Ким Ньюман - Профессор Мориарти. Собака д’Эрбервиллей
— В этом случае она бы к нам не обратилась. Судя по всему, мисс Адлер не очень-то любит делиться. И всё же согласилась расстаться с половиной вырученных денег.
— Но, Мориарти, у неё не было выбора. Кто ещё устроил бы для неё такое?
— Очевидно, только мы, Моран, — промолвил профессор и скрипнул зубами.
Потом он потянулся за часами. За все годы, что я помогал Мориарти, ни разу на моей памяти профессору не пришлось их доставать — так что самого хронометра я так и не увидел. Ведь всё и всегда происходило точно по расписанию. Новоиспечённые подчинённые быстро выучивались следить за временем, в противном случае им грозили очень серьёзные неприятности.
Не успел Мориарти дотронуться до болтавшейся на впалой груди цепочки, как Фэнни Замарашка вылетела из толпы и пнула полисмена.
Фэнни полных два десятка лет изображала десятилетнюю обездоленную сироту. И все верили: она чрезвычайно умело накладывала на лицо грязь. С таким же искусством записные красотки пользуются румянами и пудрой.
Сегодня Замарашка напялила на себя измазанный сажей наряд «пушечной сиротки» и надела тяжёлые деревянные башмаки, замечательно подходящие для избиения полисменов.
Её вопль («Ыдаг еиксйецилоп!») прозвучал в точности как ругательство на руританском (или на каком там языке они изъясняются{16}).
После пары-тройки весьма болезненных ударов в голень остолоп в форме схватился за дубинку.
Замарашка рухнула на ступени посольства, демонстрируя завидное драматическое дарование (пусть трагические актрисы с Друри-лейн кусают локти от зависти); по её лицу растекалась кровь — пошла в ход губка, пропитанная томатным соком.
Мориарти вручил мне булыжник и махнул рукой.
Я швырнул камень в разинувшего рот полисмена и сбил с него шлем (даром, что ли, однажды завалил бенгальского тигра при помощи крикетной биты).
Негодующая толпа ринулась на приступ. Мориарти подцепил меня ручкой зонтика и увлёк вперёд.
Распахнулись двери Боскольского дворца, и бежавшие в первых рядах заскользили по мраморному полу, словно банда пьяных конькобежцев. Трое стражников схватились было за сабли, но наши команчи мигом избавили их (и вообще весь первый этаж посольства) от оружия и прочих мало-мальски ценных безделушек. Скоро в витринах лондонских ломбардов появятся всевозможные кирасы, шлемы с плюмажами и иные вещи с гербом Эльфбергов.
Двери кабинета приоткрылись, и оттуда высунулась голова Запта. Мориарти подал сигнал, и на плечи шефа тайной полиции тут же легли руки двух дюжих молодчиков.
Профессор бочком подобрался к анархисту с самой окладистой бородой и предложил составить список требований. Причём парнишка ничуть не усомнился в том, что это его собственная идея.
Запт свирепо озирался, его усы дрожали от возмущения, но чумазые руки держали крепко.
На поясе у полковника болталась связка ключей. Мориарти взмахнул рукой, и мимо Запта промчался немытый мальчишка. Ключи таинственным образом исчезли.
— Пусть узнает на собственной шкуре, каково пришлось пушечным сироткам! — завопил я.
Толпа с восторгом принялась запихивать шефа тайной полиции в ближайшую каминную трубу (ногами вверх). Наш товарищ, бородатый анархист, уже успел выставить у дверей караульных и теперь размахивал древним револьвером под носом у ошеломлённых констеблей.
— Вы не имеете права нас трогать! — кричал он. — Территория Руритании объявляется собственностью Комитета свободных граждан из города Стрелсау. Любое действие, направленное против нас, будет расценено как британское вторжение.
Рядовой лондонский бобби подобные переговоры вести не приучен. Так что полисмены выловили первого попавшегося беднягу, отправили его за чашечкой чая и попросили анархистов не открывать огонь, пока не прибудет представитель Министерства иностранных дел. В ответ бородач пообещал до той поры не обезглавить никого из заложников.
Тем временем мы с профессором, никем не замеченные, проскользнули в кабинет полковника, сняли портрет и отперли сейф. Там лежал толстый запечатанный пакет. К великому моему сожалению, ни наличности, ни каких-нибудь завалящих сокровищ короны там не обнаружилось. Мориарти протянул мне добычу и огляделся по сторонам, удивлённо сдвинув брови.
— В чём дело? Слишком легко прошло?
— Нет, Моран. Всё именно так, как я и планировал.
Он запер сейф.
На улице зацокали лошадиные копыта и застучали подкованные сапоги. Боскольский дворец окружила толпа рьяных молодчиков в мундирах.
