Жорж Сименон - Голубая комната
— С наступающим!
— Счастья тебе в Новом году!
Небо было ясное, воздух — сухой и бодрящий. Ребятишки раскатали ледяную дорожку посреди Новой улицы и катались по очереди. Почтальон молча отдал его почту, которую Тони обычно тут же просматривал.
«Счастливого нам года».
В груди у него защемило сильней, чем раньше. Он почуял в этом послании какую-то непонятную угрозу. Совершенно очевидно, что слова были тщательно подобраны, и он старался их расшифровать. Это «нам» — выдавало ли оно потаенные мысли Андре?
На этот раз письмо он сжег, потому что в Орно почти не было воды, а берега покрылись корочкой льда.
Утром следующего дня они втроем пошли поздравить Анджело. Отец почти все время молчал, избегая смотреть на внучку, и Тони казалось, он знает причину — она напоминала ему о погибших жене и дочери.
Ближе к вечеру они, как и в предыдущие годы, поехали к брату, который не мог оставить гостиницу и кафе.
Рано утром, когда они были одни на кухне, он крепко обнял жену, уткнулся лицом в ее плечо:
— С Новым годом, Жизель.
Почувствовала ли она, что он вложил в эти слова больше страсти, чем обычно? Поняла ли, что он встревожен и не очень верит в счастливый год?
— С Новым годом, Тони.
Она посмотрела на него, улыбаясь, как обычно, уголками губ, поэтому улыбка получилась скорее грустной, чем веселой.
С тех пор как Мариан пошла в школу, они с женой обедали вдвоем. Многие ученики приходили с отдаленных ферм за несколько километров и не могли ходить домой обедать, поэтому учитель устроил столовую, и Мариан, которая просто бредила школой, упросила родителей разрешить ей тоже там обедать.
— Это пройдет. Уверена, что на следующий год она поостынет.
Нелегко было Тони, сидя лицом к лицу с Жизель, скрывать свою тревогу. О чем они говорили? Оба боялись молчания и поэтому начинали разговор на любую тему, обмениваясь ничего не значащими фразами и отчего-то вздрагивая, когда вдруг повисала тишина.
Последнее письмо еще больше все усложнило. Андре почти приказывала ему, одновременно напоминая о том, что она посчитала обещанием. В письме было всего лишь два слова, написанных огромными буквами на всю ширину страницы:
«Теперь ты!»
Он, как всегда, вскрыл конверт прямо на почте, за столом, на котором лежали бланки телеграмм и переводов, ручка со сломанным пером и стояли фиолетовые чернила. Впоследствии он не мог вспомнить, что тогда почувствовал, но, видимо, ему стало нехорошо, потому что господин Бувье участливо спросил его из окошечка:
— Что, Тони, плохие новости?
Потом он рассказывал на суде:
— Я никогда раньше не видел его таким. Он был похож на человека, который прочитал свой смертный приговор. Он посмотрел на меня и ничего не ответил, я не уверен, что он меня вообще видел, а потом выбежал на улицу и даже не закрыл за собой дверь.
К счастью, в тот день он был на машине, нужно было заскочить на несколько ферм. Он ехал, глядя прямо перед собой, позабыв о клиентах, которые его ждали, ехал неизвестно куда, безуспешно стараясь истолковать эти слова как-то положительно, в то же время прекрасно понимая, что обманывает себя.
Андре просто-напросто хотела сказать: «Пришла твоя очередь. Слово за тобой».
— Как подумаю, сколько лет я потеряла по твоей вине!
Она не хотела больше терять время. Теперь, завладев им, она осуществит наконец свою мечту — мечту девочки, девушки, женщины.
Можно ли было поверить в то, что она так долго ждала Тони и ничто не могло отвлечь ее от навязчивой идеи?
Психиатр склонен был поверить. Возможно, ему были известны подобные случаи.
В сущности, она сказала ему следующее, выразив свою мысль в двух коротких словах: «Я сделала все. Теперь ты выполняй свою часть договора».
Иначе… Она почти угрожала. Он же ничего не ответил, когда она произнесла за его спиной:
— Скажи, Тони, если бы я была свободна…
И вот уже два месяца она была свободна, он не хотел знать, каким образом это произошло. Свободна и богата. Теперь всю оставшуюся жизнь она могла располагать собой, не отчитываясь ни перед кем.
— Ты бы тоже освободился?
Он не ответил. Наверняка в глубине души она понимала, что он нарочно не ответил. Да, конечно, тут как раз раздался пронзительно-яростный сигнал локомотива. Андре могла вообразить, что он ответил «да» или просто кивнул, соглашаясь.
«Теперь ты!»
Если отбросить возможность отказа, то какого решения она от него ждала?
