Диана Кирсанова - Созвездие Стрельца, или Слишком много женщин
– Мне кажется, я могу некоторым образом сказать, что было дальше, – задумчиво сказала Ада, продолжая тем не менее очень ловко управлять машиной. – Оба вы не слишком стремились к взаимным встречам. Судя по тому, что вы рассказали о девушке по имени Мила, она – Овен: небрежность в прическе и одежде, трудности с устройством личной жизни, безответственность и несерьезное отношение к самым серьезным вещам, преданность внезапно охватившей идее, которая моментально становится идеей-фикс. Конечно, она Овен. Да об этом можно судить уже по одному тому, каким способом она сделала вам предложение: образно говоря, просто приставила нож к горлу. Это Овен, Овен, находящийся под влиянием Марса. Такие люди обладают очень решительным характером и не подвержены сомнениям, считают свои интересы главнее чужих… А кроме того, они не очень-то ладят со Стрельцами, да и Стрельцы зачастую не испытывают к Овнам большой любви. Люди этих знаков обычно идут разными дорогами. Вот почему вам было неинтересно друг с другом. Да. Так и что же, до сегодняшнего дня вы больше не видели свою жену, простите – Милу?
– Нет, почему же… Я видел…
И я чуть было не застонал сквозь стиснутые зубы, так ярко встала перед глазами эта картина: такой же осенний, как и сейчас, день, кладбище, сырое от льющего без перерыва дождя. Ноги утопают в мокрой земле.
Маленький гробик – такой маленький и такой нарядный, что невольно вызывает воспоминание о красивых коробках, в которых в витрине «Детского мира» выставлены роскошные куклы ростом с настоящую маленькую девочку.
И бледное, словно восковое личико Азиды, которая лежит в этом гробу, чуть приоткрыв восковые губки.
И Мила, дрожащими руками поправляющая на ней какой-то покров…
– Я видел ее на похоронах Азиды.
Ада, нахмурив тонкие брови, живо обернулась:
– Что? Девочка умерла?
– Да. Через два года после того, как мы… как Мила ее удочерила. Это произошло так… внезапно. У малышки стала болеть голова, она не спала ночами, плакала. Ее сперва таблетками пичкали, потом назначили обследование и сразу такой страшный диагноз: опухоль мозга! Вот тогда после долгой разлуки я и увидел Милу. Тяжелая была встреча. Она билась на полу, кричала, завывала, как волчица… – я вздрогнул от этих воспоминаний. – У меня не так много знакомых в медицине, но подключили всех. Никто не обнадеживал. Все время говорили: нужна операция, нужна операция, оперировать надо в Германии, стоит очень дорого, сотни тысяч долларов, включая послеоперационный уход и реабилитацию. Мила действовала очень решительно – продала квартиру, оплатила все, что ей говорили. Но девочка умерла. Мы вместе ее похоронили.
– Вместе – это вы и Мила? – осторожно спросила Ада.
– Да. И еще Катя.
– Кто это – Катя?
– Катя? – Я задумался, как правильно сформулировать суть своих отношений с Катькой. – Она… ну в общем… Это девушка, с которой у меня в ту пору был роман. Так получилось, что мы учились в университете на одном факультете, и она… параллельно работала медсестрой, выхаживала Азиду. Не настоящей медсестрой из больницы, а патронажной, из Красного Креста. Она по собственной инициативе работала в этой организации, много делала для сирых и убогих… Я пришел навестить девочку, увидел возле ее постели строгую тоненькую девушку в белом халате. Мы разговорились и выяснили, что учимся на одном факультете. Так началось все…
– А, ясно. Сейчас у вас уже другая девушка?
– Да, – ответил я сухо, не считая нужным распространяться о том, что именно благодаря Катьке я познакомился с Мариной. Они были подругами. Близкими подругами.
Удивительное дело! Эта рыжая Ада своими простыми вопросами, которые она к тому же и задавала как-то очень умело, вызывала в моей памяти события и образы, которые я бы хотел забыть.
– И что же дальше случилось с Милой?
– Не знаю. После похорон я ее больше не видел.
– И не интересовались, как она?
– Интересовался. У Катьки. Она сказала, что, оставшись без дочери, и без квартиры, и вообще без какой-либо поддержки, Мила… опустилась.
– Что это значит?
– Что значит, когда человек опускается? – произнес я с досадой. – Стала пить, пить крепко. Пошла по рукам. Ела от случая к случаю, иногда и даже часто брала еду из мусорных баков возле ресторанов. Жить ей было уже негде, бомжевала. Потом и вовсе потерялась. Никто из нас больше не знал, где ее найти.
– А вернее говоря, никто и не пытался ее искать, – подсказала Ада.
«А не высадить ли мне ее из машины?! Несмотря на то, что она за рулем?!»
