Павел Стовбчатый - Записки беглого вора. Для Гадо. Побег
— Вообще-то ты прав. Тачка у него вместительная, я — в багажник, а ты — сзади, на полу. Вот только номера… Если запомнят, ей — крышка.
— Сначала пусть найдут труп. Сама она вряд ли расколется. Я пояснил ей, что к чему, сказал, что баб не пытают…
— Когда это?! Я что-то не слышал, — удивился таджик.
— У неё, здесь. Когда она звонила, — соврал я.
— Когда трахались! — уточнил Гадо. — Молодец, всеё успел!
— Оставь! Успеешь и ты, всё ещё впереди.
— Если Аллаху будет угодно, — взметнул он руки вверх. — Что будем делать со Свэ-тла-ной? Мы не решили этот вопрос, Кот.
Я встрепенулся, поняв, что именно он имеет в виду.
— В каком смысле?
— Да всё в том же… Смотри сам, конечно, но… Солдата-вышкаря спишем на Фрица, ему уже всё равно, а за этого могут и «разменять»… Кто знает, как оно обернется!.. С нашим прошлым багажом — запросто. Найдут труп или нет, а подумать надо. Ты как считаешь? — лукаво прищурился Гадо, «прокоцывая» «пульс».
— Никак. Получит свою долю и пусть валит на все четыре стороны. После того, как сядем на товарняк, — добавил я. — Если кого-то из нас и «разменяют», так даже лучше. Зачем тянуть лямку и ждать смерти пятнадцать лет? Мне лично всё равно, я не намерен сдаваться. Говорил тебе…
Гадо молча выслушал меня и ничего не сказал. Догадаться, о чем он думает, было довольно сложно. Он умел не выдавать своих мыслей, пряча их за непроницаемой восточной маской. Скорее всего, он взвешивал мой ответ. Но почему он спросил о Свете?
Неужели этот проныра сумел нас высчитать и что-то заподозрил? Не может быть! Я не сказал ей «да», просто выслушал, и всё.
«Но ты промолчал! — тут же услышал я другой свой голос. — Ты промолчал, и этим все сказано. Ты почти согласился с ней, да! Она убедила тебя в два счета, и ты поверил словам шлюхи! За подобное в зоне сажают на нож. Скажи ему сейчас, скажи, если ты думаешь иначе».
«О нет, только не это, — отмахнулся я от назойливой мысли. — Она слишком молода, эта глупая тварь. Я ненавижу и жалею её одновременно! Он же задушит её прямо здесь, не отходя от кассы. И мы погибли. Погибли! Возможно, он сам решил её убрать, тогда это меняет дело…»
Я говорил сам с собой, не надеясь найти ответа. Этой ночью кто-то из них умрет. Ясно как день. Вопрос лишь в том, кому уготована жизнь, а кому смерть. В любом из случаев я оставался в проигрыше, ибо мне хотелось сохранить их обоих. Логика и благородство мало что значили в этой бешеной игре, где ставкой была сама жизнь. Даже положившись на судьбу и заняв нейтральную позицию, я все равно, так или иначе, увеличивал чьи-то шансы и взваливал на себя груз. Тяжкий груз. Но и «сдать» ее ему я тоже не мог. Это было бы низко и не в моих правилах. Гадо, конечно, не мент, но какая разница, когда речь идёт о «сдаче» вообще, когда ты уже сказал «нет»?!
События развивались слишком стремительно, а «мадам» была еще той штучкой! Никакие шаблоны и стереотипы здесь не проходили, все походило на жуткий сон, но это был не сон.
Прошли всего сутки с момента нашего «отрыва», но как много они в себе вместили! Мысленно я поставил себя на место «клиента» и подумал о том, как все же беспомощен человек и как извилисты тропки судьбы. Ни богатство, ни могущество не спасают его от «западни», и там, где он надеется встать во весь рост, часто приходится падать. Ещё как!
Я ненавидел свою сентиментальность, но я кое-что и знал…
Например, то, что в мире существуют «Ищущие тебя». Такие же люди, как и ты. О них никому не известно, их вроде бы нет, но тем не менее для каждого человека планеты уготован «ищущий его». Мы и нас… Об этом мне однажды поведал один странный тип, настоящий шизофреник, объездивший не один дурдом страны. Разработав какую-то безумную теорию «справедливости несправедливого», он в результате свихнулся на ней и застрелил ректора института, не имеющего к нему никакого отношения. В моменты просветов шиз бывал весьма нормален и мог беседовать с человеком на любые темы, как настоящий энциклопедист.
На всякое человеческое состояние, утверждал он, всегда есть противоположное. И потому, как бы ни хитрил и ни приспосабливался человек, он все равно притянется к ищущему его, как тот к нему, и получит по заслугам. Борьба между ними неизбежна, даже если один из двоих — тихоня и святой. Возмездие, беды и несчастья он объяснял почти в том же духе, не мучаясь, как ветхозаветный Иов. Мышление людей не ставил ни в грош, сведя его к известным законам диалектики: накопил информацию — отринул ее, потом снова накопил — и снова отринул. И так виток за витком. Таким образом, по его мнению, мы растем и движемся неизвестно куда, но точно по плану и в нужные точки.
