начинаем принимать меры. Никто, конечно, дело это заминать не собирался, просто следствие шло спокойно, а тут заспешили. Кушелевича арестовали, и следствие стало склоняться к тому мнению, что стрелял Кушелевич, превысив необходимый предел обороны.

— А Кушелевич?

— Продолжал стоять на своем: не стрелял, а значит, и не убивал.

— Но вы сказали, что один ствол его ружья в тот день выстрелил? — спросил Андрей Аверьянович.

— Кушелевич говорит, что стрелял еще утром, ранил волка, но тот ушел в чащу, и преследовать его он не стал. Этот разряженный ствол, конечно, улика, но и Кушелевичу не верить оснований у меня нет: вел-то он себя не как убийца, то есть с точки зрения убийцы предельно глупо, а он далеко не глуп.

— Мог растеряться и наделать глупостей.

— Нет, на него это не похоже.

— И как же он поступил, когда упал этот Моргун?

— А вот как: подбежал к нему, перевернул на спину, послушал пульс и убедился, что Моргун мертв. Пуля попала ему в горло, и он сразу захлебнулся собственной кровью. Оставив все, как было, Кушелевич поднялся к туристскому приюту и привел оттуда людей. Там как раз располагалась на ночлег очередная туристская группа. До приезда следователя возле убитого дежурили сторож приюта и туристы посменно. Об этом тоже позаботился Кушелевич. Ну, допустим, он, увидев против себя Моргуна с ружьем в руках, испугался и выстрелил первым. Моргун убит. Испуг и растерянность прошли. Кушелевич мог бы выстрелить из ружья убитого и потом сказать, что защищался, ответил выстрелом на выстрел. Мог бы, наконец, просто уйти, его же никто не видел. Почистил бы ружье, зарядил снова и — никаких следов не осталось. Мог бы еще что-то придумать, если бы хотел выкрутиться. Но он не выкручивается и ничего не выдумывает.

— Но улики против него?

— Увы. Кроме всего прочего, оказалось, что у Моргуна в патронах были дробовые заряды. В сумке нашлись патроны и с картечью, а в стволах — бекасинник. Вроде бы выходит, что он и не собирался стрелять в Кушелевича, не угрожал его жизни.

— Но Моргун оказался на территории заповедника с ружьем, это нарушение закона?

— Которое можно квалифицировать как неумышленное. При желании.

— То есть?

— Это случилось на границе заповедника.

Андрей Аверьянович, сказав «м-да», встал, подошел поближе к голове зубра и, заложив руки за спину, долго разглядывал ее.

— Трудно будет защищать Кушелевича? — опросил наконец Валентин Федорович.

— Трудно защищать интересы человека, который вызывает антипатию, неприятен.

— В таких случаях можно отказаться, наверное?

— Не всегда, хотя бы потому, что самый отвратительный преступник имеет право на адвоката.

— Надеюсь, Кушелевич не вызовет у вас антипатии.

— Будем надеяться, — сказал Андрей Аверьянович. — Когда расследование заходит в тупик, французы говорят: ищите женщину.

— «Шерше ла фам», так кажется? — усмехнулся директор.

— Так.

— В данном случае французский опыт неприменим. Кушелевич отличный семьянин, любящий муж и отец. Нет, женщину искать тут бесполезно.

— А Моргун? — спросил Андрей Аверьянович.

— Что Моргун?

— Может быть, с его стороны следует поискать?

— Насколько мне известно, — директор пожал плечами, — в деле женщины не замешаны. Разве только мать убитого. Но французы, как я понимаю, мать в число этих самых «ла фам» не зачисляют.

— Ну, если так, — Андрей Аверьянович развел руками, — придется обходиться без французов.

2

На другой день, официально вступив в свои адвокатские права, Андрей Аверьянович познакомился с делом Кушелевича.

Следователь настойчиво спрашивал обвиняемого, точно ли, что Моргун был один, не видел ли он кого еще — до встречи с браконьером или после выстрела. Кушелевич отвечал, что не видел и не встречал до самого туристского приюта. В приюте были только туристы да сторож, который с утра никуда не отлучался.

