Марина Серова - Страсти оперной дивы
– Да кто ж ее разберет? Чего она там знает, чего не знает. Вобьет себе в голову… глупость какую-нибудь. Олюшке до нее и дела нет. У нее и без того… и роли главные ей дают, и мужики… все как один на нее заглядываются. Зачем ей на чужое-то зариться? У нее и своего… Да и не завистливая она. Что есть, тем и довольна. Вот Светка, она – да, она… все ей мало. Готова весь мир в карман себе загрести. А Ольга нет… Зачем ей? У нее и так все хорошо. И в театре ее любят, и зрители… поклонники тоже есть. Некоторые даже специально на ее спектакли ходят. Ну, там, где она главные партии исполняет. Светка-то думает, что популярность – она только в Москве водится. А настоящий талант…
В этот момент со сцены до меня донеслось знакомое похабно-развязное: «Ба-а-а… Изольда Измайловна!» – и я, наскоро допив остаток кофе, поспешила распрощаться со своей приятной собеседницей.
Но на сей раз тревога была ложной. Поскольку в непосредственной близости от Изольды находился сам Земелин, в этот раз, в отличие от случая в ресторане, отнюдь не пожелавший остаться безучастным к безобразным выходкам капризного Миши, ситуация очень быстро вошла в приличные рамки.
В момент моего появления на сцене все уже стихло, и только в сторонке в одной из боковых кулис, где очень близко друг к другу стояли Земелин и Миша, раздавалось чуть слышное назидательное бормотание одного и тягуче-невнятные ответы другого.
Вскоре Миша был отправлен в зрительный зал, а на сцене восстановлена рабочая атмосфера. Но, полностью переключив свое внимание на давно занимавшую меня загадочную персону, я упустила момент, когда от внимания этого ускользнула главная фигура, на которой оно должно было быть сосредоточено, а именно – сама Изольда. Отведя взгляд от успокоенного уже Миши, я оглядывала полную снующего народа сцену и не находила там никого, одетого в бежевое с золотом роскошное платье, в котором на сей раз должна была красоваться перед осветительными приборами приезжая дива.
Расспрашивать посторонних о том, куда подевалась клиентка, с которой сама я должна была не спускать глаз, было как-то неловко, и в создавшейся идиотской ситуации я изо всех сил пыталась сориентироваться самостоятельно.
Вскоре по некоторым фразам, которыми обменивались осветители, я догадалась, что ставят новый свет, и, предположив, что Изольда снова пошла переодеваться, я галопом помчалась по коридорам.
Пробежав, кажется, секунды за три путь от сцены до гримерки, при спокойном продвижении занимавший минут пятнадцать, я распахнула дверь и увидела свою подопечную, спокойно сидящую в кресле перед зеркалом и мирно беседующую с Аллочкой.
Наверное, выражение лица у меня было тоже не совсем обычное, так как при моем появлении обе женщины смолкли как по команде и испуганно уставились на меня.
– Женя… что-то случилось? – наконец произнесла Изольда.
– Теперь я вижу, что нет, – отдышавшись, ответила я. – Изольда, я могу попросить…
– Да, конечно, – озабоченно и со всем вниманием проговорила клиентка.
– Если в каких-то ситуациях тебя будет стеснять мое присутствие и ты захочешь куда-то отправиться самостоятельно, без сопровождения, будь добра, сообщай мне, пожалуйста, хотя бы направление своих передвижений.
– Ах, вот в чем дело, – облегченно вздохнув, произнесла Изольда. – А я уж было… Женечка, не сердись, пожалуйста. Я ходила в туалет, ну зачем мне было сообщать тебе об этом? Ты ведь, надеюсь, не пошла бы туда вместе со мной?
– Еще как пошла бы! Подобные укромные места – зона повышенного риска, и если кто-то задумает нападение…
– Да, Изольда, – не дослушав меня, комично вздохнула Аллочка. – Ну ты и влипла! Теперь и на толчке посидеть в одиночестве не дадут…
– На толчке сидеть никто не помешает, – не обращая внимания на ироничный тон, попыталась внушить я. – Но если вы хотите, чтобы безопасность была обеспечена, не стоит легкомысленно относиться даже к мелочам. Особенно к мелочам.
– Нет, Алла, Женя действительно права, – кажется, прониклась моей мыслью Изольда. – Я должна была сказать ей. Извини, Женечка, больше этого не повторится. Я постараюсь быть внимательнее… к мелочам. Действительно, мало ли… Вон, Витек опять задурит или еще что…
Покаянную речь прервала Наташа, появившаяся в дверях с новым костюмом, и в гримерной начался очередной процесс переодевания.