Самое главное, по мнению этого шизика, заключается в том, что всякий рожденный на земле человек не имеет никакого выбора вообще, хотя и живёт иллюзией такового. Из чего вытекает, что виноватых, а равно заслуженных в мире не существует, а все деяния и чувства предопределены до последнего вздоха.
К словам безумцев редко прислушиваются, особенно когда они просто болтают, а не доказывают на деле свои теории, но смысл их слов тем не менее навсегда оседает в нашей памяти. Так было и со мной. Года три я вообще не вспоминал о странном типе, с которым свела меня судьба, пока не наткнулся на похожие мысли в одном философском трактате. Кажется, его автором был француз. «Открытие» настолько взбудоражило и потрясло меня, что я решил проверить эту теорию на себе.
С тех самых пор я стал суеверным, но с одним-единственным суеверием, а тот идиот-шизик превратился для меня в гения. Я уже не верил ни в какое чертово «свободное волеизъявление» и плевал на так называемую «силу воли» — термин, придуманный дураками для дураков, как сказал психолог Владимир Леви. Впрочем, за это же время, благодаря «режиму содержания» и другим иезуитским «изобретениям» коммунистов, я и сам стал наполовину дураком, зачеркнув в душе не один десяток богов.
Уходя от «кумиров» и «авторитетов», я вновь возвращался к ним, а всякие смыслы приводили меня только к бессмыслию и суете. На каком-то этапе своей жизни я даже отказался от игры — единственной и настоящей страсти. Однако чуть позже вновь вернулся к ней, хотя и стал играть, как робот. Проигрывая две-три сотни долларов в карты — очень немалая сумма по лагерным меркам, я был спокоен, как памятник, и вовсе не сожалел о случившемся. Наоборот, мне было легко и смешно проигрывать, что приводило в изумление всех «катал» и приятелей. Проходила неделя-две, и проигранные деньги снова возвращались ко мне, часто в большем количестве.
Никто из моих знакомых, конечно же, не догадывался о том, что всему этому научил меня все тот же шизофреник, мечтавший о Лас-Вегасе и Монте-Карло. «Доведи себя до естественного состояния покоя и радости при игре, жди проигрыша, как дождя, не думай о выигрыше, и к тебе обязательно „притянется“ большая сумма, как притягивается она к дилетантам-везунчикам. И чем ближе к состоянию покоя ты подойдешь, тем больше в конце концов выиграешь», — говорил он мне, хотя я только посмеивался над ним в душе, полагая, что все зависит от мастерства и внимательности самого игрока.
О как я был наивен! Вряд ли тот шиз попал в Лас-Вегас. Скорее всего, он давно подох от чрезмерной передозировки отравы в какой-нибудь тюремной психушке, где даже зона особого режима и крытая кажутся раем…
* * *Я внимательно посмотрел на Гадо и увидел, как сильно он напряжён. Время для нас замедлило свой ход, чуть ли вообще не остановилось. Нет ничего худшего на свете, чем ждать и догонять. Хотя и здесь имеются свои плюсы…
Света появилась в коридоре, когда мы совсем измотались и отчаялись дождаться ее. Проходя мимо двери ванной, она легонько постучала по ней костяшками пальцев, и мы поняли, что час настал.
— Пошли, — кивнул мне Гадо, и я спокойно открыл дверь.
«Клиент» и Света лежали голыми на измятой постели, сбросив одеяло куда-то к ногам.
Увидев нас, она негромко, но испуганно вскрикнула, мгновенно села и потащила одеяло на себя, как и подобает. Голова «клиента» на какое-то время оказалась под ним, однако мы успели заметить ужас, застывший в его глазах. Это был почти паралич, шок, лишающий человека дара речи. Не давая ему опомниться и прийти в себя, Гадо, словно пантера, бросился вперёд и успел к ложу, когда «клиент» сдёрнул с себя чёртову тряпку.
— Один звук — и вы покойники! — прошипел таджик и угрожающе взмахнул пистолетом. — Руки за голову и на живот! Живо! — приказал он.
«Клиент» между тем ничего не понял и даже не пошевелился. Думаю, он не видел «ствола», точнее, не замечал его.
— На живот, сука! — ещё раз прошипел Гадо, и Света мгновенно перевернулась, открыв нам свою белую, упругую попку.
Увидев лежащую на животе подругу, «клиент» нехотя и заторможенно последовал её примеру и заложил руки за голову, как от него требовали. Я уже знал, что мне надлежит делать. Веревка и липкая лента лежали в одном из ящиков буфета. Через несколько минут «голубки» были аккуратно связаны и перевернуты лицами вверх.