– Если угодно – да! – я сказал это резче, чем хотел. – Не интересовались. У вас есть еще вопросы?
– Да, есть один. Не пригласите ли вы меня на чашечку кофе?
Против ожидания, я очень обрадовался этому предложению. Было почему-то жутковато входить в свою квартиру одному, особенно… особенно после того, как серебряный голос Марины пообещал мне еще один сюрприз. «Я постараюсь прибыть туда раньше тебя, мой милый. Ты все-таки должен увидеть, что ты со мной сделал».
Посмотрим, что с тобой будет, когда ты увидишь, что я пришел к тебе не один, а с такой «соперницей», как Ада!
* * *В квартире было темно из-за опущенных штор. Это удивило меня, потому что, уходя, я обычно оставляю на кухне свет – не из страха, а просто потому что не люблю возвращаться в совсем темное помещение. Но в следующую минуту я вспомнил, что последней из моего дома уходила Рита, а она, конечно, не могла знать о моих маленьких странностях. Да я и сам не знал, что вернусь раньше вечера.
Поэтому я спокойно нашарил в прихожей выключатель, снял ботинки, а затем прошел через коридор в комнату. Неяркое солнце пробивалось сквозь ткань штор, окрашивая комнату в причудливые цвета и лишь чуть-чуть разбавляя царивший всюду полумрак. Сперва я только боковым зрением увидел неясные очертания фигур, в разных позах расположившихся в моей комнате.
И только когда включил свет…
…Марина висела под потолком точно в такой же позе – если уместно говорить о позе, которую принимают тела повешенных, – в какой я видел ее в гостинице. Грива темных волос была переброшена ей на лицо, одна туфля свалилась с ноги, вторая еле держалась на кончиках пальцев.
Увиденная вторично, эта картина уже не вызвала во мне того ощущения дикого ужаса, коим я был охвачен утром. А кроме того, я уже знал, что это все неправда.
Остановившись у дверного косяка, я демонстративно громко усмехнулся и продекламировал:
Я спросил сантехника Петрова:«Для чего у вас на шее провод?»Ничего Петров не отвечает,Только тихо ботами качает.
– Да, конечно, дорогая, у тебя было много времени, чтобы завести сюда и подвесить все эти свои приспособления, – сказал я, закончив декламировать. – Но второй раз этот номер не пройдет. К тому же я не смеюсь одним и тем же шуткам дважды. Кончай эту комедию и спускайся, если не хочешь, чтобы я взял ремень и наконец отделал тебя так, как ты этого заслуживаешь!
В ответ ни звука.
– Держишь характер? Ну держи, держи. Я тоже человек терпеливый.
Сказав это, я пересек комнату и сел на диван, демонстративно положив ногу на ногу. Я даже, наверное, закурил бы, если бы вообще курил.
Трудно сказать, что подумала обо мне Ада, когда вслед за мной вошла в комнату и услышала, как я разговариваю «с трупом». Но она не кинулась прочь из дома и не стала вызывать мне психиатрическую бригаду. Встав у дверного косяка, точно в том месте, где только что стоял я, и сложив на груди длинные белые руки, она без улыбки смотрела на Марину, а затем медленно перевела взгляд на меня.
Я сидел и насвистывал сквозь зубы.
– Что происходит? – спросила Ада.
– Цирк!
– И долго будет длиться представление?
– А вот до тех пор, пока дамочка не одумается и не спрыгнет!
– Она не спрыгнет, – серьезно сказала Ада. – Уж во всяком случае, не спрыгнет до Страшного Суда. Эта женщина мертва уже несколько часов.
– Да?! Вы глубоко ошибаетесь!
– Нет. Человек не может долгое время висеть до такой степени неподвижно. Разве вы не видите, что она не дышит? А впрочем, разговоры такого рода возле покойной…
Не договорив, Ада быстрым шагом пересекла комнату и одним движением отбросила волосы с Марининого лица.
Я замер, увидев распухшее багрово-синее лицо, вывалившийся язык, остекленевшие глаза – один полузакрытый, второй смотревший прямо на меня.
Да, это была Марина. И она, вне всякого сомнения, была мертва!
* * *На этом месте принято описывать состояние ужаса, охватившее главного героя после того, как до его сознания дошло, что он обнаружил труп, но я этого делать не стану. Во-первых, не хочется повторяться (все это я уже пережил тогда, в гостинице), а во-вторых, не так уж это приятно – признаваться в собственных слабостях.
Чтобы проскочить этот неприятный момент, следующие события я обозначу лишь пунктирно: прибывшая милиция допрашивала меня и Аду до самого вечера. В пятый, десятый, сотый раз я повторял, что понятия не имею, откуда в моей комнате взялся труп повесившейся Марины Дорониной, сухо, без лишних подробностей рассказывал историю нашего знакомства, вынужденно признавался в имевшем место романе, отрицал наличие у меня врагов…
