Анна Данилова - Ледяное ложе для брачной ночи
– Как вы странно рассуждаете. Неужели вам не жалко терять такое хлебное место?
– Но я пойму ее. Чтобы понять человека, достаточно поставить себя на его место. Я всегда так делаю.
– Да все ясно. И все же, кто этот человек, убитый? Какая страшная история!
– Я сказала – из дома ничего не пропало.
– Да, вы сказали – кроме шампанского.
– Значит, убийца не был вором: не жадный; и он мог быть вообще не убийцей; а человек этот, которого нашли в спальне, мог умереть, повторяю, естественной смертью. А вы, Тамара Петровна, никого не видели вчера днем? Вы же всегда дома, все и про всех знаете?
Тамара Петровна посмотрела на нее как-то странно, словно спрашивая себя, стоит ли говорить или нет. Но потом вдруг улыбнулась натянутой, искусственной улыбкой и отрицательно покачала головой:
– Нет, ничего такого не видела. И уж точно ничего не слышала. Никто не ругался, не кричал, не звал на помощь.
– Может, мужчина действительно просто умер, а мы тут думаем, что произошло убийство. Но они сами постоянно говорили: убийца, жертва. Вы попробуйте торт, я сама пекла. «Наполеон». Он очень сытный. Между прочим, и от торта тоже кусок отрезали. Знаете, так неприятно сознавать, что здесь, вот в этой самой квартире, были какие-то посторонние люди, ходили тут, как в своем доме, принимали ванну (эксперты прихватили с собой даже мокрое полотенце, представляете?), пили вино, закусывали моими салатами, тортом. И как они не побоялись оставаться здесь ради своих гнусных дел? Разве по тому, как выглядела квартира, – а я украсила ее цветами, такую красоту навела! – неясно, что ожидается торжество? Да я такое белье постелила – только для новобрачных! И вот на эту постель ложились какие-то люди, неизвестно, чем занимались… А потом еще один из них и умер. Какая мерзость! Я так поняла, что это белье не должно оставаться в доме. Простыню эксперты взяли на экспертизу, на всякий случай. А вот остальное – одеяло, подушки, наволочки… Ну не сжигать же все это?
– А вы себе оставьте, – Тамара Петровна как-то нехорошо посмотрела на Ольгу Ивановну. – Никто же не хватится. Постель-то небось тысячи и тысячи стоит!
– Да, все дорогое. Итальянское: сплошные кружева, ленты, розочки…
– А посмотреть можно?
– Можно. Я на полу в ванной разложила, смотрю и не знаю, как поступить. Все же чистое! Если и были следы, то на простыне, но я ничего не видела. Матрац тоже чистый. А вот байковое одеяло, что я стелила сверху, я сняла, уже сунула в стиральную машину.
Тамара Петровна долго рассматривала постельное белье, вздыхала, что-то бормотала про себя. Наконец, произнесла:
– Если хотите, я могу купить его у вас.
– Что, купить? Тамара Петровна, побойтесь бога! Я ничего не продаю. И прежде, чем я приму решение, что сделать со всем этим, я обязательно посоветуюсь и с Димой, и с его женой. А вдруг она окажется практичной, хозяйственной женщиной и сама решит, как с ним поступить. Нет, и не просите.
Она даже порозовела от смущения. И вдруг поймала себя на том, что жалеет, что была так откровенна с соседкой, которую, в сущности, почти не знала. Так, здоровались, когда встречались на лестнице, чай пили вместе, сериалы смотрели, когда Ольга Ивановна, переделав все дела, не торопилась к себе домой, в пустую квартиру. Ну и ладно. Рассказала и рассказала. Ничего не приврала, выложила всю правду. Но тогда почему эта рыжая Тамара Петровна смотрит на нее так, словно хочет ей что-то сказать? Или ей это только показалось?
– Спасибо за торт, – произнесла каким-то сдавленным голосом соседка. – Я, пожалуй, пойду.
– Как знаете. Только у меня к вам просьба – можете говорить обо всем, что я вам сейчас рассказала, спокойно, это не тайна. Только не слушайте, если вам станут рассказывать что-то плохое про моего хозяина. Дима здесь ни при чем. Понимаете?
– А я и так знаю, что ни при чем, – холодновато проговорила Тамара Петровна. – И вы, я думаю, понимаете, что именно… точнее, кого именно я имею в виду.
Ее уже давно не было в квартире, а Ольга Ивановна продолжала стоять в передней с выражением полной растерянности на лице. Что она имеет в виду? Или кого она имеет в виду? Неужели соседка что-то знает?
12
Поздно вечером Дмитрий дозвонился до Марка и выяснил кое-что о Концовнике.
– Мира, этот человек, которого убили, – врач, стоматолог, работает (точнее, теперь уже работал) в одной известной клинике. Я его лично не знаю, да и никогда о нем не слышал, а ты?