И в поселке Желобном, допрашивая близких и приятелей убитого, следователь пытался дознаться, кто в этот день уходил в лес и с кем. Уходило восемь человек по разным надобностям, трое ненадолго, пятеро на целый день. Все они утверждали, что не видели Моргуна в лесу, когда и куда он ушел из поселка — не знали. Мать убитого показала, что сын не сообщал ей, с кем и куда уходит. И в тот злополучный день не сказал.

Андрей Аверьянович полагал, что любой из пятерых жителей поселка, уходящих в лес, мог отправиться с Моргуном или встретить его там. Так же, видимо, думал и следователь. Он постарался выяснить, кто из этих пятерых и как был связан с Моргуном. Установили, что трое — Павел Лузгин, Владимир Кесян и Виктор Скибко — его приятели. Но ни один из них в тот день Моргуна не видел, так они утверждали. И никаких доказательств того, что они знают об этой истории больше, чем говорят, следователь не добыл.

Обследование места происшествия не дало следствию вещественных доказательств. Пыжа от заряда не нашли, пулю — тоже, она пробила горло Моргуна навылет. Экспертиза засвидетельствовала, что стреляли не ближе чем с двадцати метров. Могли стрелять и с сорока, и с пятидесяти, но это стало несущественным после того, как провели следственный эксперимент на месте убийства и установили, что из того молодого пихтарника, на который указывал Кушелевич, нельзя было прицельно стрелять в Моргуна. А Кушелевич стоял на своем — стреляли оттуда. Он утверждал, что хотя стрелявшего и не видел, но явственно слышал, откуда шел звук выстрела.

После следственного эксперимента следователь, видимо, перестал колебаться и отбросил другие версии, если они и были. Осталась одна: стрелял Кушелевич.

Чтобы собраться с мыслями, Андрей Аверьянович, покинув прокуратуру, отправился побродить по городу. Он здесь не был года три и с любопытством оглядывал новые дома, площадь с бронзовым Лениным, энергично выбросившим руку. Центральная улица выглядела чистой, даже нарядной, строго под прямым углом пересекали ее другие улицы, широкие и одноэтажные, уходившие одной стороной в степь, другой — упиравшиеся в лесистый холм, за которым рисовались вершины гор, и казалось, что они совсем близко, стоят прямо за этим холмом. А до них было добрых полсотни километров.

«Так и у нас бывает, — пришло в голову Андрею Аверьяновичу, — кажется, истина — вот она, рядом, стоит только протянуть руку. А до нее идти и идти». Тотчас он усмехнулся и подумал: «Если подобные сравнения и сентенции станут часто приходить в голову, надо хлопотать о пенсии и садиться за мемуары».

Во второй половине дня Андрей Аверьянович получил свидание с подзащитным.

Николай Михайлович Кушелевич был высок, в плечах — косая сажень, когда здоровались, Андрей Аверьянович ощутил пудовую тяжесть и сдерживаемую силу его широкой ладони. И лицо у Кушелевича было широкое, с крутым лбом, с белесыми бровями, со светло-серыми, широко расставленными глазами, которые глядели на собеседника прямо и неотступно. Говорил он неторопливо, степенно, частенько произносил вместо «я» «а», и получалось у него не «упрямо», а «упрамо». Не надо было заглядывать в анкету Кушелевича, чтобы определить, что родился и вырос он в Белоруссии.

Сидел Николай Михайлович на табурете прямо, широко расставив тяжелые ноги в сапогах сорок пятого размера, руки спокойно лежали на коленях. Он рассказал Андрею Аверьяновичу то же, что и директор заповедника.

— Откуда раздался выстрел? — спросил Андрей Аверьянович.

— Стреляли у меня за правым плечом.

— Вы заметили — откуда?

— Я оглянулся на выстрел, но никого не увидел и бросился к Моргуну.

— Почему вы сразу бросились к Моргуну? Падение могло быть инсценировкой, чтобы побудить вас выйти из-за укрытия.

— Об этом я в тот момент не подумал. Слишком натурально выронил Моргун ружье и схватился за горло, никакой актер, наверное, так не сыграл бы. Убедившись, что Моргун мертв, я пошел к тому месту, откуда стреляли. Это метрах в тридцати от того места, где я стоял, там выделялся пихтовый молодняк, место приметное.