— Солдаты.
— Нам пора, — подытожил профессор.
Оказавшись в холле, Мориарти кивнул: наши команчи мигом прекратили расхищать ценности и отделились от прочих зевак, весьма озабоченных политическими вопросами.
Запт вывалился из трубы. Он был чернее трубочиста. По знаку профессора ему незаметно вернули ключи.
Мы покинули посольство через парадную дверь.
Команчи мгновенно растворились в толпе на улице.
Я столкнулся лицом к лицу с младшим караульным, который уже готов был послать дипломатию ко всем чертям и учинить-таки британское вторжение. Пришлось расправить плечи и отдать честь. Офицер послушно козырнул в ответ. Да, раз надев военную форму, уже никогда не потеряешь навыка.
— Вперёд, лейтенант!
— Есть, сэр, — отозвался он.
Мориарти, как обычно, сумел остаться незамеченным. Есть такие особые ящерицы, которые полностью сливаются с листвой; у него похожий дар — притворяться тусклым добропорядочным обывателем. Словно профессор вышел из омнибуса не на той остановке и угодил в самый разгар скандала, разумеется не имеющего к нему ровно никакого отношения.
Мы потрусили прочь. За спиной раздавались крики, выстрелы, звуки ударов и колокольный звон. Но мы-то тут совершенно ни при чём.
За углом нас поджидал кеб.
III
Мориарти пребывал в мрачном расположении духа — мерил шагами комнату, заложив руки за спину, и жевал фиолетовые пастилки собственного изготовления. Ими он пытался заменить сигареты. От частого курения у профессора давно пожелтели зубы и пальцы, но теперь он почему-то вбил себе в голову, что табак опасен для здоровья.
Я всё ещё кипел от возбуждения, и моё мужское достоинство требовало неотложного внимания. Может, отправиться вниз и разыскать Флосси или Пусси, или как там зовут ту миниатюрную блондиночку, слепую на один глаз? После охоты храбрецу прямая дорога в будуар. Этому я выучился в Индии и там же приобрёл ценный навык: как не упустить из виду бумажник, лежащий в заднем кармане брюк, пока эти самые брюки висят на спинке стула. Фифи. Её зовут Фифи. Настоящая француженка. И у неё имеется подружка. Вероника.
Профессор о чём-то напряжённо размышлял.
Принесли вечерние газеты и рекламные проспекты завтрашних изданий. Запт жаждал крови опасных революционеров и призывал старинного союзника Руритании — Королевство Великобритания объединиться и выступить в крестовый поход против мятежников. Нападение на посольство (и его персону), утверждал он, в равной степени оскорбляет и Викторию, и Рудольфа. В общем, типичное иностранное нытьё: «приходите и сражайтесь вместо нас».
В Стрелсау на улицах устраивали вооружённые стычки михаэлисты и рудольфисты. Многих арестовали. Писали, что Запт вернётся на родину и раскроет некую важнейшую тайну, которая позволит подавить революцию в зародыше.
Трофейный пакет лежал на конторке. Похоже, охота за фотографиями, так интересовавшими нашу даму, возымела забавный побочный эффект: выдуманная Мориарти революция вспыхнула всерьёз.
— Надеюсь, Мориарти, Ирэн успеет получить денежки за снимки, пока треклятая Руритания не полетела в тартарары. Она ведь ничегошеньки не получит, если всю знать развесят на фонарях в знаменитых садах и парках.
Мориарти что-то неразборчиво прорычал в ответ и удалился в тёмную каморку, где он разводил ос и размышлял о траекториях небесных тел.
Кстати, о небесных телах. Мой взгляд снова упал на пакет.
На нём красовалась большая красная и очень официальная на вид печать.
Я представил себе Ирэн Адлер, изгиб шеи, обтянутую шёлком ножку, пышные…
Никто же не говорил, что мы не можем взглянуть на добычу.
Я прислушался: Мориарти что-то насвистывал своим разлюбезным осам (значит, скорее всего, проторчит в каморке целую вечность), с лестницы не доносилось на звука, а миссис Хэлифакс было велено отказывать всем посетителям. Меня никто не побеспокоит.
Усевшись возле конторки, я зажёг газовый светильник и ловко поддел печать перочинным ножом — потом её можно вернуть на место, и никто ни о чём не догадается. Во рту пересохло, словно после многочасовой засады возле привязанного к дереву козлёнка, когда каждый миг прислушиваешься: не крадётся ли по джунглям большая кошка. Я налил себе полный стакан бренди (достойный аперитив для восхитительного зрелища) и, чувствуя, как к причинным местам приливает кровь, вынул содержимое из пакета.