Мира посмотрела на Караваева и ничего не сказала. Все ее чувства за последние несколько часов притупились. После сытного обеда в ресторане они поехали сразу к Мире домой: не хотелось после всего, что произошло в доме Караваева, снова увидеть эти стены. Оба решили, что должно пройти какое-то время, прежде чем они смогут туда вернуться. К тому же следовало дать возможность Ольге Ивановне привести квартиру в порядок.
– Я не успокоюсь, пока не узнаю, почему это убийство произошло именно в моей квартире и какое отношение имеет этот стоматолог ко мне. Но, поскольку я не следователь и не представляю себе, каким образом надо действовать, чтобы найти убийцу или хотя бы выяснить, как эти люди проникли ко мне в дом, нам остается лишь ждать, что скажет Марк.
– Ну и напрасно. Я понимаю, конечно, что Марк – твой приятель, но все мы отлично знаем, как работает милиция.
– Прокуратура.
– Тем более прокуратура. Не знаю, как ты, Дима, а мне кажется, что и мы тоже должны что-то сделать, чтобы разобраться в этом деле. Раз так случилось, что мы поженились с тобой быстро, не успев узнать друг друга, мне придется тебе рассказать немного о себе. Самую малость.
Она придвинулась к нему и ласково, как кошка, обвила руками его шею, поцеловала в щеку.
– Я – очень деятельная. Это внешне я выгляжу очень спокойной, и движения у меня плавные, неторопливые. Но все это обманчиво. На самом деле я сплошное движение. И не могу ждать. Я крайне нетерпеливая. Но ты не бойся, это не самые плохие человеческие качества. Больше того, мой характер может сослужить нам неплохую службу. К примеру, я могу самостоятельно навести справки об этом Концовнике. Все элементарно. Я устраиваюсь на работу в эту клинику. Уборщицей. Пусть всего на пару дней, кто знает, сколько я собираюсь там проработать. За эти два дня я буду знать о нашем докторе все. Или почти все. И о его семье, и о любовницах. Уверена, что твой Марк со своими ксивами не узнает столько, сколько я, болтая с обслуживающим персоналом, с медсестрами. Дима, я вижу, ты удивлен? Но ты сам виноват – поторопился с женитьбой, не выяснив, с кем собираешься жить.
– Да я ужасно рад все это слушать, Мира! – воскликнул Караваев, внимательно разглядывая Миру, как если бы пытался в чертах ее лица увидеть нечто большее, чем видел раньше. – Разве это плохо – каждый день узнавать о своей женщине что-нибудь новое? Что еще ты можешь о себе рассказать?
– Я не вредная. Контактная. Решительная. Обидчивая, но и отходчивая. Очень люблю спать. Когда я сплю, мне лучше не мешать. Уважаю сон других людей. Потому что понимаю, каково это – быть внезапно разбуженной. Почти не пью. Разве что немного, для поддержания компании. После вина у меня, как правило, болит голова. К мужчинам отношусь с недоверием. Хотя нет, не только к мужчинам, но и ко всем вообще. Стараюсь никому не доверять – так спокойнее. Стараюсь ставить перед собой конкретные цели и добиваюсь их по мере возможности, но не любой ценой. Не могу сказать, что живу каждым днем, потому что постоянно что-то планирую. Ценю душевный покой.
– Надеюсь, что про клинику ты пошутила?
– Нет. Прямо завтра утром отправлюсь туда и постараюсь устроиться. Понимаешь, я должна быть уверена в том, что твоя квартира – чистая. И тот факт, что убийство произошло именно у тебя, – просто случайность. Ведь и ты об этом думаешь. Почему именно у тебя? Да еще и в день свадьбы, так? Может, это подстроила твоя бывшая жена?
– Не знаю. Но непременно расскажу Марку о том, что знаю, где найти мою бывшую жену. Мало ли что… Я, вообще-то, думал, что этот мужчина – твой бывший муж.
– Да, в таких браках, как наш, когда у каждого есть свое прошлое, нелегко делать вид, что начинаешь жизнь с чистого листа, – где-нибудь да и вылезет кусок этого самого прошлого.
Мира вдруг запнулась, ей показалось, что она слишком разговорилась. Ее положение жены, женщины, о которой Караваев имел, по ее мнению, самое поверхностное представление, нравилось ей куда больше, чем то, чем могла обернуться для нее ее же искренность и открытость. Тогда куда же она так спешит?
– Ну, почему ты замолчала? Я с таким удовольствием тебя слушал…
– Так я поеду завтра в клинику? Ты позволишь мне сделать это? Или же мне придется в случае, если ты не одобришь это мое решение, действовать тайно, невольно обманывая тебя?
– Ты ставишь меня в сложное положение. Но мне нравится уже то, что ты советуешься со мной. Хочется надеяться, что ты и дальше будешь вести себя как примерная жена.