Что он разведется? Что пойдет к Жизель и так вот прямо все ей и выложит…
Это было совершенно немыслимо. Он ничего не имел против своей жены. Он знал, почему выбрал именно ее. Он хотел взять в жены не любовницу-фурию, а именно такую женщину — и скромность Жизель вовсе не была ему неприятна, скорей наоборот.
Нельзя провести всю жизнь в постели, в переполненной солнцем комнате, в яростном сплетении обнаженных тел.
Жизель была его подругой, матерью Мариан, она первая вставала утром, чтобы разжечь огонь, поддерживала в доме чистоту и уют и не задавала ему вопросов, когда он возвращался домой.
Они состарятся вместе, став еще ближе друг другу, потому что у них будет все больше общих воспоминаний. Тони иногда представлял себе их разговоры, когда они почувствуют, что приближается старость.
— А помнишь, как безумно ты был увлечен?
Кто знает, с годами улыбка Жизель созреет и, может быть, до конца раздвинет ее губы. И, польщенный, он ответит, немного стыдливо:
— Ну, это слишком сильно сказано.
— Ты не видел, каким ты возвращался из Триана.
— Я был молод.
— К счастью, я тебя уже хорошо узнала. Я доверяла тебе, хотя иногда мне и становилось страшно. Особенно после смерти Николя — она ведь стала свободной.
— Она попыталась…
— Развести тебя? Ты знаешь, иногда я думаю — может, она любила тебя больше, чем я.
И тогда в наступающих сумерках, он возьмет ее за руку (почему-то эту сцену он видел на крыльце их дома, поздним вечером).
— Мне жаль ее. Мне уже тогда было ее жаль.
И вот, буквально в двух словах, ему приказывают покончить с Жизель.
«Теперь ты!»
Чем больше он думал об этих словах, тем более зловещими они ему казались. Андре не развелась — Николя умер. В комнате над лавкой никого, кроме нее, не было во время его агонии. Она дождалась, пока его сердце перестанет биться, и лишь потом пошла через сад позвать свекровь.
Неужели она всерьез думала о его разводе?
«Теперь ты!»
В ярости он стал выкрикивать, вцепившись в руль своей машины, даже не зная, где находится:
— Теперь ты! Теперь ты! Теперь ты! Теперь ты…
Как избавиться от этого кошмара? Пойти к Андре и твердо объявить ей:
— Я никогда не оставлю свою жену. Я люблю ее.
— А меня?
Сможет ли он ответить: «Я не люблю тебя»?
— Но ведь…
Она могла до конца выразить свою мысль, пристально глядя ему в глаза:
— Но ведь ты допустил, чтобы я убила Николя.
Он сразу подумал об этом, как и Жизель, как и многие жители городка. Это было всего лишь предположение — никто не знал, что произошло на самом деле. Возможно, она просто оставила его умирать, не оказав необходимой помощи?
Он, Тони, был здесь ни при чем.
— Андре, ты прекрасно знаешь, что…
Он не мог даже бежать от нее, уехав с семьей из Сен-Жюстена, — он еще не до конца расплатился за дом, ангар, оборудование. Он только-только начал вставать на ноги и обеспечивать семье относительный достаток.
Все это было ни на что не похоже, неправдоподобно. В конце концов он остановился перед каким-то кафе. Все так хорошо знали о его воздержанности в выпивке, что женщина, которая его обслуживала, не переставая следить за ребенком, игравшим на полу, посмотрела на него с беспокойством. Позже ее тоже вызвали как свидетеля.
Инспектора Мани трудно было смутить молчаливостью деревенских жителей, и он вызывал их для допроса столько раз, сколько ему было нужно.
— Хотите, я прочту вам свидетельские показания почтальона, относящиеся к последнему письму?
— Это лишнее.
— Вы хотите сказать, что он солгал, сказав про незакрытую дверь?
— Я ничего не хочу сказать.
— Фермер, с которым у вас была назначена встреча на то утро, позвонил, чтобы узнать — вы задерживаетесь или не приедете совсем. Жена ответила, что вы в дороге. Правильно?
— Да, конечно.
— Куда вы поехали?
— Я не помню.
— В общем-то, у вас превосходная память. В кафе «На четырех ветрах» вы выпили, и не пива, не вина, а водки. Вы очень редко употребляли алкоголь. Вы выпили подряд четыре порции, потом посмотрели на часы позади стойки и, казалось, очень удивились, что уже полдень…
Он ехал очень быстро, чтобы поспеть домой к обеду. Жизель поняла, что он выпил. В какой-то момент он разозлился на нее за это! Если он на ней женился, это не дает ей права следить за ним! Ему надоело, что за ним шпионят! Она промолчала, это правда, но уж лучше бы осыпала его упреками.