Снова облачившись в неземной красоты наряд, Изольда углубилась в коридоры, и я в качестве верной тени следом за ней.
На сцене уже не были слышны развязные выкрикивания неугомонного Миши, там царила деловая атмосфера и каждый был сосредоточен на своем. Земелин отдавал указания, осветители меняли лампы, музыканты настраивали аппаратуру.
На сей раз это была разудалая «Калинка-малинка», которую я лично как-то никогда не причисляла к романсам. Впрочем, их дело. Надо же как-то разнообразить репертуар. А то под неизменно тягучие звуки медленных песен зритель и уснуть может.
Но тут ни о какой медлительности и заунывности не было даже речи. Песне, и без того живой и стремительной, своеобразная аранжировка, еще больше усилившая накал, придала характер какой-то бешеной половецкой пляски. Поток неудержимых, несущихся со скоростью света звуков, из которых состояло вступление, вызывал очень сильные сомнения в том, что под эту, с позволения сказать, музыку можно успевать хотя бы произносить что-то, не то что петь.
Но поток неожиданно замер, и медленно и протяжно вступила Изольда.
Волновалась я зря, и куплет прозвучал в нормальном темпе, вполне совместимом с человеческим восприятием. Но на припеве, когда началась эта бесконечная: «Калинка-малинка, малинка моя», музыка снова рванула вперед, как гоночный автомобиль, и, напряженно застыв в боковой кулисе, я с неподдельным восхищением наблюдала за Изольдой, которая в таком неслыханном темпе умудрялась не просто проговаривать, а именно пропевать текст.
Накал все усиливался, и в тот момент, когда скорость и звук должны были достигнуть высшей точки и, как во вступлении, неожиданно смолкнуть, дав место следующему куплету, – в этот момент вверху, в непроницаемой тьме под потолком, скрывавшей загадочные механизмы передвижных ламп, что-то хрюкнуло, звякнуло, заскрипело, и, насилуя слух отвратительным скрежетом железа о железо, вниз на сцену полетел кусок конструкции с закрепленными на нем несколькими лампами.
Железяка летела прямехонько на Изольду, которая из-за громкой музыки, бьющей прямо в уши, кажется, так и не успела сообразить, что к чему, когда я, снова превратившись в кенгуру, в два прыжка подскочила к ней и, выхватив буквально из-под готовой уже разбиться о ее голову лампы, отшвырнула в сторону, закрывая корпусом от разлетающихся в разные стороны мелких запчастей.
Да, действовала несколько жестко, признаю. Но что мне оставалось? Тяжеленная железяка летела быстро, и до «стыковки» ее с Изольдой оставались считаные секунды. Некогда было заниматься разъяснениями.
Между тем на сцене буйный музыкальный поток, смолкший на сей раз не потому, что так было указано в партитуре, сменился совсем другими звуками. «Охи» и «ахи» оставшихся невредимыми счастливцев перемежались с резкими и не очень цензурными выкриками тех, кого задело, все галдели, возмущались, говорили что-то, переходили с места на место, и общий хаос и неразбериха делали сцену похожей на растревоженный муравейник.
Впрочем, серьезно пострадавших не было. Конструкция угодила на относительно свободное место, где в пространстве, оставленном исполнителю, царствовала Изольда. Музыканты, размещавшиеся на заднем плане, получили легкие ушибы и ссадины от запчастей, осветители и те, кто находился в зрительном зале и за кулисами, отделались легким испугом.
Однако, несмотря на отсутствие человеческих жертв, переполоху случай наделал не меньше, чем террористический акт в метро. Примчалась администрация во главе с Иосифом, появились какие-то незнакомые мне люди, деловито осматривающие обломки конструкции, но я наблюдала за всем этим лишь краем глаза, сосредоточив все внимание на Изольде, которой Чаркин и Земелин в четыре руки помогали подняться.
«Что за чертовщина? – недоумевала я. – Изольда только второй день в городе и уже несколько раз сталкивалась, можно сказать, лицом к лицу со смертью. Случайность? Не знаю, не знаю… Собака не могла сама по себе перейти из номера в номер, а уж про падение в фонтан нечего и говорить. Это было совершенно сознательно подстроено, причем на глазах у всех, и хотя Миша и пытался представить все это как невинную шутку (а что еще ему оставалось?), но если бы я вовремя не сориентировалась, все могло бы закончиться плачевно. А если бы меня там вообще не было? Не хочется и предполагать. Изольда все кивает на эту Ольгу, но ее пока и слыхом не слыхать, а вот Миша… Он всегда рядом, всегда наготове и появляется каждый раз в самый «нужный» момент…»
